— Это тот самый дом? — взволнованно спросила Гардения по-французски, когда старенький фиакр, приблизившись к большому особняку с главным входом в виде портика, замедлил ход и свернул к обочине дороги, параллельной Елисейским полям.

— Oui, Ma'm'selle1, — ответил извозчик. — Наверняка тот самый. Его трудно спутать с каким-нибудь другим. — Он натянул поводья и небрежно сплюнул в дорожную пыль.

Гардения поежилась от неловкости. Было что-то устрашающее и в дерзком поведении кучера, и в том, как выглядел роскошный дом, — он утопал в ярких огнях. Судя по всему, в настоящий момент в нем отмечали какой-то праздник.

Подъехать к лестнице парадного входа не представлялось возможным. Посыпанная гравием дорога, ведущая к ней, была заставлена блестящими автомобилями и элегантными двухместными экипажами, запряженными лошадьми в серебристой сбруе. Все это охраняли наемные шоферы в нарядных форменных гамашах и двубортных пиджаках, извозчики в фуражках с кокардами и накидках с капюшонами, а также лакеи в одеждах цвета бордо.

Гардении, не привыкшей к подобному, показалось, что она видит фрагмент красочного театрального представления.

Кучер спрыгнул с козел своего старомодного экипажа, не трудясь удерживать лошадь, — животное было настолько уставшим и изможденным, что без принуждения и так больше не сдвинулось бы с места.

— Вы попросили привезти вас именно сюда, Ma'm'selle, — сказал он. — Может, уже передумали?

Его голос прозвучал несколько странно, а глаза по-особому блеснули, поэтому Гардения еще больше напряглась.

— Нет-нет, — поспешно ответила она. — Я не передумала.

Сколько с меня?

Кучер назвал непомерно высокую сумму. Гардения знала, что плата за подобную поездку должна быть гораздо ниже, но не решилась вступать с наглецом в спор в присутствии столь многочисленной толпы шоферов и извозчиков, рассматривавших ее с нескрываемым любопытством.

Открыв кошелек и пересчитав оставшиеся деньги, она убедилась, что их даже больше, чем просит кучер, и отдала ему почти все. Не потому что он этого заслуживал, а просто из желания сделать красивый жест.

— Будьте добры, внесите мой чемодан в дом, — спокойно и вежливо, как подобает настоящей леди, попросила она, и извозчик не посмел ответить отказом.

Гардения неторопливо прошла по дороге, покрытой гравием, и поднялась по каменной лестнице к парадному входу.

Двери были приоткрыты. Откуда-то изнутри раздавались звуки чудесной веселой мелодии. Играли на нескольких скрипках. Звучали также, едва не заглушая музыку, чьи-то громкие голоса и резкий необузданный смех.

Совершенно неожиданно двери распахнулись, и все внимание Гардении сконцентрировалось на открывшем их лакее в бриджах по колено и темно-красной ливрее — точно такого же цвета, как одежды слуг во дворе. Ливрея эта была отделана золотистыми лентами и бесчисленным количеством блестящих золотых пуговиц. На руках лакея белели перчатки. Создавалось такое впечатление, что они ему великоваты. У него на голове красовался напудренный парик. Слуга смотрел поверх головы Гардении, застыв в напряженном ожидании, гордо приподняв подбородок.

— Я хотела бы видеть герцогиню де Мабийон, — сказала Гардения дрожащим от волнения голосом и шагнула в холл.

Лакей не ответил. К нему подошел другой человек, еще более блистательного вида, скорее всего дворецкий.

— Ее светлость ожидает вас, Ma'm'selle? — спросил он, многозначительно вскидывая брови и ясно давая таким образом понять, что он сильно удивится, если услышит положительный ответ.

Гардения покачала головой и пробормотала:

— Боюсь, что нет. Но если вы сообщите ее светлости мое имя, уверена, она согласится меня принять.

— Сегодня вечером ее светлость занята, — с важным видом провозгласил дворецкий. — Если бы вы пришли завтра… — Он резко замолчал, увидев человека, несущего по лестнице старый потертый кожаный чемодан. Лицо его исказилось от возмущения.

Извозчик поднялся по ступеням, вошел в холл, шумно опустил свою ношу на мраморный пол и шагнул вперед.

— Imbecile!2 — крикнул дворецкий по-французски. Гардения не знала этого слова и могла лишь догадываться о его значении. — Думаешь, в этот дом позволено вносить всякий хлам? Сию минуту возьми это и проваливай! Сию минуту!

— Я притащил сюда этот чемодан, потому что так мне было ведено, — уверенным голосом заявил извозчик, — Леди сказала: «Внесите это в дом», вот я и внес.

— Убери отсюда эту рухлядь! — багровея от злости, приказал дворецкий. — И поживее! У меня нет времени разбираться с каждым проходимцем!

Извозчик громко выругался. Его голос гулким эхом отдался в дальнем конце холла.

Гардения шагнула вперед.

— Этот человек всего лишь выполнил мое распоряжение.

Не разговаривайте с ним в таком тоне. И, пожалуйста, побыстрее сообщите тете о моем приезде.

Последовала напряженная пауза.

— Votre tante, Ma'm'selle?3 — спросил дворецкий с недоверием и едва уловимым оттенком уважения, значительно понизив голос.

— Да, я племянница ее светлости, — ответила Гардения. — Прошу вас передать ей, что я здесь. — Она повернулась к извозчику. — А вы можете идти.

Кучер приподнял край обшарпанного цилиндра.

— A votre service4, Ma'm'selle, — сказал он и, осклабившись, шаркающей походкой вышел за дверь.

Некоторое время дворецкий в нерешительности молчал.

— Вы, наверное, поняли, что сегодня у ее светлости вечеринка, Ma'm'selle?

— Конечно, поняла, — ответила Гардения. — Но, уверена, что она не станет на меня сердиться, когда я объясню, почему была вынуждена приехать.

На широкой лестнице, покрытой толстым ковром, которая вела на второй этаж, появились несколько смеющихся нарядных мужчин и женщин. Они направлялись вниз, по-видимому, в расположенную в дальнем конце холла просторную комнату, сквозь приоткрытую дверь которой виднелся уставленный серебряной посудой стол.

Дворецкий поспешил к гостям.

Гардения почувствовала себя весьма неловко. Ей не предложили ни присесть, ни пройти. Она стояла одна в холле незнакомого дома в обществе единственного лакея у двери, который хранил напряженное молчание.

«Быть может, дворецкий расценил мое вмешательство в его разговор с кучером как неслыханную дерзость, — размышляла она. — Но если бы я промолчала, то разгорелся бы настоящий скандал».

От волнения и смущения у нее пересохло во рту, и сердце билось быстро и громко.

Она не имела возможности дождаться того момента, когда тетя получит ее письмо, и была вынуждена приехать раньше. А на телеграмму у нее просто не хватило бы денег.

Ей ужасно хотелось есть. Она отбыла на корабле из Дувра рано утром и с тех пор крошки в рот не брала. От усталости и голода голова у нее шла кругом. Шум и гам, царившие в доме, отдавались в висках неприятным звоном.

Совершенно смущенная, она присела на край своего старенького чемодана с потертыми углами, не защищенными металлическими пластинами.

Ее путешествие длилось почти целые сутки. В поезде она сделала все возможное, чтобы привести себя в порядок, но это оказалось весьма затруднительным: туалет в ее вагоне был крохотным и неудобным, Прибыв на станцию, она наняла самый ветхий и старомодный фиакр, так как решила, что за поездку на подобном не потребуют высокую плату.

Внезапно со стороны лестницы послышался громкий смех и крики, и Гардения, отвлекаясь от раздумий над своими бедами, повернула голову. Вниз по ступеням, приподняв края походивших на пену пышных нижних юбок, сбегала разодетая молодая особа. На ее обнаженной шее сверкали бриллианты.