Последняя страничка гражданской войны Слава тебе, краснозвездный герой! Землю кровью вымыв, во славу коммуны, к горе за горой шедший твердынями Крыма. Они проползали танками рвы, выпятив пушек шеи, – телами рвы заполняли вы, по трупам перейдя перешеек, [10] Они за окопами взрыли окоп, хлестали свинцовой рекою, – а вы отобрали у них Перекоп чуть не голой рукою. Не только тобой завоеван Крым и белых разбита орава, – удар твой двойной: завоевано им [20] трудиться великое право. И если в солнце жизнь суждена за этими днями хмурыми, мы знаем – вашей отвагой она взята в перекопском штурме. В одну благодарность сливаем слова тебе, краснозвездная лава, [30] Во веки веков, товарищи, вам – слава, слава, слава! [1920-1921] Слава, Слава, Слава героям!!! Впрочем, им довольно воздали дани. Теперь поговорим о дряни. Утихомирились бури революционных лон. Подернулась тиной советская мешанина. [10] И вылезло из-за спины РСФСР мурло мещанина. (Меня не поймаете на слове, я вовсе не против мещанского сословия. Мещанам без различия классов и сословий мое славословие.) Со всех необъятных российских нив, [20] с первого дня советского рождения стеклись они, наскоро оперенья переменив, и засели во все учреждения. Намозолив от пятилетнего сидения зады, крепкие, как умывальники, живут и поныне – тише воды. Свили уютные кабинеты и спаленки. И вечером [30] та или иная мразь, на жену, за пианином обучающуюся, глядя, говорит, от самовара разморясь: "Товарищ Надя! К празднику прибавка – 24 тыщи. Тариф. Эх, [40] и заведу я себе тихоокеанские галифища, чтоб из штанов выглядывать как коралловый риф!" А Надя: "И мне с эмблемами платья. Без серпа и молота не покажешься в свете! В чем сегодня [50] буду фигурять я на балу в Реввоенсовете?!" На стенке Маркс. Рамочка _а_ла. На "Известиях" лежа, котенок греется. А из-под потолочка верещала оголтелая канареица. Маркс со стенки смотрел, смотрел… И вдруг во разинул рот, да как заорет: "Опутали революцию обывательщины нити. Страшнее Врангеля обывательский быт. Скорее головы канарейкам сверните – чтоб коммунизм канарейками не был побит!" [1920-1921] Лубянская площадь. На площади той, как грешные верблюды в конце мира, орут папиросники: "Давай, налетай! "Мурсал" рассыпной! Пачками "Ира"! Никольские ворота. Часовня у ворот. [10] Пропахла ладаном и елеем она. Тиха, что воды набрала в рот, часовня святого Пантел_е_ймона. Против Никольских – Наркомвнудел. Дела и люди со дна до крыши. Гремели двери, авто дудел. На площадь чекист из подъезда вышел, [20] "Комиссар!!" – шепнул, увидев наган, мальчишка один, юркий и скользкий, а у самого на Лубянской одна нога, а другая – на Никольской. Чекист по делам на Ильинку шел, совсем не в тот и не из того отдела, – [30] весь день гонял, устал как вол. И вообще – какое ему до этого дело?! Мальчишка с перепугу в часовню шасть. Конспиративно закрестились папиросники. Набились, аж яблоку негде упасть! [40] Возрадовались святители, апостолы и постники. Дивится Пантел_е_ймон: – Уверовали в бога! – Дивится чекист: – Что они, очумели?! – Дивятся мальчишки: – Унесли, мол, ноги! – [50] Наудивлялись все, аж успокоились еле. И вновь по-старому. В часовне тихо. Чекист по улицам гоняет лих. Черт его знает какая неразбериха! А сколько их, таких неразберих?! [1921] |
