– Ну а внук-то что говорит?
– Я не спрашивал. Не знаю как. У меня в доме... Я ж блокадник! Пацаном тут всю родню схоронил, меня по Дороге жизни вывезти хотели, да машину разбомбило, из тридцати человек двое выжили, я да девчонка одна. Вместе выбирались, пока к ополчению не вышли. С тех пор и не разлучались. Женились, когда подросли. Правда, померла она рано, как Андрюшины родители погибли, так от сердца и померла. А мы вот вдвоем. Я ж его и вырастил. А он Гитлера читает! Ты бы поговорил с ним, Максимыч. Как официальное лицо!
– Может, он ради интереса читает? – Зорькин затосковал. Не хватало только, чтоб вот тут, в родном подъезде... – Как я ним поговорю? Откуда про книгу знаю?
– Ко мне в гости зашел да увидал! – пояснил Василий Поликарпович. – Неужели эта зараза свободно по стране ходит? Не запрещена, что ли?
– Запрещена.
– Ну вот! А ты по должности обязан.
– А еще чего подозрительное заметили?
– Вроде нет. Дома-то он редко бывает. То на работе, он же у меня институт закончил, программист, то с друзьями спортом занимается. Не пьет, не курит. Ты уж выясни, Максимыч, чтоб мне помирать не страшно было.
– А где он сам?
– Звонил, скоро придет. С девчонкой своей, Дашей. Хорошая девушка, уважительная.
Вот тогда-то они и выпили по первой рюмке, чтоб не всухую сидеть. Раз уж сосед в гости зашел, то домашней наливочкой не угостить грех.
Андрей с Дашей пришли минут через двадцать, и теоретически подкованный за последние дни Зорькин все сразу понял.
Парень – спортивный, накачанный, с крепкой шеей, в высоких многодырчатых тяжелых ботинках, очень коротко стриженный, хоть и не бритый, с тонкими белыми подтяжками под черной летчицкой курткой. Даша – высокая, худенькая, тоже в тяжелых, но каких-то очень кокетливых полусапожках на шнуровке, узких черных джинсах, со стильной короткой стрижкой – длинные косые пряди на висках и почти лысый затылок.
«Типичные скинхеды, – отметил Зорькин, – просто наглядное пособие по внешнему виду. Девушка-челси и парень-скин».
– Привет, дедуль, – ласково обнял деда за плечи внук. – Здравствуйте! – улыбнулся гостю.
Даша тоже приветливо поздоровалась.
– Вот, внучек, держу ответ перед органами за нахождение в дому запрещенной литературы! – делано бойко заявил Василий Поликарпович, поднимая книгу. – Зашел к нам сосед взглянуть, не протекло ли от них, а у тебя на столе это лежит.
– А что, нельзя? – спокойно взглянул на Зорькина Андрей. – Я не продаю, не распространяю, а читать вроде никто не запрещал.
– Где вы это взяли? – сухо, как у себя в кабинете, поинтересовался Зорькин.
– Купил, – пожал плечами парень. – На Невском, у Казанского.
– Что, прямо так свободно продавалась? – осведомился Петр Максимович, явно показывая, что не верит.
– Почему «продавалась»? И сейчас продается. А вы что, интересуетесь?
– Андрей, вы – скинхед? – в лоб спросил Зорькин, надеясь смутить парня этим неожиданным вопросом.
– Да, – так же спокойно ответил тот. – А что?
– Кто ты, внучек? – не понял дед. – Спорт такой, что ли?
– Скинхеды, Василий Поликарпович, это не спортсмены, – сверля глазами парня, проронил Зорькин. – Это – фашисты.
– Не пугайся, дед, – увидев, как побледнел и нервно засучил пальцами старик, улыбнулся Андрей. – Скинхеды – это не фашисты, это русские патриоты, самая прогрессивная и здоровая часть русской молодежи.
– А это к чему? – Дедок все еще держал в руках книгу. – Гитлера изучаешь?
– Изучаю, – кивнул Андрей. – Твоего любимого Сталина изучил, теперь сравниваю. Очень похоже!
– Да ты что! Да как ты! – Старик аж зашелся от возмущения. – Сталин – он же эту гадину уничтожил!
– Дед, не кипятись, – снова обнял его внук. – Ты ж сам меня призывал в историю вникать, вот я и вникаю. Еще вопросы есть, а то нам идти надо...
– У меня есть, – нахмурился Зорькин. – А кроме Гитлера ты еще что-нибудь читаешь?
– А как же, – насмешливо прищурился Андрей, – Библию. Дед с детства приучил.
– Библия плохому не научит, – закивал сосед.
– И как же, позвольте спросить, сочетается православие и фашизм? – ехидно полюбопытствовал Петр Максимович.
– Как? – Парень взглянул на гостя не то с сожалением, не то с превосходством, как на слабоумного. – Да вся наша идеология на православии построена! Вы-то сами Библию читали? Если читали, должны знать, что человечество началось с трех сыновей Ноя. Так вот, потомки Хама, того самого, это – нынешние негры, кавказцы и азиаты. Не зря Ной Ханаана проклял! То есть расовая война изначально была предопределена. И если бы церковь следовала Библии, а не лизала задницы властям, все бы уже стояло на своих местах, как положено.
– То есть ты православный, – едва вымолвил изумленный Зорькин, – ив церковь ходишь?
– С какой стати? В наших церквях бога нет. Не зря храмы горят.
– Какие храмы?
– Ну, недавно Измайловский собор сгорел, – вклинилась доселе молчавшая Даша. – А почему? На куполе православной церкви шестиконечные звезды намалеваны! Издевательство! Бог терпел-терпел, да не выдержал. Вот и спалил небесным огнем.
– А этот огонь, случайно, не скинхеды принесли? – мрачно спросил Зорькин, начиная кое-что понимать.
– Не знаю. Не видел, – качнул головой Андрей.
– Твою мать! – Петр Максимович глухо выругался. – Дед – блокадник, а внук... Господи, да как же вы среди этих ублюдков оказались? – тоскливо уставился он на ребят.
– А где мне надо было оказаться? – Парень присел на краешек стула и притянул Дашу к себе на колено. – В движении «Наши»? В церковном хоре? Или в быки к пахану пойти? А, забыл, еще можно было в наркоманы податься! Много дорог у нынешней молодежи, – он смерил Зорькина какой-то сочувственной ухмылкой, – президент и правительство денно и нощно над этим трудятся. Дед сказал, вы в органах работаете. Ну, тогда ваша позиция понятна. Раз скин, значит, фашист, бандит, полудурок. Так? А мы – другие! Ни свастику не малюем, ни «Россия для русских» не кричим, ни факельные шествия не устраиваем.
– А что ж вы тогда делаете?
– Пытаемся возродить в России культ славянского бога Белеса, знаете, может, бог плодородия. Мы с Дашей осенью даже родовой дуб посадили. Ну а если по большому счету, то наша цель – пробудить в народе национальную гордость и возродить великую Россию.
– Это как же? – Зорькин снова начал заводиться – видно, наливка уже тогда стала действовать. – Мочите всех, кто рожей не вышел?
– Не всех, – спокойно возразил Андрей. – Избирательно. Когда вот ее, – он кивнул на Дашу, – прямо у подъезда чуть хачики не изнасиловали, милицейский патруль сидел рядом в машине и сквозь стекло за всем этим наблюдал, а после того, как мы с ребятами этих черных раскидали и морды им набили, доблестные менты выскочили и на нас! Дед, помнишь, я ночь в ментовке провел? Если б не она, – он снова качнул Дашу на сильном колене, – загремел бы я за хулиганство. Еще бы и расизм пришили. Вот после этого я в скинхеды и подался.
– Чтобы хачиков мочить?
– Нет, чтобы восстановить Российскую империю и возродить монархию.
– Что? – в один голос ахнули гость и хозяин.
– А что? – повел бровями Андрей. – Ты, дед, строил коммунизм, а что построил? Вы, – он иронично взглянул на Зорькина, – строите капитализм. А я хочу монархию. Имею право.
– Под нацистским знаменем, – с вызовом сложил руки на груди Зорькин.
– Зачем под нацистским? В вас необразованность говорит. Наш бело-желто-черный триколор – это до семнадцатого года флаг Российской империи. И поклоняемся мы совсем не свастике, а кельтскому кресту – древнему символу солнца и восьмилучевому коловрату. Им, кстати, большинство древнерусских церквей украшено.
– Андрюша, сынок.. – Василий Поликарпович лишь горестно мотал головой.
– Не печалься, дед! – Внук дотянулся до старика и звонко чмокнул того в висок. – Ты сам меня учил, что у настоящего мужчины обязательно должна быть цель, ради которой не жалко умереть, а если ее нет, то и жить незачем. Так?