Утром он схватил перо и одним духом сочинил умоляющее послание к Сиври, где просил у двадцатилетнего юноши руки его шестнадцатилетней сводной сестры. Следующие три дня прошли в смертельной тревоге и ожидании. Наконец пришел ответ: "Сивро" передал просьбу Верлена матери и отчиму, которые отнеслись к ней благосклонно — в случае согласия Матильды брак представлялся им вполне возможным. Верлен ощутил себя на седьмом небе от счастья и испытал прилив поэтического вдохновения — замысел "Доброй песни" зародился именно в Фампу.
Период ухаживания за Матильдой в ожидании женитьбы был самым счастливым (если не считать раннего детства) временем в жизни Верлена. Правда, матушка поначалу не одобряла выбор сына. Она хотела женить сына на одной из своих племянниц: эта энергичная и волевая девушка могла бы держать его в узде. Но Поль уже потерял голову от кроткой Матильды, и его матери пришлось смириться даже с тем, что за невесту не давали приданого. Кстати говоря, уступчивость и снисходительность семейства Мотэ вполне объяснимы: Верлен был, что называется, хорошей партией — имел устойчивое социальное положение и должен был унаследовать солидную ренту. Матильда в своих воспоминаниях тщательно обходит это неприятное обстоятельство — более того, пытается доказать, будто Верлены были бедны:
"Их жилище на улице Леклюз было более, чем скромным: маленькая четырехкомнатная квартирка на четвертом этаже, печальная и уродливая; безвкусная мебель в стиле Луи-Филиппа, обшарпанная, как часто бывает у военных, вынужденных постоянно менять гарнизон. Самой красивой была гостиная с двумя окнами на улицу: большой портрет маслом отца Верлена в офицерском мундире стоял на пианино и служил единственным украшением этой комнаты — ни одной веселенькой вещицы, ни единой безделушки, ни даже растения какого-нибудь или цветка в вазе. При этом все было вычищено и навощено, чистота безупречная и абсолютный порядок: было видно, что здесь живут разорившиеся люди — бедность гордая и благопристойная, но однако же несомненная".
Вполне вероятно, что Стефани, дорожившая старой мебелью, не желала с ней расставаться, но до разорения семье было еще очень далеко, о чем Матильда прекрасно знала: материальное благополучие молодой четы было обеспечено деньгами не жены, а мужа.
В конце июля Верлен возвращается из Фампу и завязывает нежную переписку с Матильдой, которая на лето уехала из Парижа вместе с родителями. Верлен позднее будет вспоминать об этих "дорогих глупеньких письмах" — пока еще наивность невесты его умиляет. В ответных посланиях он стремится разжечь пробуждающиеся чувства:
"… пламени этому впоследствии суждено будет угаснуть в чаду процесса о раздельном проживании, а затем в мерзости развода. Но не будем забегать вперед, вспоминая подобные ужасы!"
Официальное обручение, которого Верлен ожидал с нетерпением, состоялось лишь осенью. Но Матильда была так молода, что по обоюдному согласию семей было решено отпраздновать свадьбу, когда ей исполнится шестнадцать лет. Поэт согласился безропотно — к тому же, ему хотелось завершить книгу, а для этого требовалось время.
В ожидании счастливого дня Поль каждое воскресенье отправляется на ужин к Мотэ вместе со своей матерью. В остальные дни недели он навещает невесту, и они ведут нескончаемые "сладостные" разговоры о своем будущем. Наивность Матильды, действительно, не знала границ. Когда Верлену удалось сорвать первый поцелуй, она решила, что забеременела. Этот забавный диалог стоит того, чтобы его воспроизвести:
"У нас будет ребенок". — На что я ответил с простодушием уже совершенно семейным: "Надеюсь, что да, и не один". Тут она, не подозревая об этом, повторила восхитительную строчку шутника Пирона: "Сомневаться незачем, один у нас будет наверняка". Я тупо молчал, не зная, что сказать в ответ на эту абракадабру, а она невозмутимо продолжила: "Я вчера спросила у мамы, откуда берутся дети, и она сказала мне, что для этого надо поцеловать мужчину в губы. Теперь ты понимаешь…"
Сама Матильда позднее писала:
"Он чрезвычайно удивлялся моей невинности, поскольку не привык общаться с молоденькими девушками и никогда не имел сестры; но невинность моя была вполне естественной, и все мои подруги были точно такими же, как я. В предместье Сен-Жермен, где я выросла, женщины порой ведут себя легкомысленно, но девичью невинность здесь всегда блюли свято".
Больше всего девочку занимало то, как она обставит свое "гнездышко"; Верлена тогда неприятно поразило ее намерение завести две кровати — одну для себя, другую для мужа. Впрочем, он пока соглашается на все, ибо главной его целью было "изменить свою жизнь". Между тем, о предстоящей свадьбе узнают друзья и знакомые. Некоторым Верлен рассказывает об этом сам.[17] Он теперь редко бывает в салонах Нины и мадам де Рикар, зато по вторникам принимает у себя самых близких людей: Лепелетье, Коппе, Шарля Кро, Валада, Мера. Матильда нередко принимала участие в этих вечерах:
"Мой жених там блистал остроумием, читал свои стихи… Я им гордилась. Эммануэль Шабрье и мой брат играли на пианино в четыре руки…"
Первоначально было решено сыграть свадьбу в начале июня 1870 года. Но этот брак, положительно, сопровождался дурными предзнаменованиями. В Париже тогда свирепствовала эпидемия оспы. Матильда заболела, и Поль прожил несколько дней в страшной тревоге. В "Исповеди" он говорит, что каждый день навещал больную невесту. Со своей стороны, Матильда утверждала, что "он настолько боялся заразиться, что едва осмеливался расспрашивать обо мне через садовую калитку". Трудно сказать, кому здесь стоит верить: впрочем, осмотрительность Верлена в данном случае вполне понятна. Едва Матильда поправилась (болезнь проходила в сравнительно легкой форме и не нанесла ущерба ее красоте), как заболела ее мать. Свадьбу вновь пришлось отложить.
Между тем, политическое положение страны стремительно ухудшалось. Франция не желала допустить воцарения принца из дома Гогенцоллернов на испанском троне — видимо, Наполеону III не давали покоя лавры Людовика XIV в войне за "испанское наследство". "Добрая песня" вышла в свет летом 1870 года, в канун войны, которую Франция объявила Пруссии. Банвиль в своей рецензии возвестил о появлении "восхитительного букета поэтических цветов", а Гюго, обладавший даром чеканных формулировок, назвал этот сборник "цветком в снаряде".
Верлен мог не бояться призыва как чиновник городской администрации — к тому же, мобилизация не касалась мужчин 1844 года рождения. Венчание было назначено на 11 августа. Дожидаясь выздоровления будущей тещи, Верлен отправился с друзьями в Нормандию и вернулся в Париж в начале августа. Далее события развивались с пугающей быстротой. 6 августа стало известно о победе (ложной) французских войск под командованием Мак-Магона, а 8 августа в контору Верлена ворвался один из его друзей с заряженным револьвером в руках. Юноша объявил, что хочет покончить с собой из-за смерти обожаемой любовницы и, швырнув на стол тяжелый сверток (там оказалось завещание), тут же ринулся на улицу. Ошеломленный Верлен попытался догнать несчастного, но безуспешно. Адреса юноши он не знал. На следующий день ему принесли телеграмму: молодой человек, действительно, покончил с собой. Его убитая горем мать была не в силах заниматься похоронами, и эту заботу взял на себя Верлен. После печальной церемонии он зашел в кафе, где узнал распространившуюся с быстротой молнии весть о страшном поражении Рейнской армии, которая — по официальным сообщениям — отступала, "полностью сохраняя свои боевые порядки". Мгновенно возникли стихийные манифестации в поддержку республики. Верлен не усидел на месте и принял такое активное участие в одной из них, что едва не был арестован. В тот же злосчастный день 9 августа появился приказ о мобилизации всех неженатых мужчин призывных возрастов — в том числе, 1844 года рождения. Это известие повергло Верлена в отчаяние: казалось, сами звезды вступили в сговор, желая помешать его женитьбе.
