Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В тот же миг у нее возникло ощущение, словно ее поймали за не совсем пристойным занятием. Все, что Трой знала по-французски, немедленно вылетело у нее из головы.

– Pardon, – заикаясь, проговорила она. – Je desire… je cherche… Monsieur Garbel… le nom Garbel[7].

Женщина произнесла нечто оставшееся для Трой загадкой. Тогда она сказала: «Je ne parle pas Francais» и добавила, подумав: «Malheureusement»[8]. Женщина издала звук, в котором явственно слышался ропот на судьбу, и вперевалку выползла из каморки. Она была необычайно толста и при ходьбе опиралась на палку. Ее глаза напоминали черные смородины, утонувшие в сыром тесте. Она ткнула палкой в один из верхних ящиков, и Трой вдруг узрела до боли знакомый почерк, выцветшие чернила и надпись «П. Е. Гарбель».

– Ah, merci[9], – воскликнула она, но толстуха презрительно покачала головой и повторила фразу, которую она уже говорила прежде. На этот раз Трой кое-что сумела разобрать: «Pas chez elle… il y a vingt-quatre heures»[10].

– Нет дома? – громко переспросила Трой по-английски. Женщина пожала массивными плечами и направилась обратно в каморку.

– Могу я оставить записку? – прокричала Трой в широкую спину и, напрягая память, выговорила: – Puis-je vous donner un billet pour Monsieur?[11]

Женщина посмотрела на нее как на сумасшедшую. Трой порылась в сумочке, вытащив записную книжку и огрызок карандаша, при этом наброски портрета Рики, сделанные в поезде, упали на пол. Толстуха не без интереса взглянула на них. Трой быстро нацарапала: «Заходила в 11.15. К сожалению, не застала вас. Ждем завтра к обеду в гостинице «Королевская». Она подписалась, сложила листок и вывела сверху: «мсье П. Е. Гарбель». Передав записку толстухе (по-видимому, консьержке?), Трой наклонилась, чтобы собрать рисунки, и едва не уткнулась носом в пыльный подол, нижние юбки сомнительной чистоты и разбитые туфли. Выпрямившись, она увидела, как консьержка водит толстым пальцем с траурной каймой под ногтем по имени адресата. «Должно быть, не может разобрать мой почерк», – мелькнуло в голове у Трой, и она принялась тыкать пальцем попеременно то в табличку над ящиком, то в записку, натужно улыбаясь и кивая головой.

– Гарбель, – повторяла Трой, – Гарбель.

Она вспомнила о чаевых и вложила в пухлую руку двухсотфранковую бумажку. Эффект был мгновенным. Женщина расплылась в улыбке, обнажив черные гнилые зубы.

– Мадемуазель, – сказала она, игриво помахивая запиской.

– Мадам, – поправила ее Трой.

– No, no, no, no, Mademoiselle[12], – настаивала толстуха с притворной любезностью.

Трой решила, что ей пытаются сделать комплимент. Она изобразила укоризненный взгляд, а затем, вяло махнув рукой, ринулась к выходу.

Рики и Рауль, сидя в машине, были заняты оживленной беседой. Трое самых отчаянных мальчишек расположились на подножке автомобиля, остальные играли в чехарду, явно желая привлечь к себе внимание.

– Милый, – сказала Трой, когда они тронулись с места, – ты говоришь по-французски гораздо лучше меня.

Рики скосил на нее хитрый взгляд, глаза у него были ярко-голубыми с черными, как и волосы, ресницами.

– Naturellement![13] – произнес он.

– Не строй из себя бог знает что, Рики, – рассердилась мать. – Ты чересчур высокомерен. Наверное, я тебя плохо воспитываю.

– Почему?

– Опять?! – грозным тоном отозвалась Трой.

– Ты видела мистера Гарбеля, мамочка?

– Нет, я оставила ему записку.

– Он придет к нам?

– Надеюсь, – ответила Трой и добавила, немного подумав: – Если он существует.

– Если он пишет тебе письма, значит, он существует, – резонно заметил Рики. – Naturellement!

Рауль привез их на маленькую площадь и затормозил напротив гостиницы.

В этот момент консьержка из дома номер шестнадцать по улице Фиалок, просидев минут десять в мрачной задумчивости, взяла телефонную трубку и набрала номер замка Серебряной Козы.

3

Аллейн и доктор Баради стояли по обеим сторонам кровати мисс Трубоди. Горничная, пожилая сухонькая женщина, почтительно отошла к окну. Она перебирала четки, бусинки тихонько постукивали под ее пальцами.

Щеки больной, по-прежнему лишенные поддержки вставных челюстей, глубоко запали, кожа на носу и на лбу натянулась, отчего лицо больной казалось маленьким, как у обезьянки. Рот представлял собой ямку с неровными складчатыми краями. Мисс Трубоди храпела. При каждом выдохе края ямки приподнимались, а при каждом вдохе засасывались внутрь, так что какие-то признаки жизни, пусть и не слишком привлекательные с виду, присутствовали. Почти безволосые надбровные дуги сошлись на переносице, словно мисс Трубоди хмурилась неизвестно чему.

– Она будет находиться в таком состоянии несколько часов, – сообщил Баради. Он вынул из-под простыни руку пациентки. – Я не жду перемен. Она очень больна, но пока я не жду перемен.

– Звучит как вилланелла, старинная итальянская песенка, – рассеянно обронил Аллейн.

– Вы поэт?

Аллейн махнул рукой.

– Скажем так: никому не известный любитель.

– Уверен, вы недооцениваете себя, – сказал Баради, продолжая удерживать вялую руку мисс Трубоди. – Публикуетесь?

Аллейн едва не поддался искушению ляпнуть: «Одна-единственная тоненькая книжечка», но сдержался и ограничился скромным неопределенным жестом, который Баради снабдил привычным комментарием: «Мистер Оберон будет в восторге» – и добавил:

– Он уже чрезвычайно заинтересовался вами и вашей очаровательной женой.

– Должен признаться, – сказал Аллейн, – мистер Оберон произвел на меня громадное впечатление.

С видом человека, чье любопытство изрядно распалено, он взглянул на мясистое непроницаемое лицо доктора и не обнаружил на нем ни единой черточки, ни единого мимического движения, которые свидетельствовали бы о тупости или доверчивости. Кто он такой, этот Баради? Наполовину египтянин, наполовину француз? Или чистый египтянин? «Кто здесь заправляет? – размышлял Аллейн. – Баради или Оберон?» Баради, вынув часы и открыв крышку, бесстрастно взирал на Аллейна. Прошла минута, сопровождаемая постукиванием четок горничной.

– Ну да, – пробормотал Баради, пряча часы в карман, – иного я и не ожидал. Пока ничего нельзя предпринять. Служанка сообщит, если что-нибудь изменится. Она сообразительная и поднабралась в деревне кое-какого опыта в уходе за больными. Ее сменит мой слуга. Возможно, нам не удастся найти профессиональную сиделку до завтра, но мы справимся.

Он подозвал горничную, и та с бесстрастным видом выслушала его указания. Они оставили ее с больной, похожую на монахиню – чуткую и настороженную.

– Одиннадцать часов. Время для медитации, – объявил Баради, когда они вышли в коридор. – Нельзя никого беспокоить. В моей комнате найдется что-нибудь выпить. Я вас приглашаю. Ведь ваша машина еще не вернулась.

Он привел Аллейна в китайскую комнату. Слуга-египтянин накрывал на стол: венецианские бокалы, блюда с оливками и бутербродами, а также нечто в вазочке, напоминавшее рахат-лукум. Из серебряного ведерка со льдом торчала бутылка шампанского. Аллейн привык к срочным вызовам и бессонным ночам, но последние сутки выдались чересчур насыщенными, к тому же солнце пекло немилосердно, а запах эфира вызывал легкую тошноту. Он бы с удовольствием выпил сейчас пива, впрочем, подошло бы и шампанское. Однако скрепя сердце он уступил требованиям профессиональной этики и, надеясь, что не переигрывает, произнес самодовольным тоном:

– Вы не возражаете, если я выпью воды? Понимаете ли, в последнее время я сильно заинтересовался образом жизни, исключающим алкоголь.

вернуться

7

Извините. Я хочу… я ищу… мсье Гарбеля… по имени Гарбель (фр.).

вернуться

8

Я не говорю по-французски… К сожалению (фр.).

вернуться

9

Спасибо (фр.).

вернуться

10

Нету дома… уже сутки (фр.).

вернуться

11

Могу я оставить вам записку для мсье? (фр.)

вернуться

12

Нет, нет, нет, нет, мадемуазель (фр.).

вернуться

13

Естественно! (фр.)

17
{"b":"134481","o":1}