Итак, теперь я знал, кто собирается меня лечить, и при мысли о том, какого рода будет это лечение, меня охватил ужас. Я дал себе торжественную клятву, что шесть лет спустя, когда мои одноклассники закончат мединститут, я не буду обращаться к врачам.

Конечно, я сам понимал, что давать подобное обещание просто смешно, поскольку вряд ли врач, к которому я когда-либо попаду, окажется моим одноклассником, и, кроме того, было очевидно, что большая часть студентов медвузов были такими же лоботрясами, как и мои школьные приятели, так что определять срок в шесть лет было просто абсурдно, но я в то время был почти школьником, я еще не встретил Учителя, и дал себе эту забавную клятву, скорее следуя на поводу эмоций, чем повинуясь доводам рассудка.

– Вернись к реальности, мой маленький брат, – услышал я насмешливый голос Ли.

Я встряхнулся, удивляясь самому себе. Воспоминания так захватили меня, что я забыл, что делаю и где нахожусь. Было уже за полночь. Маленькие тихие улочки, по которым мы шли, были пусты. Откуда-то издалека доносился заливистый и нервный собачий лай. Я вернулся к реальности в полном смысле этого слова. Я ощутил на своей коже ласкающую влажность южной ночи. Прозрачный свет луны, запутавшийся в кронах деревьев, создавал удивительную и причудливую картину игры света и тени. Облупившиеся стены домов в темноте казались древними стенами средневековых крепостей.

Я шагал в сумраке ночи рядом с самым загадочным в мире человеком, мудрым носителем удивительного древнего и в то же время столь современного знания. Я вспомнил слова Учителя о том, что болезнь – это отсутствие гармонии, и что Спокойные считают болезнью все, начиная от невоспитанности и вспыльчивого характера и кончая плохим настроением и неумением радоваться жизни.

Сейчас эти слова стали частью меня. Я подумал, с каким искусством Ли выбирает место и время для своих наставлений. Теплая крымская ночь была полна покоя и гармонии. Даже собачий лай вписывался в этот покой, добавляя в него особую ноту очарования жизни. В такую ночь мне не хотелось быть вспыльчивым, боязливым или нетерпеливым. Я хотел быть таким же естественным и спокойным, как эта улица, как этот влажный неподвижный воздух, как эти деревья, неподвижно застывшие в лунном свете, как Учитель, шагающий рядом со мной.

Что-то неуловимо изменилось во мне. Я вдруг понял, что слово «болезнь» поменяло для меня свой глубинный внутренний смысл. Действительно, болезнь могла быть ужасной, как, например, рак, но почему-то это больше меня не беспокоило. Я подумал, что рак – это тоже отсутствие гармонии, но теперь я был почти уверен, что однажды я постигну искусство восстановления внутреннего равновесия, и тогда рак станет для меня вещью не более страшной, чем вспыльчивость или лень.

Я с благодарностью посмотрел на Учителя. По выражению его лица было очевидно, что он прекрасно осведомлен обо всех моих внутренних переживаниях и трансформациях.

– Твоим преимуществом является то, что, хотя ты легко теряешь устойчивость, ты с такой же легкостью восстанавливаешь ее, – улыбнулся он, и в его взгляде я прочитал одобрение. – Когда-нибудь ты постигнешь искусство балансировать на спине ветра, и когда-нибудь ты поймешь, что болезнь – это дар, которым судьба награждает Следующего по Пути Истины, поскольку лишь отсутствие гармонии напоминает тебе о том, что гармония существует. Воины Жизни используют болезнь как упражнение, и жизнь предоставляет им множество возможностей упражняться и совершенствовать свое искусство существования и выживания в этом прекрасном мире. Если ты будешь относиться к болезни как к несчастью, которое ослабляет тебя и лишает тебя радостей жизни, ты так или иначе проиграешь, но если ты научишься воспринимать болезнь как упражнение, дающее тебе новый опыт, знания и силы в твоем путешествии по жизни, ты станешь и сильнее, и мудрее.

– С чего я должен начать, чтобы искоренить свои болезни? – спросил я.

– О болезнях физических мы еще поговорим, – ответил Ли. – Сейчас твоя задача – позаботиться о болезнях духа.

– Я сделаю все, что ты скажешь, – с готовностью откликнулся я.

– Не думай, что все так просто, – сказал Учитель. – Самая большая сложность в излечении болезней духа, болезней характера – это то, что ты их не замечаешь, или то, что ты замечаешь лишь некоторые детали, упуская из вида самое главное.

– Думаю, что я достаточно критичен по отношению к себе, – сказал я. – Я не стараюсь казаться лучше, чем я есть, и открыто признаю свои недостатки.

– Какие дифирамбы самому себе! – усмехнулся Учитель. – Судя по твоему последнему высказыванию, трудно поверить, что ты чересчур критично настроен по отношению к самому себе. Но это нормально для европейца. Европейцы никогда не видят свое истинное лицо. Они считают себя либо богами, либо улитками.

– Я не считаю себя ни богом, ни улиткой, – возразил я.

– Ты понимаешь, о чем я говорю, – отрезал Ли. – Европеец смотрится в зеркало своего «я» и видит себя или прекрасным принцем, или гадким утенком, который никогда не превратится в белоснежного лебедя.

В душе я знал, что он прав, и мне вдруг захотелось понять, кем я представляю себя – принцем или гадким утенком. Я вынужден был признать, что, действительно, иногда завышаю свои положительные качества, но бывают моменты, когда я теряю уверенность в себе и вижу себя скорее в черном, чем в розовом свете.

– Ты хочешь сказать, что европеец всегда видит себя или принцем, или гадким утенком? – спросил я. – В моем случае нельзя сказать, чтобы я склонялся к одной из этих крайностей.

– Так происходит всегда, – подтвердил Учитель, – но тут есть еще одна меленькая деталь. Ты думаешь, что европеец – это единая и неделимая личность, которая знает, что она собой представляет и чего она хочет. В действительности это не так. Личность европейца вмещает в себя множество сушностей. О существовании некоторых из них она догадывается, но о присутствии других она даже не отдает себе отчета.

– Ты хочешь сказать, что во мне живет несколько сущностей, о которых я ничего не знаю? – удивился я.

– Их больше, чем ты можешь себе представить, – усмехнулся Ли.

– А в тебе тоже присутствуют разные сущности? – зажигаясь энтузиазмом от новой неизвестной мне темы, поинтересовался я.

– Во мне тоже есть разные сущности, и ты неоднократно был свидетелем их проявления, но разница в том, что мои внутренние сущности осознаны, познаны, приручены и объединены в одно целое. Теперь они едины в своей гармонии, но в случае необходимости я могу выделить одну или несколько из них для того, чтобы они выполняли свои задачи.

– А когда я видел твои сущности? – спросил я.

– С одной из них ты познакомился, когда я впервые демонстрировал тебе технику прыжков, – хитро улыбнулся Учитель. – Помнится, она произвела на тебя неизгладимое впечатление.

«Неизгладимое» – это было еще слабо сказано. Я вспомнил, как крик и действия Ли буквально вывернули меня наизнанку, сжигая и вырывая внутренности и мозг, и что был момент, когда я всерьез принял его за инопланетное существо. Но мне никогда не приходило в голову, что то, что я видел, не было Учителем, вернее, было одной из неведомых мне сущностей, живущих в его теле.

– Расскажи мне подробнее о сущностях, – с загоревшимся взглядом попросил я.

Ли усмехнулся.

– В свое время мы обсудим и это, – сказал он. – Сейчас мы должны заняться другими делами. Мы слишком отклонились от темы. Пора вернуться к болезням души и поговорить конкретно о тебе.

– Как скажешь, – с легким разочарованием согласился я.

– По-моему, кто-то здесь заявил, что открыто признает свои недостатки, – усмехнулся Учитель. – Перечисли мне их.

Это предложение не вызвало во мне энтузиазма. Конечно, я мог много чего порассказать о себе, но произошла странная вещь – когда я думал о своих недостатках, какая-то часть меня признавала, что они у меня есть, но другая часть упорно настаивала на том, что это совсем не так и что я лишь хочу назвать какие-то качества, чтобы выполнить распоряжение Ли, но что в сущности эти заявления будут ложью.