– Хоть бы ничего с ним не случилось!

– Ничего с ним не случится; сейчас мода такая, в партизанах ходить, а то модно, знаешь, что душе угодно.

Нена посмотрела на свои наручные часы.

– Ну ладно, ты ложись, а у меня завтра ужасный день – экзамен по математике, а я ничегошеньки не знаю! Если подумать, насколько тебе жить легче, не имея на шее учебы! Только попробуй вообразить этот ужас: экзамен по математике, в субботу, в восемь утра! – Она направилась к двери.

– Нена!

– Что?

– Зачем ты надела этот пакет себе на голову?

Мария Фернанда опять покраснела.

– Понимаешь, я иногда смазываю волосы майонезом, чтоб блестели, это хорошее естественное средство.

– Разве они потом не пахнут?

– Большеньки-меньшеньки, но можно потерпеть ради красоты.

– Ай, сестренка, – воскликнул Давид и рассмеялся, – у тебя хотдог на голове! – Марии Фернанде шутка не понравилась, и она принялась старательно подтыкать одеяло вокруг Джонленнона, хотя в этом не было необходимости. – Нена, тебе никогда не доводилось слышать голос у себя в голове?

– Нет, – ответила она сухо. – Я ещё с ума не сошла!

– А ты не знаешь, какая часть человека возрождается после смерти?

– Кажется, мне что-то попадалось насчет этого.

– Может, это болезнь?

– Трудно сказать… Если хочешь, завтра что-нибудь разузнаю об этом. Приятных сновидений!

Оставшись в одиночестве, Давид стал смотреть в окно и размышлять.

«Я даже не хотел идти на эти танцы и вообще уходить собрался, когда Карлота потащила меня танцевать». – «Не говори чепухи, – возразил ему внутренний голос. – Ты только об этом и мечтал весь день, пока гонялся за броненосцем. Скажи спасибо, что жених один явился, а то бы…» – «Замолчи!» – «Как-то поживает команданте Насарио?» – «Заткнись!» – «Что-то сейчас поделывают полицейские в Чакале?» – «Замолчи, я тебе сказал!» – «Думаю, погони тебе не избежать». Давид вспомнил последние минуты перед полетом, выстрелы, с тревогой подумал об отце и со слезами на глазах повалился на подушку – ему, несчастно двадцатилетнему юноше, судьба подложила жирную грязную свинью.

Всю ночь Давида терзал внутренний голос, отчего голова у него разболелась, точно сжатая в огромных тисках. Он слышал, как его бессмертная часть разгуливает по мозгу, будто осматривая свои владения, и твердит ему, чтобы перестал дурака валять, что пора уж привыкнуть к ней, что все его страхи выеденного яйца не стоят. Она говорила с ним колким, уничижительным, властным тоном и уверяла, что ему уже никогда не избавиться от ее присутствия. Этот кошмар длился до самого утра и прервался лишь после того, как сестра потрясла Давида за плечо.

– Тебе что-то страшное приснилось?

– Нет… – Весь в холодном поту, он сел на кровати.

– Ты так кричал, наверное, это тебя совесть мучает – дядя Альфонсо нам уже все рассказал!

– Папа?

– Вставай, он совсем недавно приехал, ждет тебя на кухне!

Было уже около десяти утра. У Давида ломило все тело, в местах ударов образовались кровоподтеки. Он с трудом обулся.

– Пошли, – торопила его Мария Фернанда, – твой отец очень беспокоится!

– Он один приехал?

– Ну да, а ты кого-то ждал?

«Наверное, команданте Насарио! – издевательски подсказал внутренний голос – Или, может, Карлоту Амалию?»

– Маму, – ответил Давид.

Альфонсо Валенсуэла добирался до родственников на попутках. Лицо его осунулось от усталости и бессонной ночи, но в то же время выражало удовлетворение, словно ему удалось избавиться от большой неприятности. Посадив сына в самолет, он, набравшись храбрости, тут же отправился на переговоры с отцом убитого. Ему удалось добиться от дона Педро Кастро обещания пощадить Давида при условии, что ноги его больше не будет в Чакале.

– Это тебе приказ, понятно?

– А как же мои друзья, моя работа на лесопилке?

– Тебе лучше сразу свыкнуться с мыслью, что ты уже никогда не вернешься домой!

– Альфонсо, а полиция не вмешается?

– Полиция сделает так, как распорядится дон Педро; команданте Насарио приходится ему кумом; он полицейских даже оружием снабжает!

– Да, видать, они у него хорошо прикормлены, – заметил Грегорио.

– Прикормлены – не то слово!

– Я видел, как полицейские убили несколько ребят в ущелье Какачила, – вставил Давид, – сказали, что они партизаны.

– Властям все позволено, а нас за дураков держат – смотри и молчи!

Давид слушал и удивлялся: отец впервые предстал перед ним таким – холодным и расчетливым. Он понимал, что должен освободить отца от лишней обузы, и рассказал ему о своем плане уехать в Штаты на заработки, Альфонсо ответил, что, само собой, надеяться только на отцовскую помощь Давид не может, но время для игр закончилось, надо начинать самостоятельную жизнь и искать работу, чтобы избавить от лишних трудностей дядю Грегорио и тетю Марию.

– Ну, пока что все наоборот, – возразил Грегорио, – это из-за нас они на него набросились вчера, верно, Давид? Ох, и досталось же ему!

– А вот тебе не зря наподдали, в воспитательных целях, а то у тебя здесь и дел никаких нет, кроме твоего долбанного бейсбола, а ты пойди-ка займись настоящим трудом!

– Ну уж нет, я вам не ишак, только ты у нас любитель спину гнуть!

Мария разлила по чашкам кофе.

– Альфонсо, Давид плохо себя чувствует!

– Еще бы, Мария, как он может чувствовать себя хорошо после того, что пережил!

– Он слышит голоса и от этого очень страдает, – продолжала Мария. – Тебе бы надо показать его врачу.

– Какого хрена, сестра, у моего сына, может, и есть заскоки, но он не сумасшедший! – Он повернулся к Давиду: – Ты все еще слышишь голоса?

Давиду захотелось плакать, но он сдержался – даже если перед ним возникнут все черти преисподней, отец не увидит и слезинки у него на лице!

– Ага, – подтвердил Давид.

– А ты начал слышать их до или после того, что случилось с Рохелио?

– После.

– Ну, вот видишь? Ничего, это от испуга, скоро все голоса исчезнут, а ты о них и думать забудешь!

– Да, верно, – согласился Грегорио.

«Как бы не так!» – прошептал внутренний голос.

Давид хотел сказать об этом присутствующим, но тут Мария спросила:

– Вы разве завтракать не будете?

– Мне надо ехать, – отказался Альфонсо. – Меня ждет хозяйский самолет в аэропорту, обещали подбросить.

– Ну, нет, не поедешь, пока не поешь, педик чертов, мне наплевать, что ты опоздаешь на самолет! Старая, состряпай-ка чего-нибудь по-быстрому, а то этот каброн будет потом всем говорить, что приехал к нам в гости, а ему тут и воды напиться не дали, у него язык что помело, уж я-то знаю! – Мария приготовила яйца «по-конски», поставила на стол сыр, тушеную фасоль, налила мужчинам свежего кофе.

– Давай-ка, каброн, наворачивай и знай, что в доме твоей сестры тебя всегда накормят, ядрена корень,»учти, что от этих яиц будет стоять, как в тридцать лет. приедешь домой – сам убедишься, если ты вообще что-то умеешь!

– Ну да, учил баран волка, как овцу крыть!

– Может, хоть теперь ты выполнишь свой мужской долг перед Тере!

– Да замолчи, ты-то что понимаешь в мужских делах! – Все это время Давид молча слушал, как всегда, не понимая смысла перепалок, обычно возникающих между отцом и дядей.

– Ну а как Чато? – поинтересовался Альфонсо.

– Вот этот каброн действительно сошел с ума! Вообрази себе – хочет свергнуть правительство!

– Весь в тебя!

– Что за хренотень эта нынешняя молодежь, недоумки поганые! Все что-то читают, музыку слушают, да такую, что не понятно, как у них барабанные перепонки не лопнут!

– А прически, – подхватила тетя Мария, – волосы у мальчишек длиннее, чем женские, не хватает только, чтобы начали в косички заплетать или платочки на головы повязывать!

– Наслушаются своей музыки, а потом принимаются критиковать правительство, предпринимателей, и уж никому не под силу научить их уму-разуму! Ну, откуда, скажи, в башках у этих обормотов берется, к примеру, что религия – опиум для народа? Ну, глупости же говорят, честное слово!