Гардения почувствовала, как ее кисть наполняется сладостным теплом, как это тепло распространяется по всему телу, как по спине побежали мурашки.

Взгляд лорда Харткорта скользнул вниз по ее лицу и задержался на губах.

Она покраснела.

Не оттого, что испытала стыд или стеснение, а от ощущения приятной новизны овладевших ею эмоций. Между ней и лордом Харткортом возникло нечто невидимое, почти осязаемое, странный магнетизм, обладавший мощной силой.

Лорд Харткорт легонько сжал пальцы вокруг руки Гардении.

— Прошу вас, всегда помните: то или иное решение вы должны принимать сами, — сказал он тихо и медленно. — Никто не вправе заставить вас делать то, что вы не желаете делать.

Каждый ваш поступок должен быть осознан вами и заранее продуман.

Его слова изумили Гардению. Она понимала, что они — составная часть тех странных отношений, которые возникли между ней и этими двумя молодыми людьми. Людьми, появившимися в ее жизни так неожиданно и так странно. Половина из того, что они ей говорили, оставалась для нее загадкой. Ясно было одно: в присутствии лорда Харткорта ее сердце начинало колотиться беспокойно и часто.

— Вы слишком молоды и неопытны, — продолжал говорить он. — И мне хотелось бы, чтобы ваша жизнь побыстрее как-то определилась…

В который раз за время пребывания во Франции Гардения пришла в недоумение. Неизвестно почему все считали, что ей следует куда-то торопиться.

Лорд Харткорт быстро убрал руку, и она, не оборачиваясь, поняла, что возвращается Бертрам Каннингхэм.

Бертрам приблизился, опустился на свое место и положил цилиндр на свободный стул.

— По словам Арчи, вероятнее всего, выиграет Минорин, — объявил он.

— Королевская лошадь! — провозгласил лорд Харткорт — Поставлю на нее, — сказал Бертрам оживленно, потирая руки. — Если она меня не подведет, Гардения получит один из лучших подарков, какие видывал Париж!

Щеки Гардении запылали. Он обращался к ней по имени, и это сильно ее смущало. В то же время она чувствовала, что покажется старомодной и смешной, если заговорит об этом вслух. Неловкость вызывало и его обещание сделать ей дорогой подарок. Тетя Лили вряд ли обрадовалась бы, узнай она, что ее племянница принимает от мужчин дорогие презенты.

Но королевская лошадь еще не выиграла, и Гардении оставалось лишь надеяться на ее проигрыш.

— Извините, но мне пора домой, — сказала она, поднимаясь со стула десять минут спустя. — Сегодня мы собираемся в театр — на «Comedie Francaise». He хочу опаздывать.

— А кто вас будет сопровождать? — спросил Бертрам.

— Барон, — ответила Гардения. — Он сказал, приведет с собой еще кого-нибудь, чтобы мужчин было двое. Надеюсь… — Она резко замолчала.

— ..этим вторым мужчиной не окажется Гозлин, — закончил ее фразу лорд Харткорт. — Я тоже искренне на это надеюсь. В противном случае вам не позавидуешь.

— Это точно, — с чувством сказала Гардения. — Если с нами пойдет мсье Гозлин, весь вечер будет испорчен. Наверняка барон приведет кого-нибудь другого.

На протяжении всего обратного пути ее мучили опасения.

Встречаться сегодня с Гозлином до ужаса не хотелось.

— Надеюсь, вы хорошенько подумаете над тем, что я вам предложил, — прошептал ей на ухо Берти, когда они подъехали к дому герцогини. — В четверг я обязательно приду на вечеринку к ее светлости. И расскажу вам в подробностях, каков мой план. Но ждать встречи так долго я просто не смогу. Поэтому загляну к герцогине завтра после обеда. Может, получится с вами увидеться.

— Не знаю, чем мы будем завтра заниматься, — ответила Гардения. — Тетя еще ничего мне не говорила о своих намерениях.

— К черту тетю с ее намерениями! — заявил Берти раздраженно. — Я хочу видеть вас, остальное меня не интересует.

Гардения улыбнулась:

— Большое спасибо за прогулку. Мне она надолго запомнится.

Лорд Харткорт спрыгнул на землю, помог Гардении выйти из экипажа и пожал ей руку.

— До свидания, мисс Уидон, — сказал он.

Гардения еще раз улыбнулась и торопливо зашагала вверх по лестнице.

Большие часы в холле показывали пять минут седьмого, когда она вбежала в дом. В это время герцогиня обычно еще отдыхала.

Поднявшись на второй этаж. Гардения увидела барона. Он выходил из комнаты герцогини.

— А, вот и ты, Гардения! Наконец-то вернулась. Ее светлость ожидала, что ты явишься раньше.

— Я ездила на прогулку, — ответила Гардения. — И очень хорошо провела время.

— С двумя англичанами?

Гардения кивнула.

— С мистером Каннингхэмом и лордом Харткортом. Мы катались на экипаже, запряженном черными красавицами-лошадьми.

— Ха! Эти англичане вечно что-нибудь выдумают! — проворчал барон, сильно хмуря брови. — Выкидывают деньги на ветер, серьезные вещи их не заботят! Занимались бы лучше управлением своих имений!

— Иногда о серьезных вещах можно и не думать, — возразила Гардения. — Особенно если ты в Париже, а на дворе весна.

Она пребывала в приподнятом настроении и не желала позволять барону испортить его критикой и инсинуациями.

Он постоянно говорил об англичанах что-нибудь весьма нелестное и называл их бестолковыми любителями развлечений.

— О чем же вы беседовали с лордом Харткортом? — поинтересовался барон.

— Ни о чем конкретном. — Гардения пожала плечами.

— Тебе он нравится?

Вопрос был настолько неожиданным и откровенным, что Гардения к своему великому стыду покраснела. Но ответила довольно смело и даже дерзко:

— Мне очень нравится и лорд Харткорт, и его кузен!

Барон невозмутимо кивнул.

— Отлично. Общайся с милыми молодыми людьми, сколько хочешь. Твоя тетя именно этого и желает. Но больше других ей нравится лорд Харткорт, верно?

— Извините, я должна привести себя в порядок для похода в театр, — сказала Гардения, игнорируя последний вопрос барона.

— Ах да, театр! — воскликнул барон, словно совсем позабыл о своих планах на вечер. — С нами пойдет еще один человек, Пьер Гозлин. Вчера ты его уже видела.

— О нет! — невольно слетело с губ Гардении. Она прижала руку ко рту, но было уже поздно.

Барон приподнял брови.

— Насколько понимаю, тебе этот человек не понравился?

Твоя тетя тоже не любит его. А зря. Он, конечно, не красавец, но чертовски умен. Когда ты станешь взрослее, поймешь, что это крайне важное качество. — На его мерзких губах появилась неприятная улыбка. — Можешь не переживать. Мсье Гозлин заинтересован не тобой, а твоей тетей. Все свое внимание он посвятит ей. А с тобой буду общаться я.

— Как приятно, — процедила Гардения сквозь зубы.

— Очень приятно, — прошептал барон, касаясь толстым пальцем ее подбородка.

Не успела она опомниться, как он нагнул голову и обхватил ее губы своим жутким ртом.

Задыхаясь от негодования и потрясения, едва удержавшись, чтобы не залепить обидчику звонкую пощечину, Гардения отскочила от него и побежала вверх по лестнице, тщательно вытирая губы тыльной стороной ладони.

Из-за ее спины послышался взрыв оглушительного хохота.

Она чувствовала, что ненавидит барона всей своей душой.

Гардения закрылась в своей комнате и принялась тщательно вытирать губы. Вскоре они покраснели и припухли, но ей казалось, что на них все еще сохраняется след от гадкого поцелуя барона. Ее трясло от ужаса и отвращения.

— Я его ненавижу! — повторяла она вновь и вновь, расхаживая взад и вперед по устланному ковром полу. От ощущения собственной беспомощности хотелось бить по стенам кулаками. Настолько одинокой она не чувствовала себя даже после смерти мамы. Теперь ей не к кому было обращаться за помощью. Ждать защиты от тети Лили не имело ни малейшего смысла. Со слезами на глазах она размышляла об участи сотен женщин, вынужденных подчиняться воле мужчин.

Над суфражистками и их выходками смеялись, но во многом участницы этого движения были правы. Сколько бы мужчины ни рассуждали о влиянии на них женщин, последние все равно оставались их рабынями, поскольку не имели ни прав, ни привилегий и как будто относились к низшему сословию общества.