— Простите, — сказала Гардения с улыбкой. — Я не хотела вас обидеть. Но согласитесь: с точки зрения общественности брак мамы и папы считался мезальянсом. Хотя папа и не являлся наследником, был вторым сыном у своих родителей.
Герцогиня презрительно прищурила глаза и сердито произнесла:
— Твой дед, сэр Густас Уидон, был высокомерным, напыщенным старым снобом. Он жаждал заставить твоего отца страдать. Лишь потому что тот женился на любимой женщине.
Лишил его денег и всяческой поддержки, распустил о нем грязные слухи в надежде, что от него откажутся даже друзья.
— Не думаю, что папа из-за этого сильно переживал. — Гардения пожала плечами. — Он был настолько счастлив с мамой, что все остальное его просто не интересовало. — Она тяжело вздохнула. — В последние месяцы их совместной жизни нередко случалось такое, что на время они забывали даже обо мне — просто молча смотрели друг на друга и как будто переносились в какие-то другие миры.
— В некотором смысле я завидовала Эмили, — призналась герцогиня. — Меня любили многие мужчины, мне предлагали богатства, положение в обществе и драгоценности. Но сама я ни к одному из своих поклонников не испытала ничего такого, что испытывала по отношению к твоему отцу она.
— Если вы говорите такие слова, значит, непременно все поймете правильно. — Глаза Гардении взволнованно заблестели. — Мама умерла, потому что ее сердце было навеки разбито. Звучит сентиментально, но это так. После смерти папы она потеряла всякий интерес к жизни. Целыми днями просиживала у окна, глядя в сад. Я знала, что все ее мысли о нем. Ей даже хотелось умереть, чтобы вновь повстречаться с папой.
Однажды, когда в доме было страшно холодно, а уголь кончился, она сильно заболела. Я видела по отрешенному выражению ее лица, что у нее нет ни малейшего желания выздороветь. Я пыталась разговаривать с ней о будущем, строить планы, но она меня не слушала, все время думала о папе. Наверное, ее не интересовала уже даже моя судьба…
Герцогиня вытерла выступившие слезы.
— И как же закончилась эта печальная история любви? — спросила она.
— Мама умерла в прошлую субботу, — пробормотала Гардения дрожащим голосом. — Весь день она пролежала без сознания. А потом вдруг открыла глаза и улыбнулась. Не мне и не врачу. А папе. Такие ее улыбки предназначались только папе.
С минуту она молчала, борясь с нахлынувшими на нее эмоциями. А успокоившись, продолжила:
— Буквально через два дня после смерти мамы мне пришло письмо от фирмы-владелицы закладной на наш дом. В нем сообщалось, что я должна срочно выехать. В этой конторе работают скверные люди. Всегда изводили нас и запугивали, если мы задерживали оплату хотя бы на день. Денег у меня не было. В том числе и на то, чтобы расплатиться с соседями, дававшими нам в долг еду и другие необходимые вещи…
— Я верну все ваши долги, — твердо сказала герцогиня. — Все до одного.
Гардения радостно вскрикнула:
— Я так надеялась на то, что вы это сделаете! Наши бывшие соседи — удивительные люди. Присылали маме цветы, пока она болела, покупали ей лекарства, приносили особую пищу, которой кормят больных. Все старались помочь ей подняться на ноги.
— Я сегодня же вышлю деньги им всем. Мой секретарь выпишет чеки, — пообещала герцогиня. — О, девочка! Как же все печально! Если бы я только знала! А почему ты сама не написала мне письмо?
— Я не решилась бы, — ответила Гардения. — Ведь до сегодняшнего дня мы виделись с вами всего дважды. В первый раз — когда я только родилась. Кстати, меня назвали Гарденией не без вашего участия, так ведь?
— Да, да, все верно. — Герцогиня кивнула. — Через несколько дней после твоего рождения я приехала к Эмили с огромной корзиной гардений — купила их в цветочном магазине в Лондоне. Увидев мой подарок, твоя мама рассмеялась и сказала: «Это в твоем духе, дорогая. Очень надеюсь, что моя девочка будет такой же красивой, как ты. И, пожалуй, назову ее Гардения».
— Мама не раз рассказывала мне о вашем презенте, — сказала Гардения. — И всегда при этом смеялась. В тот период они с папой ломали головы над тем, где раздобыть деньги на оплату услуг врачей и покупку всего необходимого для меня.
Поэтому ваш подарок был потрясающе неуместным, экстравагантным и роскошным.
— В том-то все и дело! — с сокрушенным видом произнесла герцогиня. — В тот момент я даже не поняла, что поступила нелепо! Потому что уже привыкла к богатству. Все, чего бы я ни пожелала, с легкостью ложилось к моим ногам, и я совсем позабыла о том, что такое нужда. Я была старше твоей мамы, поэтому к тому времени, когда она повзрослела, уже жила с мужем в Париже. Это чудовищно, но мне никогда не приходило в голову, что мы живем как будто в разных мирах. А ведь я любила Эмили, по-настоящему любила!
— Не терзайте себя, — успокаивающим тоном произнесла Гардения. — Мама никогда и не считала, что вы обязаны ей помогать, и тоже искренне вас любила. Она постоянно рассказывала мне, что вы были очень красивой. Настолько красивой, что, когда вы вместе приходили в церковь, все прихожане поворачивали в вашу сторону головы, а мужчины, певшие в хоре, смотрели не в книжки с гимнами, а на вас.
— В меня влюбился даже викарий, представляешь? — Герцогиня рассмеялась. — Он постоянно приходил к нам на чай и краснел до корней волос, как только я с ним заговаривала. А меня это жутко забавляло. Тогда я только начинала понимать, что имею власть над мужчинами. О, дорогая моя! Сколько же лет прошло с тех давних пор!
По ее губам скользнула мечтательная улыбка. Она немного помолчала и продолжила:
— В твоем возрасте я уже была замужем. Хотела уехать из дома. И потом, Хьюго Рейнбард казался мне очень привлекательным. Я его не любила, но восхищалась им. Отец пытался отговорить меня от этого замужества, но я ничего не желала слушать. Да и какая девушка на моем месте поступила бы иначе? Все, что я видела дома, так это деревенскую скуку и викария, а Рейнбард предлагал мне Париж!
— Мама говорила, что в подвенечном платье вы выглядели просто ангельски, — сказала Гардения. — Она постоянно о вас рассказывала, и я с нетерпением ждала момента встречи с вами.
Когда вы приехали к нам в июне 1902 года — видите, как точно я помню дату, — я убедилась, что, описывая вас, мама нисколько не преувеличивала. Вы были самой красивой из всех известных мне женщин.
Герцогиня довольно заулыбалась, потом резко вскинула руки и приложила их к лицу.
— Ты говоришь о событиях семилетней давности! А что теперь? Только взгляни на меня! Я постарела, у меня появились морщины. Даже не трудись со мной спорить. Зеркала мне не лгут… Моя красота, Гардения, осталась в прошлом. Но я стараюсь и буду продолжать стараться ее вернуть. Говорят, что в Венгрии изобрели новый метод…
Она резко замолчала, воодушевление мгновенно исчезло с ее лица.
— Только в данный момент не время разговаривать об этом.
Сейчас нам следует обсудить твою ситуацию. Ты поступила абсолютно правильно, приехав ко мне, детка. К кому еще ты смогла бы обратиться за помощью? Не страшно было отправляться в дорогу одной?
Гардения пожала плечами.
— В любом случае сопровождать меня теперь некому, — ответила она печально. — Конечно, было бы правильнее предупредить вас заранее о своем приезде, но для нашего дома уже нашли покупателя и меня торопили с выселением. Я распродала соседям остатки мебели, часть вырученных денег потратила на раздачу долгов, а то, что осталось, взяла с собой.
Телеграмму не смогла бы вам дать, это слишком дорого.
— Итак, ты приехала вчера вечером, — произнесла герцогиня. — Я на самом деле не поверила Ивонн, когда она сообщила мне, что ты здесь.
Гардения робко кивнула.
— Конечно. Я заявилась так неожиданно. Глупая, я даже не подумала о том, что у вас может быть вечеринка. Решила, что приеду и сразу вам обо всем расскажу… И вы меня поймете…
— Я понимаю, все понимаю, девочка, — сказала герцогиня. — Поэтому считаю, что нам стоит немедленно обсудить, как тебе быть. Оставаться здесь ты не можешь.
