Мальчики собрались убежать, но чумазый по-прежне­му вздрагивал и с благодарностью смотрел на Кирш.

— Слышь, Поль, ты их не знаешь? Пойдем их отведем, что ли.

— Зачем? — недоумевал Поль, — Надо же, она всего лишь вышла за сигаретами! Нет, вы подумайте!

— Я его ощупала — вроде цел… Но надо же врачу по­казать: упал все-таки, а боли может от шока и не чувство­вать.

Поль неохотно наклонился к детям:

— Вы где живете, мальчики? — и так же нехотя согла­сился: — Ладно, я их отведу, иди мойся, дорогуш, ты же там нашла, где полотенца и все такое?

Кирш, присев на корточки, потрепала мальчиков по голове и, тихонько нажав на нос чумазому, развернулась и пошла к подъезду.

Когда Поль вернулся, Кир и уже была в чистой одежде и пальцами ерошила мокрые волосы — сушила.

— Отвел?

— Да, бабушка их в поликлинику повела.

Поль произнес это с той отстраненностью, с которой люди обычно говорят о погоде в другой, неинтересной им стране. Кирш усмехнулась и через несколько секунд, вспом­нив о чем-то другом, нахмурилась:

— Сегодня мне надо уехать из вашей мастерской? Как там твой Раф велел?

Поль покраснел:

— Кирюш, не ставь меня в неловкое положение: зачем сегодня… Раф говорил — в ближайшие дни…

— Не бери в голову!

— Хочешь, я оплачу гостиницу?

— В гостиницу не получится: нельзя. — Кирш, удобно устроившись на диване, почесала голую пятку и, закатав штанину, стала разглядывать свою по-мальчишески квад­ратную коленку.

Она искоса наблюдала за Полем, виновато присевшим на пуфик в углу собственной мастерской. Он нервничал, то разглядывая свои отшлифованные ногти, то стирая не­видимую грязь с вельветовых брюк.

— Кирюш, я сам в шоке… Рафаэля периодически так заклинивает: «моя квартира», «моя мастерская»… можно подумать, за столько лет жизни с ним я ни на что не имею права!

— Да ладно, расслабься… — Кирш вскочила с дивана, босиком прошлепала к стулу за носками и на ходу сняла футболку. — В конце концов, он прав. Обещаю, Паш, я без проблем найду себе повое пристанище и завтра же с утра свалю, не грузись! Лучше скажи: безобразные у меня сиськи после родов стали? Пять лет назад классные были, я помню!

Поль снисходительно улыбнулся: у Кирш были женс­кие, но мускулистые руки, и она натягивала на себя спортивный топик резким небрежным движением.

— Кирюш, у тебя как была, так и осталась аккуратная красивая грудь нулевого размера.

Кирш ухмыльнулась и промолчала,

— А тебе-то самой такая грудь нравится?

— Больше первого, на крайняк второго размера — это уже вымя! Мне худенькие девочки нравятся, но женствен­ные, красивые… А ты по-прежнему полупедическими дама­ми не брезгуешь или мужикам уже совсем не изменяешь?

Кирш возвышалась над сидящим Полем, расставив ноги и сунув руки в карманы спущенных, на бедрах, джин­сов, Паша-Поль отвернулся: в те моменты, когда в непос­редственной близости от себя он видел такие стройные атлетические тела с грозными татуировками, он начинал чаще дышать,

— Кирюш, а ведь ты под допингом с мужчиной со­шлась? Больше такого желания не было?

Кирш махнула рукой и стала по-хозяйски разгляды­вать френч Поля, повешенный им на декоративную колон­ну в центре мастерской,

— С каким там мужчиной! С таким же гомиком, как ты, только еще более женственным! Это был… эксклюзив­ный случай, повторение невозможно. Я же лесбиянка, Паш, конченая лесбиянка, я бисексуалов вообще не понимаю, презираю даже!

Поль лукаво улыбнулся и, положив ногу на ногу, ехид­но заметил вполтона:

— А люди вообще ненавидят в других собственные не­достатки…

— Это ты о чем?! — Кирш заговорила ниже, с хрипот­цой, прищурилась, вынула одну руку из кармана и выбро­сила вперед указательный палец, — Если хочешь, мне му­жики не противны, я к ним нормально отношусь, но они такие же, как я: им, как мне, женщины нужны! Мы с ними одной крови… — Кирш уселась на пол, повертела в руке ключи и, грозно отбивая ногой какой-то ритм, продолжи­ла: — …Им правится женский запах, вкус женщины… И мне, понимаешь?! Меня в особях мужского пола в смысле постели ничего заинтересовать не может.

Поль испуганно моргал глазами, и Кирш почесала нос, решив, что он, пожалуй, и не ставил под сомнение ее ори­ентацию. Паша знал, что в ранней юности Кирш хотела быть мальчиком, что лет до двадцати не раздевалась при женщинах, с которыми спала. Он не знал, но мог догадать­ся, что и поныне она не позволяла никому прикасаться к тем местам своего тела, с которыми и сама не могла ра­зобраться: по ошибке они ей достались, или по праву, в награду или в наказание.

Поль открыл портсигар и протянул Кирш, они заку­рили. Когда-то они по-дружески признались друг другу, что героин и сигареты помогают сбрасывать лишние ки­лограммы: Поль боялся располнеть и ограничивать себя в выборе одежды, Кирш бросало в холодный пот, когда она замечала, как начинают предательски округляться бедра и грудь. Теперь у них не было лишнего веса, но были более весомые проблемы.

— …Паш, я б, наверно, бросила курить, если б стимул был.

— А я ничего не собираюсь бросать: незачем уже.

Кирш смотрела на Поля сквозь сигаретный дым и ду­мала; он живет сам по себе и ради себя, ради того, чтобы доказывать что-то. Себе — что оторвался от своего про­шлого, людям — что может быть им приятен и интересен. А хотелось бы ей, Кирш, жить и ждать чего-то сверхъесте­ственного, не будь она матерью Максимки? Кирш улыбну­лась и затушила сигарету: конечно, она намного сильнее Паши, потому что ее сердце видит мир двумя парами глаз.

Мастерская находилась под самой крышей, оттого сквозь большое чердачное окно прямо на Кирш падало яс­ное голубое небо. Она зажмурилась, потом подошла к цветам, стоящим вдоль стены, и подвинула их ближе к свету.

— Она что, и сегодня будет с нами весь день?

Андрей пожал плечами:

— Если хочешь, не будет.

— Да мне, конечно, все равно, пусть будет. — Произ­нося это, Алиса почти испуганно смотрела на выходящую из туалета Стеллу.

После вернисажа та с вызовом поинтересовалась: обе­дать сейчас? Или лучше позже? Покажу вам хорошее мес­течко!

Стало ясно, что этот день они обречены провести в ком­пании настойчивой москвички.

В какой-то момент Алисе показалось, что Стелла про­сто боится оставаться одна, но другой компании, кроме них, у нее на эти дни как-то не сложилось. Алиса мельком взглянула на часы; было уже семь вечера, Стелла то и дело взрывалась металлическим смехом, много говорила, ма­нерно растягивая слова, и позвякивала окольцовывавши­ми ее драгоценностями, похожими на ритуальные укра­шения шамана.

«Хорошо бы она не поехала с нами в галерею, тогда мы быстрее освободимся и поедем наконец в Гостиницу…» Алиса виновато взглянула на Стеллу, испугавшись, что та прочтет ее мысли. У Алисы был распахнутый откровен­ный взгляд, а Стелла прятала глаза или смотрела на собе­седника сквозь пелену какого-то неясного умысла. Непри­ятно долго терпеть чужую шумную неискренность, осо­бенно когда мечтаешь только о тишине, теплом пледе и горячем час с лимоном. Андрей с утра вопросительно по­глядывал на Алису, но, не встречая с ее стороны никакого бунта против общения со Стеллой, не протестовал против такого гида: просто решил, что уж вечер и завтрашний день общение с посторонними будет сведено на нет.

Телефон начал жужжать и вздрагивать на стеклянном столе: Стелла прервала рассказ на полуслове и, буркнув под нос; «эсэмэс!» — схватила мобильный, чтобы прочесть сообщение.

Ne znaesh, gde Kirsh? Li Lit

Если бы стены клуба не были выложены причудливы­ми зеркалами, скучающему официанту нечем было бы раз­влечься, А так — можно было разглядывать в забавной зеркальной перспективе столик в углу. За ним сидели трое: эффектная дамочка лет тридцати пяти, демонстрировав­шая парочке напротив бегающий взгляд в комплекте с гол­ливудской улыбкой и кошачьими манерами, молодой муж­чина в замшевом пиджаке, то и дело поправлявший на­шейный платок (жест человека, еще не сроднившегося с новым образом); свободной рукой мужчина обнимал крес­ло, в котором, держа прямо спину, обняв колени, сидела девушка е огромной русой косой и слегка виноватым взгля­дом. Официант тихо присвистнул: борясь с явным жела­нием выйти на волю, девушка теребила кончик своей рос­кошной косы. Когда дамочка схватилась за телефон, де­вушка с косой бросила на своего спутника умоляющий взгляд.