Так некоторые научились с большим мастерством прятать свои страхи за позой людей сильных и мужественных, что пугает окружающих и заставляет считать их агрессивными. Другие же не осмеливаются принять ни одного самостоятельного решения, боятся взять свою жизнь в собственные руки, так как им это никогда не позволялось: родители постоянно расчищали такому ребенку путь, убирая камни с его дороги и тем самым все время давая ему понять, что он ни к чему, абсолютно ни к чему не способен. Такой человек всегда будет искать опоры у существа более сильного – может быть, у женщины, в которой он хочет видеть одновременно и мать и отца; конечно, супружество окажется в таком случае настоящим бременем. Тот же, кому в свое время уделяли слишком мало внимания, будет постоянно играть роль Золушки и, не в силах от нее отделаться, возможно станет позднее проявлять преувеличенную заботу о других, чтобы пробудить в них внимание и восхищение собой. Наконец, есть и такие, которые не способны и на это; они впадают в депрессию и увядают, как растение, которое никогда не знало ни света солнца, ни ласки воды.
Типы агрессивные, сварливые и чудаковатые, но также и очень творческие и оригинальные, реже оказываются приспособленными к жизни, в то время как люди, привыкшие себя принуждать, педанты, типы, склонные к депрессии или преувеличенной набожности, тяготеют к чрезмерному приспособленчеству, стараясь ничем не выделяться, не рисковать и не делать ничего неправильного. Как мы видим, главным образом конфликты сознания ведут к неврозам.
Но если рассматривать вещи в таком свете, ясно, что почти каждый человек имеет в своей природе зародыш невроза. Причем это не обязательно связано с событиями раннего детства: обстоятельства, способные нарушить или разрушить психику чуткого, ранимого человека, могут возникнуть и позднее (так называемые «актуальные неврозы»). Все зависит от того, как человек сумеет повести себя в конфликтных ситуациях. В таких случаях необходимо во время терапии научиться наверстывать, хотя бы частично, упущенные шансы, примиряясь с утраченным. Наш мир «гомонизирован», как говорит в своей книге «Божественные вехи» Хайнц Царнт, но не гуманизирован, то есть «вследствие секуляризации мир Божественный превратился в мир человеческий, но не человечный» («Gottes-wende», стр. 35).
У здорового человека относительно устойчивая психика, он в состоянии выдержать напор жизненных проблем, и он не будет робеть перед необходимостью столкновения с жизнью. Как настоящий христианин он должен быть способен к столкновениям и при неудовлетворении своих желаний и планов не должен впадать в отчаяние, обижаться или самоудовлетворяться вредными заменителями. Делать это – значит опускаться и впадать в инфантильность, пытаясь добиться от людей или от Бога исполнения своих желаний вымогательством.
Поэтому то, как мы реагируем на фрустрации, зависит и от образа Божьего в нас. Нередко в таких ситуациях нас охватывает чувство вины; и вместо того, чтобы признаться в ней, то есть принять свою тень, многие христиане пытаются вытеснить это чувство вины и хотят это скомпенсировать – например, с помощью молитвы, набожных жестов, жертвоприношений, обетов или иных приемов. Нет, Богу не нужны жертвоприношения (Пс. 51); Он ждет доверия и предлагает примирение. Но дело в том, что очень многие христиане недостаточно полагаются на Бога и вместо доверия приносят Ему жертвы. Дать один раз набожную клятву гораздо проще чем всю жизнь сохранять верность Богу. Это значит пытаться компенсировать недостаток своей веры излишними набожными действиями (требами).
Об искаженном религиозном поведении я еще буду говорить в другом месте. Личное отношение к Богу, общие религиозные представления человека неразрывно связаны с его умением разрешать жизненные конфликты и преодолевать фрустрации. Поэтому я в ходе лечения регулярно задаю больному вопрос об образе Бога (в его душе).
Само собой разумеется, что быть христианином – еще не значит быть свободным от неврозов. Я думаю даже, что иногда Бог использует подобные факты, чтобы завершить формирование человека.
Неврозы – не преграда на пути к святости. Скорее, они могут оказаться ее условием – тогда, когда ведут к смиренному приятию мира, к осознанию своей слабости перед лицом того Бога, который тут, на земле, бессилен. Тереза из Лизье до самой своей смерти страдала каким-то духовным затмением, которое может быть очень родственным депрессивным состояниям; Хайнрих Зо-се, Иоханнес Таулер, Катарина из Сьены, Павел с Креста – все они пережили периоды богопоки-нутости. Святая Моника, мать св. Августина, была какое-то время подвержена алкоголизму; пророка Иеремию преследовали ужасные страхи, а святой отец из Арса был человеком боязливым и интеллектуально неразвитым.
Невзирая на молитвы и на всевозможные попытки исцеления, многие остаются больными навсегда. Такова воля Господня. Может создаться впечатление, что Он не внемлет нашим молитвам; по этой причине бывает, что некоторые люди впадают в гнев и отворачиваются от Него, начинают вести жизнь противную всем нравственным нормам. Этим они как бы стремятся «наказать» своего Бога, и в то же время доказать себе и другим, что можно и вообще обойтись без Бога.
В этом, впрочем, никто и не сомневается. Однако, подобное упрямство равноценно удару мячом в собственные ворота. Таким людям необходимо разъяснять, что Бог нас никогда не покидает, что его всегда интересует каждый человек, несмотря на тяжесть его грехов. И что страдание может привести к просветлению и благородству.
Я считаю, что умолчание об этих духовных параметрах во время консультаций или лечения безответственно. Такая терапия подобна ампутации.
Это не означает, что, приступая к духовной беседе, следует сразу же брать быка за рога и скоропалительно обращать человека в веру. Ибо «всему свой час». Предъявлять завышенные требования или пытаться преждевременно обратить человека – это значит, как говорит апостол Павел, бить слабого (1 Кор. 8, 11).
Конечно, врач или психолог может считать, что духовная сторона консультации – прерогатива священника. Это его личное право. Но он должен знать, что, уступая эту сферу, он упускает важный шанс и, леча вполне профессионально, рискует оставить без внимания саму рану. Доктор, который мало заботится о духовной стороне заболевания своего пациента, как правило не просто пытается избежать этого во имя «науки» или «нейтралитета», а поддается уже веками практикующемуся разделению сфер влияния между церковью и медициной. Но сегодня это разделение уже не срабатывает. Обе стороны – и духовник, и доктор – не выдерживают односторонней нагрузки. И виновата в этом не только рационалистическая школа.
Именно религиозному воспитанию следует приписать привитие ложного, преувеличенного чувства вины и создание грозного образа Бога. Теперь, правда, маятник качнулся в другую сторону: все дозволено, что делает человека свободным, и Бог уже не всесильная личность, которая над нами господствует; каждый должен найти своего Бога в самом себе; истинно то, что познает каждый для себя. Такой субъективизм выдвигает на первый план личный божественный опыт и посредством медитативной техники сводит Бога к познаваемой величине.
«Христианин будущего должен быть мистиком», – говорит Карл Ранер. Человеку не придется искать исцеления в маргинальных неомифологических сферах если ему откроется подлинная, древняя мистика христианства. Встреча с Богом, соответствующая личным ожиданиям человека, так сказать, та, которая откликается на его призыв и подтверждает его субъективные представления, – может быть лишь результатом самовнушения. Настоящий Бог – иной; Он довольно часто идет наперекор нашим личным желаниям. Многих христиан это пугает. «Я не очень-то решаюсь положиться на Бога: кто его знает, что из этого выйдет?» – сказал один молодой человек, обратившийся ко мне со своими семейными неурядицами. Он, кстати, научился гениально вытеснять свою агрессивность – которой, впрочем, никто в нем и не предполагал, так как вне дома, благодаря своему всегдашнему дружелюбию и альтруизму, он пользовался всеобщим расположением.
