— Я оставлю Мэри-Ли с вами, мисс Стивенс, — молвил он. — Мы поговорим с вами позже — сегодня или, может быть, завтра.

— Спасибо, — ответила Тила.

Все это время Роби очень внимательно наблюдал за происходящим, и теперь наконец груз свалился с его плеч.

Как только Клинт Викхэм повернулся к выходу, девушка одарила брата ободряющей улыбкой.

Она хотела подмигнуть ему, но подумала, что Мэри-Ли довольно проницательна и может заметить это.

По у Типы, наверное, поубавилось бы уверенности в себе, если б она услышала разговор между мистером Викхэмом и ее братом, когда они спускались по лестнице.

— Мисс Стивенс, по-моему, слишком молода, — заметил Клинт Викхэм.

— Я думаю, она старше, нежели выглядит, — поспешил его разуверить Гоби. — Она показалась мне весьма разумной, и потом… ваша дочь такая маленькая, думаю, ей будет легче найти общий язык с молодой девушкой.

— Но это очень ответственное, занятие, — г продолжал настаивать Викхэм, — и мне бы очень хотелось, чтоб моя дочь была воспитана по всем правилам.

Роби улыбнулся:

— Я абсолютно с вами согласен, все женщины должны быть хорошо воспитаны. По тем не менее вы должны понимать, что в Англии, в то время как мальчики ходят в школы, а затем поступают в университеты, их сестер учат старые девы, знающие не намного больше, чем сами девушки.

— Я слышал об этом, — согласился Клинт Викхэм, — и не собираюсь обучать Мэри-Ли подобным образом.

Он говорил столь убежденно, что Роби поневоле подумал: наверное, все эти молоденькие дебютантки, которых представлял ему Патрик, кажутся этому американцу такими же неинтересными и глупыми, какими они казались самому Гоби.

Он помнил, как, впервые попав в Лондон, не единожды посещал балы, организованные по случаю выхода в свет той или иной юной красотки.

И постоянно чувствовал себя обязанным перед хозяйкой дома потанцевать с ее дочерью-дебютанткой.

Но тогда же он встретил много красивых и умных женщин, с которыми впоследствии проводил много времени.

Кружась в вальсе с какой-нибудь не очень деликатной и явно глупой особой, он все чаще останавливал взгляд на женщинах постарше.

И очень скоро перестал замечать на балах незамужних дебютанток.

Он предпочитал иметь депо с дамами, которых даже принц Уэльский называл прекрасными.

Главная причина, по которой Тила никогда не слышала о любовных похождениях своего брата, заключалась в том, что слово «дискредитация» витало над всеми его возлюбленными.

Не столько сам Роби, сколько все его женщины ужасно боялись нарушить негласные правила поведения порядочной леди.

Роби с Клинтом Викхэмом спустились вниз.

Интересно, продолжал размышлять Роби, кто больше расстроится, Патрик или сам Клинт Викхэм, если его планы по завоеванию какой-нибудь молодой маркизы провалятся.

Еще он думал о Типе и о замечаниях американца в ее адрес.

Если он не изменит своего мнения, то скорее всего уволит ее.

Это будет катастрофой.

«Остается лишь надеяться, что Тила не подведет, — сказал сам себе Роби. — И надо предупредить ее обо всем, что я услышал; она должна производить впечатление очень умной и образованной девушки».

В том, что она такая и есть, Роби ни на секунду не сомневался.

Но Клинт Викхэм, по-видимому, имел об этом собственное представление. Глава 4

Тила проснулась рано.

Первым делом она подумала, что никакого Клинта Викхэма вчера не было и все это ей приснилось.

Как хорошо, что ей принесли ужин и не пришлось спускаться в столовую.

Она слышала, будто Роби и Патрик ужинали вместе, поэтому вряд ли ее пригласили бы на трапезу, пока они здесь.

Тила просидела в классной комнате до половины одиннадцатого — на тот случай, если она вдруг понадобится, потом легла спать.

Перед сном решила почитать книгу, найденную в одном из многочисленных книжных шкафов.

Может, это издание несколько веков назад читала гувернантка ее прадеду.

История о рыцарях и их похождениях целиком захватила ее, и она зачиталась до поздней ночи.

И сейчас все еще чувствовала их присутствие.

Взглянув на часы, она не поверила своим глазам: была всего лишь половина седьмого.

Но солнце уже заливало сад ярким светом, и неожиданно Тила почувствовала непреодолимое желание прокатиться на Кингфишере. А?

Она пересекла коридор и вошла в классную комнату. К ее удивлению, у окна стояла Мэри-Ли.

— Ты так рано! — воскликнула Тила, — Я думала, после долгого вчерашнего путешествия ты будешь крепко спать до полудня.

— Я совсем не устала и хочу кататься на лошади, — заявила Мэри-Ли.

Типе внезапно пришла в голову счастливая идея.

— Пойдем на конюшню, — предложила она. — И может быть, ты захочешь прогуляться перед завтраком.

Девочка подпрыгнула от радости.

— Пойдемте, пойдемте, я очень, очень хочу!

Они быстро зашагали, но вдруг Тила остановилась.

— Интересно, а есть ли там пони для тебя?

Она подумала, что Роби мог забыть о маленькой лошадке для ребенка.

И тут Мэри-Ли заливисто рассмеялась.

— Дома я всегда езжу на больших лошадях с папиного ранчо. Он говорит, пони мне не подходят.

Типе показалось странным, что ребенку, которому нет еще и восьми, это разрешено.

Хотя она слышала, что в Америке дети владельцев ранчо начинают ездить верхом почти сразу после того, как научатся ходить.

Тила позвала Эмили, и та искренне поразилась, узнав, что они уже встали.

— Я собиралась принести вам завтрак в половине девятого, — б недоумении произнесла она.

— Мы вернемся к этому времени, — пообещала Тила.

Пока Эмили помогала Мэри-Ли одеваться, она побежала к себе в комнату, чтобы найти свой костюм для верховой езды.

Это была единственная вещь из ее гардероба, которую не пришлось покупать, так как она принадлежала когда-то ее матери.

В тот период жизни, когда леди Ставерли бредила охотой, она одевалась у лучших лондонских портных, и костюм, который теперь собиралась надеть ее дочь, был необыкновенно красив и моден по тем временам.

Повзрослев, Тила вполне могла носить его, но она не видела необходимости в том, чтобы надевать такую роскошь для прогулок на Кингфишере.

Как правило, поблизости никого не было, и она предпочитала кататься в своих повседневных платьях.

Так уж повелось, что она запрягала Кингфишера с самого утра и ом послушно бродил за ней, пока она срезала цветы в саду или убирала листья.

В любой момент она могла вскочить на коня и уехать прочь из Ставерли, что обычно и делала.

«Но вот сейчас, — подумала Тила, — наступило время, когда я должна облачиться в этот костюм».

Под него она надела тонкую муслиновую блузку.

Костюм плотно облегал ее стройную фигурку.

Посмотрев на себя в зеркало. Тила отметила, что очень даже неплохо в нем смотрится, хотя, конечно же, сейчас такие костюмы уже не в моде;

«Ничего, — успокоила она себя, — большего от гувернантки и не ждут».

С этими мыслями она прошла в классную комнату, где ее уже ждала Мэри-Ли.

Девочка была в хорошеньком светлом костюме; юбочка представляла собой широкие брюки.

«Наверное, это правильно, раз такая малышка ездит на большой лошади. Так будет удобнее и безопаснее, — пришла к заключению Тила. — Но уж соседи наверняка посмотрят на это неодобрительно и начнут судачить».

Вслух она, конечно, ничего не сказала.

Подхватила Мэри-Ли под руку, и они поспешили вниз, стараясь оставаться незамеченными.

Они вышли из дома через черный ход; от него до конюшни было небольшое расстояние.

Молодой, заспанный конюх нес лошадям огромные ведра с чистой водой.

— Беги выбирай лошадь, какая понравится, — шепнула Тила девочке.

Для себя она уже сделала выбор.

Это был жеребец, привезенный с Таттерсальской ярмарки.

Большой, темный, немного строптивый — в нем определенно была арабская кровь.

Девушка приказала конюху оседлать коня, и в эту минуту раздался голос Мэри-Ли: