– Ваш друг! – прошипела она. – Старик! Он из газета! Делать фото! Звать полиция!

Я попыталась убедить ее, что Вольфганг не имеет отношения к полиции или местной прессе, но потерянного было не вернуть. Раненый гиббон пропал, теперь его прятали где-то в городских недрах. Другие семь детенышей уже никуда не ехали. Я спросила ее, когда можно продолжить переговоры.

– Приходить в четыре, – ответила она, смягчившись при мысли о грядущей сделке. – Они будут ждать.

Наша крошечная гостиничная комнатушка не смогла бы вместить семерых гиббонов, орла и четырех леопардов. Мы твердо решили, что поедем вечерним поездом, чтобы бедные детеныши провели как можно меньше времени между рынком и заповедником. Мы снова разделились, и Йохан отправился собирать вещи, а я пошла на вокзал покупать билеты.

Вокзал был огромной территорией, на которой сосуществовали десятки и сотни взаимосвязанных отраслей: торговки разносили готовую еду, отельные зазывалы искали новых постояльцев, мотоциклы сдавались в аренду, и тут и там слонялись таксисты.

Изучив дневное расписание, я подошла к ближайшей кассе. Через полчаса я по-прежнему переходила от одного окошка к другому, и нигде мне не могли продать билет. Наконец меня направили в турагентство, где потребовали официальную цену для иностранцев, в три раза больше цены для местных. Женщина за стойкой была немногословна.

– Вам нужен поезд С-3, – сказала она по-английски и достала стопку пустых билетов.

Я сверилась с расписанием. С-3 прибывал в Кукфыонг еще до рассвета. Я попыталась возразить.

– Значит, С-6, – бросила сотрудница раздраженно, но по-прежнему вежливо.

– С-6, – заметила я, – ушел час назад, а следующее отправление только в четверг.

– Других поездов нет, – отрезала она.

– А как же С-8, – сказала я, – который отправляется сразу после заката, да к тому же быстрее и дешевле?

– Это военный поезд, – процедила сотрудница. – Иностранцам на него нельзя.

– Тогда почему, – поинтересовалась я, – цены на билеты в С-8 указаны в американских долларах под заголовками, написанными по-английски?

– Этот поезд всегда пуст, – настаивала она. – Без сопровождения в нем ехать опасно.

Сердце забилось сильнее. Нам с нашим нелегальным грузом пустой поезд подходит как нельзя лучше. Я заверила, что буду под надежной защитой двух крепких молодых людей и еще кучи разных вооруженных знакомых.

– С-8 ходит не каждый день, – возразила сотрудница агентства.

– Но именно сегодня ходит, – проговорила я, размахивая расписанием.

– Он идет очень медленно.

Лишь на двадцать минут медленнее своего брата-экспресса – большая ли разница, если ехать сорок четыре часа?

– Он не останавливается в Кукфыонге, – не унималась она. – Вам придется сойти в Тханьхоа.

Я поразмыслила. Вообще-то, поезд останавливался в Кукфыонге по расписанию, но если уж ей так хочется, можем переплатить за лишнюю остановку и просто сойти пораньше. Я согласилась.

Она оторопела, но быстро пришла в себя.

– Вам нельзя сходить с поезда до конечной остановки – Ханоя, – сообщила она.

Из Ханоя мы сможем доехать до Тханьхоа, когда С-8 отправится обратно, через сутки.

Я покачала головой. Она злобно зыркнула на меня. Разговор зашел в тупик.

– Я должна поговорить с боссом, – заявила она и собралась уйти. Я знала, что она не вернется до тех пор, пока мне не надоест ждать и я не уйду с вокзала.

– Да, я тоже, – выпалила я и встала вслед за ней.

– Он не говорит по-английски, – самодовольно процедила она.

– Не говорит? Ну и что? – ответила я по-вьетнамски.

Она изумленно вытаращилась на меня и села.

– Паспорт, – рявкнула она и протянула руку.

Я выиграла. И постаралась быть вежливой:

– Три билета, пожалуйста. И спасибо за помощь.

– Три?

Ее пластиковая улыбка превратилась в хищный оскал.

– Три паспорта, пожалуйста.

У меня был только мой. Мне никогда не приходило в голову, что для внутренних переездов во Вьетнаме тоже нужны паспорта.

– Нет паспортов – нет билетов.

Она захлопнула билетную книжку и торопливо заперла ее в ящик:

– Вернетесь потом.

Колесить по городу в поисках Джея и Йохана не было времени. У меня не осталось другого выбора, как устроить скандал. Когда это не произвело впечатления, я решительно ступила на лестницу, ведущую на второй этаж.

– Обед! – крикнула сотрудница мне вслед. – Никого нет на месте.

Я даже не остановилась.

– Я продам вам билеты, – признав свое поражение, сказала она.

Не успела она отпереть ящик, как я уже вернулась на свое место.

– Запишите другие номера паспортов, – приказала она, подвигая ко мне толстую регистрационную книгу.

Я кивнула и принялась записывать циферки. Номер паспорта Йохана состоял из номера моего «ниссана» и телефона; для Джея я выбрала мамин день рождения и свой регистрационный номер в банке. Сотрудница выдернула у меня книгу.

– Вы должны вернуться до шести и показать мне паспорта, – коротко сказала она.

Я кивнула, соблюдая вежливый ритуал, согласно которому должна была ей поддакивать. Она выписала билеты и протянула их мне. Два билета были в шестиместном купе, один – через два вагона. Я запротестовала.

– Ничего не могу сделать, – ответила она и с финальным хлопком закрыла билетную книжку. – Мы продаем только два места на вагон. Остальные пассажиры сядут в Хюэ.

Хюэ, подумала я, на полпути до Кукфыонга. К тому времени я успею договориться с кондуктором.

Я встала и ушла.

Мы с Йоханом встретились на рынке ровно в четыре, но не увидели ни одного гиббона. Чуть раньше случился настоящий полицейский налет, и лавочники были вынуждены свернуть торговлю.

– Приходите завтра, – сказал один из них, отмахиваясь от нас.

Мы посовещались. Билеты на поезд обошлись в несколько сотен долларов, а вероятность сдать их и вернуть деньги была ничтожной. В отчаянии мы стали наводить справки о раненом гиббоне, спрятанном где-то в городе.

– Он далеко. Сто километров, – ответила хозяйка лавки. – Приходите завтра.

Но завтра было бы уже слишком поздно. Мы в печали собрали питомцев и уехали из Сайгона.

Шестиместное купе значительно уменьшилось в размерах с тех пор, как я ехала в таком же в Лаокае. Четыре клетки с животными, рюкзаки и двухдневный запас еды для девяти голодных ртов заполнили почти все свободное место. Проходивший мимо кондуктор заглянул за рваную шторку и ворвался в двери, подняв трезвон. Я замерла от страха и оглядела наши вещи. Клетки были хорошо замаскированы, но издавали странные царапающие звуки. Я уже знала, что это звуки леопардов, которые жаждут игр и развлечений. Если у орла вырвется характерный свист, пронизывающий до костей, весь поезд будет знать, что у нас за груз. Несмотря на разрешения на вывоз, которые я подделала, поставив даже фальшивую официальную печать, мы по-прежнему везли нелегальный контрабандный товар. Если бы кондуктор обнаружил животных, то конфисковал бы их или, чего хуже, попросту выбросил в окно.

Мы стали разговаривать громкими голосами. Йохан запел гимн Германии. Я зашуршала бумажкой, на которой начала писать письмо. Сам того не зная, кондуктор помогал нашей маскировке, так как принялся орать и расхаживать по купе туда-сюда. Почему в купе три человека, а билета два, возмутился он. Увы, билет в другой вагон достался Йохану. Его немедленно заставили уйти.

Я вежливо спросила, не могли бы Йохан с Джеем поменяться местами на протяжении поездки. Нет, это было категорически запрещено. Не мог бы Йохан иногда заглядывать к нам, если другие места так и останутся незанятыми? Ни в коем случае. И кстати, где мы собираемся спать? Ведь две верхние полки, положенные нам по билетам, завалены нашими вещами. Я возразила, что в купе еще четыре свободных места. Может, мы могли бы.

– Запрещено, – отрезал кондуктор.

– Пол, – осенило меня. – Мы могли бы расстелить одеяла.