Записки дались мне с трудом. Но не потому, что было трудно излагать материал и свои мысли. Это дело для меня привычное, хотя и в совершенно ином жанре. Крайне больно и неприятно было вновь перебирать в памяти и переносить на бумагу огульные и обидные обвинения. В который раз после множества судебных заседаний приводить, казалось бы, очевидные доводы, их опровергающие. Возвращаться к моральным и физическим переживаниям четырех с половиной лет злоключений и заключения. Вновь и вновь возмущаться абсурдностью случившегося и искать этому объяснение. Ощущать преднамеренность и безнаказанность допустивших все это и думать — доколе такое будет возможно в России.

Несмотря на огромные перемены в стране, произошедшие после развала Советского Союза, национальный менталитет остается прежним. Заложенный традициями, воспитанием и образованием, он требует жизни не одного поколения, чтобы сложиться, и смены не одного поколения, чтобы измениться. Можно в одночасье изменить форму собственности, но никаким декретом невозможно заставить человека поутру думать иначе, чем вчера. Любая реформа имеет смысл и может привести к требуемому результату, если она затрагивает кадры. Недаром еще в Советском Союзе при становлении нового сервиса в сфере услуг, главным требованием к работникам было отсутствие опыта работы в этой области.

Более того, время социальных перемен — самое благоприятное для авантюрных посредственностей для того, чтобы заявить о себе, сделать карьеру, получить звания, должности, деньги. Отсюда и урегулирование в Чечне не иначе как войной до победного конца, и разоблачение неожиданно наводнивших страну иностранных и местных шпионов.

Если встать на позиции ФСБ, то страна, утерявшая и распродавшая, к сожалению, все что возможно, не производит ничего путного, кроме секретов, за которыми охотятся все: Зимбабве — в Африке, Эстония с Латвией и Норвегией — на западе, Корея с Японией и Китаем — на востоке, Турция — на юге. Не говоря уж о таких традиционных охотниках за нашими секретами, как США и Великобритания, опутавших Россию со всех сторон. Между региональными управлениями ФСБ даже идет соревнование, кто больше выявит «шпионов». Как заверил общественность при вступлении в должность начальника УФСБ по Приморскому краю генерал Жиляев, «управление всегда было в пятерке лучших в стране, и мы не собираемся уступать свои позиции».[1] Чем это заявление отличается от настойчивых призывов в Ленинградской области «искать агентов-нелегалов, заброшенных с Запада», в 80-е, о которых рассказывает отставной генерал КГБ Олег Калугин.[2] Слова разные, страны разные, разрыв во времени 20 лет — а смысл тот же.

Что же шпионы ищут в России, и как они ей «вредят»? С американцем Эдмондом Поупом все ясно: он легально пытался получить схему торпеды, которую Россия уже несколько лет поставляла на экспорт. А вот в Пензенской области все гораздо серьезнее: там в 2002 году был изобличен шпион, работавший аж на «голландскую разведку», что, наверное, страшно удивило Королевство Нидерланды, не знавшее о существовании таковой. Но еще раньше начальник местного УФСБ А. Гришин заявил, что «регион постоянно находится в поле зрения спецслужб США, Германии, Кореи, Китая, Израиля, которые пытаются заполучить государственные секреты и вытеснить с мировых рынков сбыта пензенских товаропроизводителей».[3] Тогда удивлялись пензенские производители, и тряслись от страха обанкротиться под их натиском международные магнаты.

Иностранным агентам соответственно помогают российские граждане, которым предъявляют обвинение в государственной измене. Целая череда всем известных имен: Александр Никитин, Григорий Пасько, Валентин Данилов, Игорь Сутягин, Владимир Щуров, Владимир Сойфер, Анатолий Бабкин и автор этих записок — Валентин Моисеев. И сколько еще менее известных — их число измеряется десятками ежегодно. А что такое государственная измена? Это «своеобразная форма соучастия гражданина РФ во враждебной деятельности представителей иностранных государств и организаций против России».[4] Более того, согласно другому не менее авторитетному источнику, «если тайна передана иностранной организации, которая не проводит враждебной деятельности против России и не планирует ее проводить, то состава измены не будет».[5]

Таким образом, получается, что тоталитарный Советский Союз все же был богаче на друзей, чем демократическая Россия, стремящаяся встать в ряды цивилизованных стран и официально заявляющая, что у нее нет врагов. В ментальном ведомственном смысле оценка и восприятие международного положения России как страны во враждебном окружении не изменились. Да и как они могли измениться, если каждый год 20 декабря мы слышим, что, отсчитывая свой путь с создания ВЧК, ФСБ гордится накопленным опытом и опирается на него. А что представляет этот опыт в поисках «врагов народа» и «шпионов» в России хорошо известно.

По словам первого и единственного в начале 90-х председателя КГБ РСФСР Виктора Иваненко, «бывали такие случаи, когда вот: „Ты в отпуск не пойдешь, пока не заведешь дело по шпионажу… Ты не получишь благодарность, пока не проведешь пять профилактик“. Ну и, естественно, где-то люди нажимали на перо, где-то липовали откровенно. Был выявлен случай инспекторским управлением в особом отделе по Дальневосточному военному округу, когда начальник особого отдела и старший опер этого отдела выдумали шпионскую группу, выписали задание на проведение прослушивания, сами сели под эту технику и разыграли роли — один за агента, а другой за шпиона. На основании этой сводки они завели дело. Никто ж голоса не сравнивал. Человека фактически потом привлекли к уголовной ответственности».[6]

Сегодня, как и прежде, общение гражданина России с иностранцем уже само по себе вызывает подозрение, а значит, небезопасно. Собственно, признание в подобного рода общении уже рассматривается как признание в совершении преступления. Выступая 14 апреля 2000 года в Госдуме, бывший тогда исполняющим обязанности президента РФ В. В. Путин заявил: «Если министр иностранных дел будет замечен в том, что он вне рамок своих служебных обязанностей поддерживает контакты с представителями иностранных государств, то он, так же как и любые другие члены правительства, депутаты Государственной думы, руководители фракций, так же как и все другие граждане Российской Федерации, будет подвергнут определенным процедурам в соответствии с уголовным законом. И должен сказать, что те последние мероприятия, которые проводятся в Федеральной службе безопасности, говорят нам о том, что это возможно».[7]

Так что трижды подумайте, граждане России, прежде чем кому-то сказать «bonjour» или хотя бы «hi». Последние «мероприятия» ФСБ действительно говорят, что все возможно. Думаю, было бы неправильно воспринимать исключительно как шутку слова, произнесенные Путиным на коллегии ФСБ в декабре 1999 года: «Позвольте доложить, что прикомандированные вами к правительству сотрудники ФСБ с работой справляются».[8]

Заявления заявлениями, но в правовом государстве судебная власть, давая четкое определение государственной измене и соблюдая законность, казалось бы, должна на своем уровне расставлять все по местам. Но ведь и там остались те же люди, вышедшие из социализма, с тем же мышлением и алгоритмом действий. Да и основы судопроизводства остались прежними. Только в середине 2002 года перестал действовать Уголовно-процессуальный кодекс, принятый еще в 1960 году, в период оголтелого социализма и накануне принятия Программы строительства коммунизма. Этот кодекс требовал разрешать дела в «соответствии с социалистическим правосознанием»,[9] попросту говоря, как надо властям.