Этот пример Топильского и Масленникова впоследствии и привел меня к убеждению, что большой глупостью является постановка себе цели добиться уважения у людей. Чем больше ты будешь этого добиваться, тем меньше люди будут тебя уважать. Бояться, может быть, будут, поскольку заставить себя бояться можно, но уважать — никогда! Единственный способ добиться уважения — это забыть об этом и добросовестно работать и жить: стать хорошим специалистом и честно вести себя с людьми. Тогда они тебя зауважают и как мастера в своем деле, и как человека, на которого можно положиться.
Глава 8 БЛАТНЫЕ
Вопросы без ответа
Можете не сомневаться, что множество раз, собравшись по разным поводам в компанию и разогрев себя «рюмкой чая», т. е. расслабившись до состояния, когда в самый раз поматерить начальство, мы возвращались к обсуждению одного и того же вопроса: кто у Топильского «мохнатая лапа»? То, что он, как тогда говорили, «блатной», ни у кого сомнения не вызывало, интерес был к одному — кто его посадил на должность директора? Вот таких начальников, способных облагодетельствовать своих близких должностью, тогда называли «мохнатой лапой» или «рукой». Говорили: «У него рука в министерстве» — или: «У него мохнатая лапа в Москве».
Если бы Топильский был евреем, то тогда все было бы понятно — еврейские расисты рассаживают единоплеменников из своего кагала на должности. Даже если бы он был казахом, то и тогда было бы проще, так как и казахские роды обязаны продвигать своих членов вверх. Правда, в Павлодарской области, где казахов было всего 10 % населения, мы этого не видели, но теоретически такое могло быть. Но Топильский был русским, а это значило, что если он «блатной», то его «рука» обязана быть каким-то его родственником или в министерстве, или где-нибудь в ЦК.
Топильский приехал в Ермак с Челябинского электрометаллургического комбината, оттуда же было множество наших ребят, но они тоже ничего не могли предположить, поскольку никто и ничего о подобных связях Топильского не знал. А опыт показывал, что такого быть не может — если бы у Топильского были какие-то высокопоставленные родственники, то они обязательно бы проявились. Это была загадка: Топильский не имел ни малейших оснований быть директором, но он им был, вот нас и мучил вопрос — кто же его на эту должность протолкнул?
Встречаясь с чэмковцами, я всегда их попрекал, что они подсунули нашему заводу эдакую свинью, но они тоже ничего не понимали. На ЧЭМК Топильский был серой мышью, которая, имея диплом, к 40 годам, в условиях страшнейшей послевоенной нехватки инженерных кадров высидела себе всего лишь должность начальника технического отдела. Для примера, тот же Друинский, оканчивая институт заочно, уже к 35 годам, через год после дипломирования был начальником плавильного цеха, что по своему статусу намного выше статуса начальника техотдела. У нас на заводе В.А. Матвиенко в 30 лет стал главным инженером.
Непонятно было и другое. Должность начальника техотдела не была резервом для должности директора завода: если начальником техотдела работает уж очень блестящий специалист, то его с этой должности назначат, в лучшем случае, главным инженером. А резерв директоров — это должности главных инженеров, начальников отдельных производств и начальники плавильных цехов.
Более того, на Топильского и на ЧЭМКе серьезно не смотрели.
По-моему, Гриша Косачев, который перевелся к нам оттуда, рассказывал такой свой случай. Он работал на ЧЭМКе мастером блока и однажды ставил печь на разогрев после ремонта. Разогрев печи ведется не спеша, чтобы не вызвать больших напряжений на электродах и не накопить больших количеств жидкого металла при еще холодной подине. Если номинальная токовая нагрузка на высокой стороне трансформаторов, к примеру, печи 21 МВА около 1200 ампер, то начинают с 600 А, потом через час или два поднимают нагрузку до 700 ампер и так до номинала. Для этого в печном журнале пишется график разогрева, и Гриша его написал примерно так: 10–00 — 600 А, 11–00 — 700 А, 12–00 — 800 А и т. д. После чего пошел заниматься какой-то другой спешной работой. Вдруг прибегает плавильщик и сообщает, что начальник техотдела Топильский срочно требует Гришу на печь. Начальник техотдела для мастера — это все же начальник, и Гриша вынужден был прервать работу и идти на разогреваемую печь. Тут, рассказывал Косачев, Топильский мне и заявляет, что я баран и не умею даже график разогрева составить. Я не понял и решил, что, по мнению Топильского, я задал слишком быстрый подъем токовой нагрузки. Но он мне говорит: «Ты пишешь, что к 10 часам нужно иметь нагрузку в 600 ампер, а надо писать, что нагрузку в 600 ампер надо иметь к 10 часам». Я на него смотрю, — продолжал Гриша, — и не могу понять — он серьезно или смеется? Вижу, что серьезно, тогда меня такое зло взяло, я ему и говорю: «Если бы я был начальником техотдела, то от безделья еще и не такое выдумал бы!» Топильский пошел к начальнику цеха с требованием, чтобы Гришу разжаловали в плавильщики за неуважение к начальнику техотдела, но начальник цеха, узнав, в чем дело, только рассмеялся. Повторю, что я не совсем уверен в том, кто мне этот случай рассказал, но в его реальность я верю, поскольку был свидетелем точно такого же случая у нас на заводе.
У нас в ЦЗЛ не было на тот момент начальника экспериментального участка, и вдруг заходит М.Д.Сисько и объявляет, что он назначен на эту должность. Мы и обрадовались, и одновременно рты открыли от удивления. Дело в том, что Сисько (Дед) был на тот момент самым опытным металлургом на заводе — у него только горячий стаж был 28 лет. (Напомню, что при горячем стаже в 10 лет на пенсию уходили в 50 лет.) На заводе главные цеха — это плавильные цеха, снимать с плавильного цеха такого опытного металлурга и передавать нам — это безумие. Кроме того, мы, конечно, знали, что Топильский Деда не любил, но дела с кадрами на заводе были уже такие плачевные, что Деда все же назначили начальником 4-го цеха, и цех под управлением Сисько работал прекрасно. Мы недоумевали: за что можно снять с должности начальника цеха, выполняющего план и не имеющего травм? И Дед рассказал, но сначала немного предыстории.
По дороге домой на пути Деда стояло кафе, уже не помню его названия, но поскольку оно было в городе одно, то и называли его все просто «кафе». Не помню также точно, но, возможно, там и кофе можно было заказать, однако народ ходил туда побаловаться портвейном. И всю свою жизнь в Ермаке Сисько, если уходил с работы еще до того, как это кафе закроется, заходил в него, выпивал стакан портвейна и балагурил с тамошними посетителями, благо его все знали, а Дед был выдумщик и прикольщик. Между тем, по жизни Сисько не только не был алкашом, но не был и тем, о котором говорят, что «он злоупотребляет». Во всяком случае, за много лет знакомства с ним я не помню, чтобы он пил на работе или хотя бы был с похмелья. Дури для разных выдумок и приколов у него и так хватало, поэтому если он и пил, то только, как говорится, для запаха.
Так вот, в тот злополучный день, когда Петруша снял его с должности начальника цеха № 4, Дед с утра должен был поставить на разогрев печь, ремонт которой вот-вот должен был закончиться. Сисько осматривал печь и ждал ее включения, чтобы убедиться, что на ней и при подаче напряжения все в порядке.
— Прибегает секретарь, — рассказывал нам Дед, которого еще немного трясло от внезапного снятия, — и говорит, что Топильский требует меня к телефону. Я ей и говорю, чтобы она ему сказала, что я минут через 15 включу печь и позвоню. Но она опять бежит и говорит, что Топильский требует позвонить срочно. Я заволновался — может, случилось что, может, мой рабочий где-то в беду попал, раз директор отрывает меня от такого ответственного дела. Прибегаю в кабинет, звоню ему, а он мне таким гнусным голосом: «Ходят слухи, Михаил Дмитриевич, что ты вином злоупотребляешь». Ё-мое! Это он из-за этого оторвал меня от включения печи?! И я ему автоматически отвечаю: «А еще ходят слухи, Петр Васильевич, что ты у себя в кабинете на столе Вальку П-ву е…шь!» Тут я понял, что ляпнул не то, и начал было извиняться, но Петруша бросил трубку. Пошел, включил печь, возвращаюсь в кабинет, и тут же заходит Лешка Хегай (он тогда был начальником отдела труда — Ю.М.) и с порога: «Михаил Дмитриевич, твою мать, ну что же ты натворил! Топильский уже приказ подписал о твоем снятии и распорядился найти тебе место, чтобы подальше от цехов». Так, ребятки, я и попал к вам, — завершил Дед свою грустную историю о подробностях обсуждения с Топильским разных интересных слухов.
