Если говорить о его кумире, то в первую очередь, конечно, на ум приходит В. П. Чкалов — та же отчаянная смелость. Но нет, его кумир — Михаил Михайлович Громов, великий профессионал и интеллигент, в любом полете думающий прежде всего о сохранении самолета и своих товарищей, в том числе оставшихся на земле — ни для кого теперь не секрет, что гибель летчика-испытателя или самолета часто тянула за собой хвост тюремных сроков и даже человеческих жизней. И в судьбе двух великих пилотов не случайно много общего. “Каждый из них во многом являлся первооткрывателем в своем виде авиационной техники, — написал в предисловии к книге В. П. Колошенко историк авиации М. Каминский. — Каждый из них пережил немало драматических ситуаций, но сумел избежать трагических последствий благодаря умению в совершенстве владеть собой и принимать в доли секунды отпущенного времени единственно правильное решение. Оба они в разное время провели успешные испытания самых больших в мире летательных аппаратов: Громов — восьмимоторного самолета-гиганта “Максим Горький”, Колошенко — вертолета-гиганта поперечной схемы Ми-12. Каждый из них в свое время стал первым Героем Советского Союза: Громов — среди летчиков-испытателей самолетов, Колошенко — среди летчиков-испытателей вертолетов”.

Он первым из вертолетчиков летал над Северным и Южным полюсами планеты, выполняя там сложнейшую и опаснейшую работу. Он летал в нарушение технических и иных инструкций, перерегулировав двигатели, в пятидесяти­градусную жару и в других экстремальных условиях в Индии, в Ираке, в Индонезии, тушил лесные пожары во Франции, ставил опоры высоковольтных передач и поднимал кабины подвесных канатных дорог в Австрии и Швейцарии, когда от этого отказались, посчитав невозможным, лучшие летчики США и Англии. И везде над ним висел дамоклов меч заурядного уголовного кодекса: в каждом полете он нарушал одновременно как минимум с десяток запрещающих инструкций, и каждый раз его спасало лишь то, что из каждого своего уникального полета он возвращался победителем. Конечно, каким-то щитом для него были безграничное уважение М. Л. Миля и покровительство тогдашнего министра авиационной промышленности В. П. Дементьева, но только в той части, что с их молчаливого или даже немолчаливого согласия, а то и по прямому приказу А. Микояна он отправлялся в свои заграничные командировки (как ни парадоксально, только там, вне досягаемости отечественных авиационных чиновников он мог демонстрировать истинные возможности наших вертолетов, в результате чего их и покупали). Но случись что, они оказались бы бессильны ему чем-нибудь помочь.

А сколько человеческих жизней он спас в Афганистане, хотя сам не летал там! Когда оказалось, что в результате низкой подготовки военных летчиков — по причине все тех же шор и ограничений — их одного за другим стали сбивать. Другой причиной была перестраховочная специальная заблокированная мощность моторов вертолетов, как в Индии и в Ираке, — в Афганистане они оказались не способными летать в сверхжарких горах, когда нужно было стремительно и буквально вертикально, уходя из-под огня, подниматься на огромную высоту из глубоких ущелий. Он стал руководителем центра подготовки вертолетчиков, отправляющихся в действующую армию в Афганистан (это эпизод его биографии остался за границами книги). Он приказал тогда выбросить все действующие смертельные для летчиков инструкции-ограничения, вызвав очередной всплеск злобы авиачиновников, и стал учить летать по-своему: дерзко, смело, используя все технические возможности лучших в мире боевых вертолетов, и надо ли сейчас повторять, как показали себя в небе Афганистана вертолеты Ми-8 и штурмовые Ми-24, ласково названные “крокодилами”...

Он мечтал облететь вокруг света на вертолете, и не просто вокруг света, а маршрут должен был проходить через Северный полюс. И он сделал бы это, но случилось страшное землетрясение в Армении, куда он для спасения людей без всяких раздумий отдал обе машины, подготовленные специально для круго­светного перелета. Вертолеты в результате многонедельной почти кругло­суточной работы сожгли свои моторесурсы, а потом началась перестройка, и ранее обещанных новых моторов вместо изношенных не у кого было спрашивать. Эта несостоявшаяся страница его биографии — несостоявшаяся страница и моей. Я не летчик, не инженер и даже не врач, что мог бы пригодиться в этом перелете, в котором проблематичен каждый лишний килограмм груза, но он вместе с леген­дарным полярным штурманом В. И. Аккуратовым пригласил меня в эту экспедицию только потому, что я в свое время пытался найти в Арктике следы пропавшего при перелете из СССР в США через Северный полюс С. А. Леваневского. У великого государства на это почему-то не оказалось средств, и вся страна собирала нас тогда в самодеятельную экспедицию: генеральный конструктор КБ Антонова дал нам на месяц военный транспортник Ан-12, командиром которого полетел Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель Ю. В. Курлин, и когда в нашем полете что-нибудь начинало смущать авиадиспетчеров, мы объявляли режим испытательного полета. Где-то услышав о нашей экспедиции, старый полярный радист из теперь самостийной Жмеринки прислал шмат сала, а пионер Коля из Владивостока 6 рублей, которые он собирал на велосипед. Когда же я теперь, поблагодарив Василия Петровича за приглашение лететь на вертолете через два полюса, сказал ему, что не смогу пройти медицинскую комиссию, он сухо ответил: “Тебе что, впервой обманывать медицинские комис­сии?!. Найди двойника с бородой...”

Итог его жизни блестящ: он научил летать и довел до совершенства все вертолеты КБ Миля, еще раз доказав, что Советский Союз является великой авиационной, в данном случае вертолетной державой. Итог его жизни горько-печален: у него, украинца по отцу и русского по матери, вместе со страной, разорванной на дикие средневековые княжества, разорвали душу. А в результате так называемой перестройки практически уничтожено или попало в чужие нечистые руки отечественное вертолетостроение. Еще как-то пытается выкарабкаться КБ Камова, работающее, увы, больше на заграницу. И в этой горькой и гордой печали он, может, самый великий в мире вертолетчик, написал книгу воспоминаний: яркую, горькую, гордую, по-писательски талантливую...

При чтении моих заметок у многих, наверное, возникло недоумение: я называю В. П. Колошенко, может быть, самым великим вертолетчиком мира, но в то же время его фамилии нет ни в одной энциклопедии советского времени, кроме, может, специальной авиационной. Хотя он — Герой Советского Союза, заслу­женный летчик-испытатель, рекордсмен мира, почетный полярник и моряк, шеф-испытатель ОКБ М. Л. Миля и Московского вертолетного завода. Он испытывал все вертолеты Миля, от его первенца — крошечного Ми-1, до огромного и не превзойденного до сих пор гиганта Ми-12, на котором В. П. Колошенко из своих 15 мировых рекордов установил 8 и которые не перекрыты до сих пор.

А все дело в том, что Василий Петрович Колошенко своей неординарностью, своим характером, своей бескомпромиссностью, мягко говоря, не очень вписывался в тогдашнюю атмосферу, которая в конце концов и погубила великую страну. Человек чрезвычайной честности и порядочности, обостренной гражданской совести, он не мог позволить себе, чтобы в его присутствии оскорбили, унизили женщину, потому нокаутировал первого секретаря казанского горкома КПСС в его собственном кабинете. Он не мог себе позволить, чтобы в его присутствии оскорбляли одного из лучших летчиков-испытателей страны, и потому в присутствии чуть ли не всех членов Политбюро нокаутировал крем­левского холуя и известного хама начальника охраны Хрущева генерала Иванова. (Разумеется, обо всем этом и строчки нет в его книге. К месту сказать, я сам познакомился с Василием Петровичем в подобной ситуации: только что вернулся с Чукотки, где проверял одну из версий места гибели С. А. Леваневского, неожи­данно мне позвонили В. И. Аккуратов с В. П. Захарченко: “Мы в Уфе, в автопробеге самодельных машин через всю страну, комсомольцы подвели нас с жильем”. Вывернув из-за угла к гостинице “Башкирия”, я увидел, как с десяток парней в возрасте 18—20 лет, окружив плотного невысокого человека, пытались сбить его с ног. Я не успел сообразить, что делать, как он одного за другим стал укладывать их короткими кинжальными ударами на асфальт. Вскоре один, постарше, что попытался ударить его чем-то вроде кастета, с ревом и вывороченной челюстью промчался мимо меня в гостиницу и в скором времени вернулся с нарядом милиции. Плотный коренастый человек поправил галстук и предъявил лейтенанту милиции документы: “Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель Колошенко. Мое хобби, где бы я ни был, бить подлецов. Эти молодцы при мне оскорбили девушку. На мое замечание ответили хамством. Я полагаю, что мой урок им будет впрок”.)