– Вы уверены, мой команданте? – спросил Маскареньо и посмотрел на обитателей дома, задержав взгляд на Давиде. – Эк его трясет! Эй, Ротозей, уж не ты ли нам нужен?
– Это не Чато, – вмешалась тетя Мария. – Это мои племянник из Чакалы, он только что приехал.
– Старая уловка, – сказал начальник, хотя знал, что ему говорят правду. Словно получив приказ, Маскареньо нанес Давиду мощный удар ногой точно по печени, отчего тот повалился на бок. – Предъяви документы! – потребовал полицейский, но Давид не имел с собой никакого удостоверения личности. За всю свою жизнь он был обладателем только одного билета, даже не студенческого, а ученика начальной школы, которую окончил с неимоверным трудом. Да и зачем человеку документы в глухой сьерре? Однако ни боль от удара, ни угрозы лейтенанта, ни все более жестокое и пугающее поведение полицейских не могли подавить в Давиде неожиданной радости, вызванной внезапным пониманием того, что разыскивают не его, а Чато.
– Ты чего лыбишься, кабронсито?
Мария Фернанда сделала осторожную попытку заступиться за двоюродного брата. Ее до сих пор называли Неной, поскольку она с младенчества так и осталась для всех «деточкой», но в будущем, по словам Грегорио, обязательно станет знаменитым адвокатом.
– Вы позволите, сеньор? Я состою в биологическом клубе вместе с Майтэ Бальдерас, дочерью губернатора.
– Матерь божья! – оскалился полицейский начальник. – И это делает вас важной персоной? Зачем вы надели на волосы полиэтиленовый пакет?
Мария Фернанда покраснела и продолжила тонким голоском:
– Разумеется, вы пришли за моим братом, но папа давным-давно прогнал Чато из дома, и с тех пор мы его ни разу не видели. – Она старалась побороть в себе страх и соображала, как бы повыгоднее использовать факт своей дружбы с дочкой губернатора. – Мы не несем ответственности за действия моего брата и не заслужили подобного отношения к себе, а что касается Давида, то он всего лишь бедный деревенский юноша, который не способен и в птичку камнем бросить, одного взгляда на него достаточно, чтобы понять это! А кроме того, он фактически только что приехал!
– Это сущая правда, – поддержала ее мать, – я его перед самым вашим приходом мачакой кормила, можете в кастрюлю заглянуть!
– Прытко пела рыбка! – прорычал Маскареньо, закипая яростью. – Этого птенчика мы заберем с собой, – и заставил Давида подняться с пола. – Ну, Ротозей, пойдем, познакомишься с Санта Клаусом.
«Думаю, настал твой конец», – издевательски произнес внутренний голос. Услышав, как покатывается со смеху его бессмертная часть, Давид не сдержался и выкрикнул:
– Нет! Уходи прочь! – Потом бросился на пол: – Прочь из моей головы! – и принялся таскать себя за волосы.
Воцарилась полная тишина, в которой раздавалось только тяжелое сопение Давида. Наконец тетя обняла его и стала успокаивать:
– Тихо, тихо» мой мальчик.
– Это дьявол, тетя, у меня в голове дьявол!
– Мой племянник болен, – обернулась тетя Мария к Маскареньо. – Ему плохо!
Полицейский уже привык никому не верить, но все же не шелохнулся. Остальные также стояли, словно завороженные этим проявлением безумия. Воспользовавшись замешательством офицера, Нена перешла в наступление:
– Коменданте, Давид никак не связан с делами моего брата, а кроме того, нездоров. Он всего лишь простой крестьянин, вы только посмотрите на его руки; говоря словами Атауальпы Юпанки, мозоли – вот его верительная грамота, и он продлевает ее дважды в год.
– Хватит мне голову морочить! – оборвал ее полицейский. – Где находится Грегорио Палафокс Валенсуэла?
– Я прогнал его из дома, – ответил дядя, – потому что не согласен с их идеологией.
Маскареньо посмотрел на него с нескрываемым недоверием и, казалось, вот-вот ударит, но в это мгновение Джонленнон длинно пукнул, отчего стоящие рядом с ним полицейские рассмеялись. Один из агентов, который последним слез с крыши, приблизился к начальнику и шепотом сказал, что живет в этом районе, знает в лицо всех членов семьи и Давид действительно не Чато. Начальник сердито взглянул на него:
– Я не просил вас давать разъяснения! – Вид у него вдруг стал очень усталым. – Пошли отсюда, – приказал он. – Лейтенант, выводите «драконов»!
Когда обитатели дома решили, что вроде бы все уже позади, Маскареньо напоследок поддал Давиду спереди коленом, и тот, скрючившись от боли, покатился по полу.
– Будешь знать, как ломать комедию, Ротозей!
Начальник подошел к Грегорио.
– В следующий раз я арестую вас, и тогда вам придется отвечать за проделки вашего сына!
Они ушли, оставив дверь открытой, и в доме воцарилась гнетущая тишина.
– Вот гадство! – пробормотал Грегорио. – И все из-за этого засранца!
Давид поднял голову и посмотрел в окно; луна была похожа на золотую монету.
3
Он не стал раздеваться, только стянул свои ковбойские сапоги. Джонленнон, спящий на соседней кровати, в очередной раз громко испустил кишечные газы. Внутренний голос твердил ему, что, совершив убийство, он заклеймил себя на всю жизнь, что память о Рохелио будет преследовать его вечно. Давид чувствовал себя совершенно разбитым. Он вспоминал снова и снова, как в зверином порыве спасти свою жизнь нащупывал невидимый камень. Несколько минут назад двоюродная сестра помогла ему подняться с пола; пока дядя Грегорио с горечью бранил Чато:
– Чтобы я о нем и слова не слышал в этом доме! – кричал он. – Понятно вам? Для меня он мертвый и в могилу закопанный!
– Да успокойся ты, старый!
– Папа, этого нельзя так оставлять, надо подать на них в суд!
– На кого подать в суд? На полицию?
– Конечно! – настаивала Мария Фернанда. – Пойми, нарушены наши гражданские права, мы не можем терпеть подобный произвол, иначе они из нас станут веревки вить!
Они сидели в гостиной. Грегорио совсем сник.
– Обязательно надо подать на них в суд, – настаивала Нена. – Мы находимся под зашитой Конституции!
– Безнадежно судиться с полицией!
– Это еще почему? С какой стати мы должны позволять полицейским и остальной своре нарушать законы? Только подумайте, к какому разгулу насилия это может привести!
Тут тетя вспомнила о Давиде, который молча сидел, уставившись печальными глазами на книжные полки.
– Как ты себя чувствуешь?
– Голова болит.
– Нена, дай ему таблетку аспирина, пусть умоется и ложится спать на кровати Чато. Бедняжка, ему-то ни за что досталось!
Спальня была очень большая. Джонленнон уснул беспробудным сном.
– Я сейчас вернусь, – сказала Нена. – Помнишь, где ванная комната?
Давид кивнул, а когда сестра вышла, чуть не заплакал; ему нельзя здесь оставаться, надо уносить ноги, не дожидаясь рассвета. Его все больше привлекала идея отправиться на заработки в США, но он понятия не имел, как добраться до страны, о которой столько слышал от друзей. Такая ли на самом деле Калифорния, как ему описывали? Может быть, у них действительно пива хоть залейся и женщины ходят по улице почти голые? А вот броненосцы там водятся, сосны растут? Сумеет ли он найти работу на лесопилке? Давид углубился в размышления о возможности трудоустройства, когда в спальню вошла Нена и бросила ему пузырек с бальзамом.
– Смажь этим ушибленные места! – Потом подошла к кровати Джонленнона, поправила сброшенное им во сне одеяло и присела с краешку, чтобы поболтать. – Ну как, тебе больше не удавалось убить оленя?
– Нет, их почти не осталось, истребили гомеросы и партизаны.
– А почему ты решил поехать на заработки?
– Так просто.
– У тебя болит?
– Да.
– Вот сволочи, мне даже смотреть больно было, честное слово, но ничего, мы на них в суд подадим, вот увидишь!
– Нена, зачем им нужен Чато?
– Похоже, юноше захотелось сильных ощущений, вот он и подался в партизаны.
– Он что, в людей стреляет?
– Мне кажется, у него просто крыша немного поехала; папа говорит, что Чато вернется, когда с голодухи припрет, но пускать ли его в дом, он еще посмотрит.