Готовясь сделать первый надрез, Элиот не мог избавиться от страха, как артист перед выходом на сцену. Операции на открытом сердце до сих пор казались ему чудом. Сколько он их уже сделал? Сотни, а то и тысячи. Пять лет назад об Элиоте сняли репортаж, прославлявший его золотые руки. Разве это не волшебство – сшивать кровеносные сосуды тоньше иголки нитками, которых не видно невооруженным глазом? Однако Элиот каждый раз чувствовал напряжение и страх: а вдруг что-то пойдет не так?
Операция длилась больше четырех часов. Все это время сердце и легкие ребенка были подключены к аппаратам. Элиот заткнул отверстие между двумя желудочками и открыл один из легочных путей, чтобы предотвратить попадание венозной крови в аорту. Это была кропотливая работа, требующая сноровки и полной концентрации. Руки Элиота не дрожали, но какая-то часть его души не подчинялась требованиям рассудка: он думал о своей болезни и о странном сне, который видел ночью. Заметив, что отвлекся, он заставил себя сосредоточиться на работе.
Операция закончилась, и Элиот сказал родителям ребенка, что предсказать дальнейшее развитие событий пока невозможно. В течение нескольких дней, пока легкие и сердце не смогут нормально функционировать, ребенок будет находиться в палате интенсивной терапии.
Не переодеваясь, он вышел на стоянку возле больницы. Солнце, которое поднялось уже высоко, слепило глаза, и у Элиота на мгновение закружилась голова. Он чувствовал себя опустошенным, лишенным сил. В голове одни мучительные вопросы сменялись другими… Разумно ли игнорировать свою болезнь? Имеет ли он право рисковать жизнью пациентов? А что, если ему станет плохо во время операции?..
Чтобы легче думалось, Элиот закурил и с наслаждением затянулся. Это был единственный плюс в его болезни: теперь он мог курить сколько угодно, беспокоиться о здоровье уже было поздно.
Он вздрогнул от налетевшего ветерка. Больница стояла на холме Ноб-Хилл, отсюда было хорошо видно оживленный порт и набережные. С тех пор как Элиот узнал, что скоро умрет, он стал внимательнее относиться ко всему, что его окружало. Он почти физически ощущал, как бьется сердце города. Он затянулся в последний раз. Элиот решил прекратить оперировать в конце месяца и тогда же сказать дочери и Мэту о своей болезни.
Ну вот и все. Пути назад больше нет. Он уже не сможет оперировать. Ему придется отказаться от единственного дела, которое позволяло ему приносить пользу людям.
Он еще раз обдумал свое решение и почувствовал себя старым и несчастным.
– Доктор Купер?
Элиот обернулся и увидел Шармилу, индийскую студентку, которая робко протягивала ему стаканчик кофе. Она сменила белый халат на выцветшие джинсы и симпатичный топик и вся дышала красотой, молодостью, жизнью.
Элиот взял кофе и улыбнулся.
– Я пришла попрощаться с вами, доктор Купер.
– Попрощаться?
– Сегодня последний день моей стажировки.
– Действительно, – вспомнил он, – завтра вы возвращаетесь в Бомбей.
– Спасибо за приветливость и доброжелательность. Я многому у вас научилась.
– А вам спасибо за помощь. Из вас получится хороший врач.
– Вы… вы великий хирург.
Элиот смущенно покачал головой. Молодая индианка шагнула к нему.
– Я подумала… может быть, мы могли бы поужинать вместе сегодня вечером?
В одно мгновение ее смуглые щеки стали алыми. Она была скромной девушкой, и ей было непросто сделать такое предложение.
– К сожалению, я не смогу, – ответил Элиот, не ожидавший такого поворота событий.
– Понимаю, – кивнула Шармила.
Она помолчала, а потом мягко сказала:
– Моя практика заканчивается сегодня в шесть вечера. И вы уже не будете моим начальником, а я вашей подчиненной, если вас это смущает.
Элиот посмотрел на нее более внимательно. Сколько ей лет? Двадцать четыре, максимум двадцать пять. Он никогда не делал ей никаких намеков и чувствовал себя сейчас очень неловко.
– Нет-нет, дело не в этом…
– Странно, – ответила она, – а мне казалось, что я вам небезразлична.
Что он мог ответить? Что одна часть его уже умерла, а вскоре умрет и вторая? Что хотя и говорят, будто любви все возрасты покорны, на самом деле это не так?..
– Я не знаю, что вам сказать…
– Тогда ничего не говорите, – прошептала она.
Расстроенная, она пошла прочь, но вдруг остановилась, как будто что-то вспомнила, и, не оборачиваясь, сказала:
– Звонил ваш друг Мэт. Он ждет вас уже полчаса и начинает терять терпение…
* * *
Элиот пулей вылетел из больницы и бросился ловить такси. Он договорился сегодня пообедать вместе с Мэтом и теперь сильно опаздывал.
Бывает любовь с первого взгляда, а бывает такая же дружба. Элиот и Мэт познакомились сорок лет назад при довольно драматических обстоятельствах. Казалось, они не могли найти друг в друге ничего общего: Мэт – француз, экстраверт, любитель женщин и всевозможных радостей жизни; Элиот – американец, скрытный и нелюдимый. Они вместе основали винодельческое хозяйство в долине Напа и назвали его «Калифорнийский Перигор»[7]. Вина, которые они производили, – каберне, совиньон и шардоне со вкусом ананаса и дыни – были довольно известны благодаря активной деятельности Мэта, который занимался распространением вин не только в Америке, но и в Европе и Азии.
Мэт был таким другом, который всегда окажется рядом, даже когда все остальные отвернутся. Элиот мог позвать его на помощь в любое время, даже посреди ночи…
Но сегодня Элиот опаздывал, и Мэт на него злился…
* * *
Роскошный ресторан «Бельвю» на Эмбаркадеро, где они часто обедали, выходил на бульвар. Сидя с бокалом в руке, Мэт Делюка уже полчаса ждал друга на открытой террасе, с которой открывался вид на мост Бэй-Бридж, Остров сокровищ[8] и небоскребы деловой части города.
Он уже собирался заказать третий бокал, когда у него зазвонил телефон.
– Привет, Мэт, но я немного опоздаю.
– Не торопись, Элиот. Я уже привык к твоей особенной пунктуальности.
– О нет! Я надеюсь, ты не собираешься устраивать мне сцен, дружище?
– Что ты, старина! Ты же врач, который спасает человеческие жизни, и имеешь полное право поступать как тебе вздумается.
– Я так и знал. Ты все-таки закатил сцену…
Мэт улыбнулся. Не отнимая телефон от уха, он вошел в главный зал ресторана.
– Что тебе заказать? – спросил он, подходя к витрине с морепродуктами. – Передо мной трепещущий краб, который почтет за счастье стать твоей едой.
– Выбери что-нибудь на свой вкус. Я тебе доверяю.
Мэт положил трубку и одним кивком решил судьбу бедного краба.
Через пятнадцать минут Элиот стремительно пересек большой зал, украшенный гравюрами и зеркалами. Задев по пути тележку с десертом и толкнув официанта, он подошел к их любимому столику, за которым сидел Мэт, и сразу сказал:
– Если ты дорожишь нашей дружбой, постарайся не употреблять в одном предложении слова «снова» и «опоздал».
– Да я молчу, – ответил Мэт. – Мы заказали столик на двенадцать, а сейчас всего лишь тринадцать двадцать… Ну, как твоя поездка в Камбоджу?
Не успел Элиот начать рассказ, как у него начался приступ кашля. Мэт налил стакан воды и протянул его другу.
– Что-то ты много кашляешь!
– Не волнуйся.
– Но все-таки… Может, тебе стоит пройти обследование? Сделать рентген или что-то в этом роде?
– Кажется, врач здесь я, – ответил Элиот, открывая меню, – так что… Кстати, что ты мне заказал?
– Не сердись, но мне кажется, ты плохо выглядишь.
– Долго еще это будет продолжаться?
– Я волнуюсь за тебя. Ты слишком много работаешь.
– Я прекрасно себя чувствую, сколько тебе повторять?! Просто немного устал…
– Нечего было ездить в Азию, – пробурчал Мэт. – Я считаю, что там…
– Напротив, поездка была очень интересной. Кстати, со мной там произошел забавный случай.