— Воображение? — удивился мистер Викхэм. — Почему?

— Потому что это единственная в жизни вещь, которая остается навсегда. И что бы ни приключилось с Мэри-Ли, оно будет с ней.

Тила действительно так думала, ведь именно воображение спасало ее от тоски и депрессии еще совсем недавно.

Она заметила, как удивил ее ответ мистера Викхэма, который, очевидно, надеялся услышать совершенно иное.

— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — подтвердил он ее предположение.

— Если посмотреть на это понятие объективно, — объяснила девушка, — то воображение — это качество, присущее только человеку, что отличает его от животных, и чем больше оно развито, тем тоньше и изысканнее натура.

Человек с богатым воображением в своих мыслях может достичь даже звезд.

Она перевела дыхание.

— И мы должны понимать, несмотря на изменчивость, а подчас и непостижимость нашей жизни, вокруг довольно много вещей, которые заключают в себе истинную ценность, и вовсе необязательно это деньги.

Мистер Викхэм облокотился на спинку кресла, пристально глядя на девушку.

— Вы удивили меня, мисс Стивенс! — признался он. — Скажите, вы сами до всего этого додумались?

— Все, что я сказала, отражает мои чувства, и, поверьте, я совсем не пытаюсь произвести на вас впечатление.

Неожиданно американец рассмеялся.

Тила в недоумении уставилась на него.

— Поверьте, — увидев, как она отреагировала на его смех, стал объяснять мистер Викхэм, — я не хочу показаться грубым, но вы выглядите не намного старше моей дочери, а ваши слова были бы под стать какому-нибудь доктору философии.

— Я действительно не пыталась произвести на вас особого впечатления, мистер Викхэм, — ответила Тила. — И уж если быть до конца честной, из того, о чем мы сегодня беседовали с Мэри-Ли, я поняла, что в детстве вы лишили ее чего-то намного более важного, нежели факты и цифры.

—  — Я лишил ее? — переспросил Клинт Викхэм.

— Конечно. Вы ведь не можете рассказывать ей о том', чего не знаете сами, — молвила Тила. — Я понимаю, вы прошли трудную школу жизни, но она сильно отличается от того, что может понять живущий беззаботной, комфортной жизнью ребенок.

— И что вы имеете в виду, говоря это? — снова спросил озадаченный мистер Викхэм.

Тила улыбнулась, и ее лицо стало еще симпатичнее.

— Я пытаюсь объяснить вам, почему для Мэри-Ли очень важно использовать воображение.

Мистер Викхэм встал и прошелся по комнате.

— Я просил вас спуститься вниз, мисс Стивенс, так как решил, что вы слишком молоды и неопытны для того, чтобы учить мою дочь, которой я хочу дать полноценное образование.

— Я знала, что вы так подумаете, — пролепетала Тила.

— Вы знали, о чем я собираюсь говорить с вами? — усмехнулся мистер Викхэм.

— Да, — спокойно ответила Тила.

— И откуда же?

— Потому что я заметила, как вы удивились, впервые увидев меня, и потому что, мне кажется, я знаю, как вы привыкли думать.

— И как же вы можете знать это? — поднял он брови.

Тила ответила не сразу, и он Язвительно переспросил:

— Ну так как же, отвечайте!

— Ну хорошо, — собралась с духом Тила. — Вы деловой человек, и вы невообразимо богаты уже в таком молодом возрасте. Из-за этого, а также из-за положения, которое вы занимаете в мире бизнеса, у вас не остается выбора — вам поневоле приходится быть довольно жестким и суровым, а значит, и думать так же.

Она какую-то секунду колебалась, сжигать ли мосты до конца, а потом решительно на все махнула рукой.

—  — Но я не думаю, — продолжала она, — что именно этого вы хотите для своей дочери, которая, во-первых, всего лишь ребенок, а во-вторых, девочка.

Клинт Викхэм внимательно смотрел на нее, но не проронил не слова.

Не услышав ничего в ответ. Тила сказала:

— Факты и цифры, может быть, важны для мальчика, но они никак не сделают Мэри-Ли более очаровательной и привлекательной.

Девушка вновь посмотрела на американца, но тот молчал.

— То, что она чувствует и к чему стремится, имеет гораздо большее значение, чем осведомленность в том, что она сможет купить, имея миллион фунтов.

А в заключение речи она произнесла уже мягко:

— Никакие деньги мира не способны купить женскую нежность и тепло, и никакие академические знания не смогут изменить ее сердце.

Тила остановилась и перевела дыхание.

Она вовсе не была уверена в эффективности своего монолога и не понимала, зачем она это делает.

Слова как будто сами собой срывались с ее губ.

И все сказанное ею было правдой, потому что исходило из глубины сердца.

Замолчав, Тила подумала, что все испортила, что ей следовало бы лучше стоять тихо и слушать указания мистера Викхэма, дабы он удостоверился в ее педагогических способностях.

Но нет, она должна была сказать то, во что верила сама.

И если он уволит ее за это, значит, так тому и быть.

Наконец, взглянув на мистера Викхэма, Тила заметила на его лице совершенно очевидное изумление.

Неожиданно он подошел к ней и произнес каким-то необычным тоном:

— Разве в вашем возрасте, с вашей внешностью можно произносить столь глубокомысленные слова?

Было уже около полуночи, когда Тила легла спать.

Перед сном ома мысленно вернулась к реалиям самого необычного вечера в своей жизни.

После того как Клинт Викхэм поговорил с ней и она уже вознамерилась уходить, он неожиданно сказал:

— Я собираюсь переодеться к ужину, и мне бы очень хотелось, чтобы вы поужинали со мной.

Тила была поражена.

— Поужинать… с… вами?

— Да, в восемь часов.

Она молчала, и он нетерпеливо спросил:

— Ну, так вы готовы мне что-нибудь ответить?

— Я… я бы с радостью согласилась, — честно призналась Тила, — но… это было бы ошибкой.

— Но почему?.

Этот вопрос поставил ее в тупик.

Она знала, неприлично незамужней девушке ужинать наедине с мужчиной, тем более что она служанка.

Если кто-нибудь увидит, не избежать сплетен.

Она решилась объяснить все это Викхэму.

— Понимаете, в Англии гувернантка может сесть за стол в обед, но никак не во время ужина. А ужин наедине с хозяином будет вообще равносилен скандалу.

Клинт Викхэм засмеялся:

— Да, я ожидал от Англии чего-нибудь подобного, но я американец, а в нашей стране, как вы, наверное. Знаете, нет никакого разделения на классы.

— Возможно. Но вместо этого деньги создают барьеры между людьми, — резонно заметила Тила.

— Сейчас некстати обсуждать подобные вопросы, — прервал ее мистер Викхэм. — Итак, где бы мы ни были — в Англии или в Гонолулу, — я хочу одного: чтобы вы поужинали со мной.

— Ну что ж… хорошо, — в некотором замешательстве промолвила Тила. — Я думаю, нет смысла противостоять вашему желанию.

Она вышла из кабинета, чувствуя спиной пристальный взгляд Клинта Викхэма.

Взбежав вверх по лестнице. Тила перевела дух и спросила у себя, может ли быть нечто более невероятное, чем только что случившийся разговор.

Девушка еще какое-то время раздумывала, а потом надела новое вечернее платье.

Оно, конечно, не было столь великолепным, как платья, в которых появляются юные леди на званых вечерах с целью привлечь внимание кавалеров, но тем не менее очень шло ей.

Тила посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна увиденным.

Она была уверена, именно Патрик сказал за обедом, что она красива.

И наверняка эти слова были произнесены, дабы выяснить, что по поводу своей новой гувернантки думает сам мистер Викхэм.

«Он почти что уволил меня», — раздраженно подумала Тила.

Однако теперь, после их разговора и приглашения на ужин, это вряд ли произойдет.

И все-таки она не может быть абсолютно уверена, пока он сам не скажет об этом.

Когда она спустилась в гостиную и шла к обеденному стопу, мистер Викхэм неотрывно смотрел на нее.

Взгляд его был таким же оценивающим, пристрастным, как в ту минуту, когда он впервые увидел ее.