«Пой, соловей, хоть твой Коран…» Пой, соловей, хоть твой Коран Не вылечит душевных ран. Когда поёшь, ещё больнее При мысли, что расстаться с нею, С волшебной жизнью предстоит. Погода дивная стоит. Пой, незаметный самородок. Позволь, задравши подбородок, Смещая взгляд левей, правей, Тебя искать среди ветвей. «Нет, я не могу закаляться, как сталь…»
Нет, я не могу закаляться, как сталь. Мне страшно за близких, мне прошлого жаль. Я в новое утро вхожу осторожно, Средь новых широт озираюсь тревожно, Расстаться с тобой, мой любимый, боюсь На час, на минуту и тихо молюсь. «А я и не стремлюсь на волю…» А я и не стремлюсь на волю. То по оврагу, то по полю Блуждаю я в земном плену. То листья мну, то травы мну. В земном плену живя с рожденья, Совсем не жду освобожденья И даже опасаюсь дня, Когда освободят меня. «Господи, жизнь – это гиблое дело…» Господи, жизнь – это гиблое дело, Вот небеса – не имеют предела. А постоялец несчастной земли Слышит однажды: «Ну хватит. Умри». Не надышался, не нагляделся, Недолюбил. Так куда же он делся? И не преступно ли гнать его прочь С этой земли в соловьиную ночь? «И каждый росток утверждает…» И каждый росток утверждает: «Я сам» — И тянется вверх – к небесам, к небесам. И каждый цветочек, приземистый даже, Стремится туда же, туда же, туда же. И дерево к небу стремится, шурша Листвой. И туда же стремится душа. «О чём всё сущее, о чём…» О чём всё сущее, о чём? Мы в жизни мало что сечём. Она – загадка, тайна, мрак, Но можно ведь прожить и так, Не понимая ни аза. Ведь всё равно блестит слеза, И смех серебряный звучит, И сердце бедное стучит. «Он, может, ответил мне тысячу раз…» Он, может, ответил мне тысячу раз И тысячу раз от погибели спас, И тысячу строчек мне продиктовал, И руку незримую мне подавал. Я просто, наверно, не очень чутка. К тому же и память моя коротка. «А знаешь? Этот день – последний…» А знаешь? Этот день – последний. Прощайся в рощице соседней С его лучом и тенью, с ним. Вот он уже другим тесним, Тем, что иное затевая, Спешит, проститься не давая. «Если это не рай, то преддверье…» Если это не рай, то преддверье. Вот у птиц разноцветные перья. Вот на листьях волшебный узор, Вот меж листьями дивный зазор, Вот трава серебрится сырая. Предвкушенье – прекраснее рая, Предвкушенье, преддверье того, Чего не было ни у кого. «И я – в единственном числе…» И я – в единственном числе, И ты. Ты тоже одиночка, Как на пустой странице точка Или как искорка в золе. Как в одиночку выжить здесь? Но мы глагол «любить» спрягаем, Друг другу выжить помогаем, Преображая космос весь. «Рожденье дня и затуханье…» Рожденье дня и затуханье, И блеск его – Творца дыханье, И пёстрой бабочки пыльца — Дыханье лёгкое Творца, И куст сирени в разных видах — Творца легчайший вдох и выдох. «Надежда может извести…» Надежда может извести Куда сильней, чем безнадёжность. Пока мне чудится возможность Всё удержать и всё спасти. Я трепыхаюсь, верю, жду, И даже делаю попытку, И длю бессмысленную пытку, С законом жизни не в ладу. «Нет, ещё не пора, не пора…» Нет, ещё не пора, не пора, Ведь не кончилась эта игра Ветра с листьями, бликов с тенями, И ещё мы живём меж огнями, И роса, как хрусталь баккара, И трава молода и нежна, И сирень то цвела, то сорила, Разве я их отблагодарила И сказала им всё, что должна? «Куда мне до него? Счастливый, как любовник…» Куда мне до него? Счастливый, как любовник, Сияет юный куст, июньский куст – шиповник. Мы населяем с ним одну и ту же землю, Его душа поёт, а я с восторгом внемлю. Куда мне до него? Я рядом с ним немею, Цвести так не могу, сиять так не умею. «Есть возможность прожить это лето в саду…»
Есть возможность прожить это лето в саду. Я ценю это лучшее время в году. Я ценю с каждой веткой зелёной соседство. Чтоб писались стихи, это лучшее средство. К слову «счастье» я рифму сегодня ищу И о том, что на свете их мало, грущу. |
