Военная разведка СССР работала неплохо, и 20 января С-13 получила с берега радиограмму: “Ближайшее время противник начинает эвакуацию Кенигсберга. Ждите резкого усиления движения районе Данцигской бухты”.

Маринеско не мог знать, какой транспорт он атакует, кто его “пассажиры” и что находится в трюмах. Между прочим, Н. Титоренко пишет: “Там же, в чреве корабля, как подтверждается самой свежей информацией, находилась и затем бесследно исчезла оттуда на мини-лодке-катамаране знаменитая Янтарная комната”. Гидроакустик доложил, что на траверзе — судно большого водоизмещения в сопровождении судов охраны. Немецкий лайнер уходил. Посылать торпеды вдогон — дело бессмысленное, вдобавок — можно легко обнаружить себя и погибнуть, не уничтожив цели. Нельзя и упустить гиганта. Лодка принимает крейсерское положение (попросту всплывает!) и на фоне берега, по пляжному мелководью, выжимает всю возможную скорость, устремясь, как гончая, за немецким лайнером. Дизеля работали на пределе. Обойдя “Густлофа”, С-13 замерла и, выждав момент, ударила по цели. Из четырех торпед в левый борт “Густлофа” впились три, поскольку одна застряла в торпедном аппарате. Выстрели она — “Вильгельм Густлоф” затонул бы практически мгновенно. Через полчаса гигантский лайнер уже лежал на дне. (Для сравнения: знаменитый “Титаник” тонул 2 часа 40 минут.) Сигнал SOS корабль подавал открытым текстом.

Командир отдал приказ: “срочное погружение”. Началась охота за дерзкой подлодкой. Гидроакустик насчитал семь сторожевиков, эсминцев и тральщиков. В смертельно опасной игре серии глубинных бомб рвутся точно там, где минуту назад была советская подлодка. Описание этой “охоты” профессионалом-подводником щекочет читательские нервы. Немцы “заперли” лодку на мелководье и месили взрывами бухту. Что творили наши гидроакустики! По существу, в течение часа под непрерывной бомбежкой С-13 крутилась на одном месте. Затем курсом “норд” стала понемногу уходить от облавы на нарастающую глубину.

Еще один час смертельной игры в кошки-мышки! Немцы засекли лодку в 23.45, а только в 4 утра “лодка буквально на цыпочках подошла к 50-метровой изобате. В центральном посту и оконечных отсеках, где стоят глубиномеры, пронесся первый вздох облегчения.”

Послезалповое маневрирование — высшее искусство подводника. Если посмотреть на карту “охоты” за нашей подлодкой после ее удачного залпа, то ломаная линия рыскания лодки на мелководье напоминает движение шара по бильярдному полю с многократным отражением от бортов и других шаров. Уму непостижимо, как лодке удалось избавиться от верной гибели!

Титоренко пишет: “Цель всему и всегда одна: победить и выжить. Морской бой может длиться секунды. Результат всегда один: гибнет тот, кто не обеспечил себе право первого, упреждающего залпа...”

Сотни тонн глубинных бомб перемесили бухту размером в 1,5 мили. Для подводной лодки это был в прямом смысле гибельный “пятачок”. Лодка и экипаж остались целыми благодаря командиру, потому что Маринеско обладал железными, волчьими нервами, не поддался панике и работал на глубине в обнимку с “мамкой”-смертью, как шахматист за шахматной доской. Титоренко узнал у штурмана С-13 Н. Я. Редкобородова, как смогла подлодка выйти из стопроцентной гибельной ситуации послезалпового маневрирования. Немцы знали, что “закупорили” наглую “руссише швайн” и ей никуда не деться!..

Глубина — 50 метров. Бомбы сыплются, как вши с шинели окопника. Что же делает Маринеско, понимая, что если не конец света, то уж конец С-13 пришел наверняка?..

Он мгновенно вспоминает о немецкой аккуратности: немцы взрыватели глубинных бомб всегда ставили на подрыв для глубин 30, 60 и 90 метров. Коль глубина — 50 метров, а безопасное расстояние взрыва от корпуса лодки — 10 метров, то... Маринеско приказывает всплыть до 15 метров и на “велосипедной” скорости уйти на курс “норд”. Смертельный риск, но — остались целы! Был ли у него другой выход, другой способ выживания?..

Николай Титоренко: “...Вклад экипажа лодки, численностью в полуроту, соразмерен успешной фронтовой операции”.

Наконец, глубина — 60 метров, на целых 10 метров глубже! Взрывы глубинных бомб отстают и вскоре прекращаются. Титоренко цитирует Цицерона: “Храбрым помогает не только судьба, но гораздо более — разумное суждение”.

Пять раз Маринеско сообщал берегу о потоплении “Вильгельма Густлофа”, но берег не отозвался. С наступлением рассвета легли на грунт у о. Готланд. Штурман доложил, что в результате бомбежек вышел из строя гирокомпас и для ремонта его потребуется не менее шести часов. (Позже стоянку лодки у о. Готланд оценили как бивуачную.) Радист на всплытии смог, наконец, передать радиограмму о потоплении “Густлофа” и получить подтверждение о том, что они услышаны (получить “квитанцию”).

Маринеско к этому дню еще не исполнилось 32 лет!..

За час “охоты” немцы сбросили на С-13 более 240 глубинных бомб. Это сообщил позже пленный немецкий офицер, участник “той” охоты за лодкой.

Подправив дела, С-13 отправилась на базу. По пути ей встретился крейсер “Штойнбен”, который она потопила. За лодкой начала охотиться немецкая подлодка, и в этой охоте “Маринеско проявил завидное хладнокровие, что аналогов трудно сыскать”, — пишет Титоренко. Четыре часа “немец” гонял безоружную подлодку по Балтике. По словам автора: “Этот бой заслуживает быть вписанным в учебники подводников разных стран и народов как один из самых интенсивных и настойчивых”.

Для тех, кто не знает морской специфики, но ценит удаль, находчивость, мужество, смекалку: возвращаясь на базу, лодка С-13 была неопознанной. С двух сторон по ней начали молотить глубинными бомбами. Маринеско дал приказ: “Срочное всплытие!” — и, вынырнув между двумя катерами, которые охотились за ним (чтобы они не могли открыть огонь друг по другу), заорал матом с капитанского мостика. Для обоих сторожевиков этот крик стал русским паролем.

Немного о “крамольной” части биографии героя: работая завхозом в Институте переливания крови, он, по устному разрешению начальника, развез сотрудникам разлагающийся в брикетах торф — для отопления квартир. Нагрянула проверка, начальник отказался от своих слов и подал на завхоза в суд. Приговор суда — три года колымских лагерей.

Всю жизнь Александр Маринеско прожил по русской пословице: где трусу по уши, там удалому по колено, но непризнание и забвение сломили и его. Книга Н. Титоренко — это и земной поклон Герою, и увековечение его подвига, и наше общее “прости”!

Вячеслав Морозов

ПРЕКРАСНЫЙ ЗНАК БЕДЫ

Вера Галактионова. Слова на ветру опустевшего века.

М., Академия поэзии, Московский писатель, 2000

“Есть некая закономерность в том, что меньше всего внимания уделяется самому, пожалуй, опасному из разъедающих нашу жизнь дефицитов — дефициту будущего. Воспитанные на “чувстве уверенности в завтрашнем дне”, мы почти не замечаем, как наше будущее сжалось до этих дней, недель, месяцев, максимум — нескольких лет. Время утратило свою бесконечность, стало дробным, локальным. А раз так, то и деятельность свою человек начинает строить, исходя из неминуемо ограниченных, сиюминутных, утилитарных целей — целей “завтрашнего дня”...”

Сегодня, через одиннадцать лет, я уже хорошо понимаю, в чем был прав, в чем солгал этими словами. “Будущее сжалось...”, “время утратило свою бесконечность...” — как будто и время, и будущее существуют и действуют сами по себе, отдельно, независимо от людей, от каждого из нас. Субъективация объективного, понятий в том числе, — излюбленный, между прочим, прием постмо-дернизма... Как давно это было: и программа “500 дней”, и газета “День”, — летучее, как хлороформ, эфир или иной веселящий газ, время до расстрела Дома Советов.