Спотыкается человек на ровном месте. Падает. Встает. Шикарный костюм испорчен, нос разбит, цветы сломаны. Свидание с удачей отменяется.

Разве это сюжет? Недоразумение. Тысячи падают на ровном месте и не делают из этого трагедии. Проблемы возникают, если ты падаешь не в прямом, а в переносном смысле. Ощущения другие. Не сразу понимаешь, что с тобой произошло. И вроде бы не больно, но потери несоизмеримые с испорченным костюмом. Некоторым так и не удается встать на ноги и продолжить свой путь.

Он сидел в кабинете издателя и с трудом понимал происходящее, будто речь шла о ком-то другом.

— Вы один из немногих авторов, Павел Михалыч, чьи книги читают работники издательства. Это при их-то занятости и количестве публикуемых беллетристов. Я, к сожалению, книг не читаю. Порой не хватает времени на завтрак, обед и ужин. Мое дело - бизнес. Как остаться на плаву в сложившейся ситуации. Бумага дорожает, цены на книги растут, покупатели тают, как мартовский снег. Тиражи падают. Мелкие издательства прогорают. Издавать книги нерентабельно.

Автор молчал, поглаживая зеленое сукно стола, и о чем-то думал. Скорее всего, он пытался придти в себя и сконцентрироваться, но это у него плохо получалось.

Огромный кабинет завален книгами. Забитые шкафы, стопки на столах, полу и даже на подоконнике. Сотни корешков и разноцветных обложек. О каком чтении можно говорить, здесь времени не хватит на разбор книжных баррикад.

— Вы хотите сказать, — наконец-то заговорил автор, — что бренд «Павел Слепцов» вас больше не интересует, и мы расторгаем наш контракт? Или я не выдерживаю конкуренции на рынке?

— Я ничего не хочу сказать, Павел Михалыч. Руководствуюсь только цифрами и ни чем более. В моем случае они диктуют правила игры. Ничего личного, только бизнес. Тиражи ваших книг упали на три четверти, и мы не можем платить вам такие высокие гонорары. Контракт останется в силе, если вы согласитесь получать четверть от того, что мы вам платили раньше.

— Я становлюсь отработанным материалом.

— Мы не можем диктовать свои условия рынку. Рынок сам расставляет акценты. Детективы еще удерживают свои позиции. Но с трудом. Жанр теряет гибкость. Довлеют примитивы. Речь идет не о вас. Читатель стал более разборчив, выбор слишком широк. Новичка вообще не напечатают, даже если он напишет шедевр. Новые имена не покупают вообще. Исписавшиеся авторы и более слабые сами отваливаются, как перезревшие плоды. Вчера ты гарцевал на белом коне, сегодня забыт. Да вы сами все видите.

— И к какой категории отношусь я?

— На плаву. Не смею вас учить. Вы человек опытный, хороший психолог, незаурядная личность. Но попытайтесь посмотреть на себя со стороны. Зачем вам слушать чужое мнение? Вы согласитесь только с тем, которое вас устраивает. Вы сами о себе все знаете. Попробуйте глянуть на свое творчество как посторонний человек.

— Труднее всего почувствовать запах собственной комнаты.

— Ничего не могу сказать. Я знаю запах книг. Другие мне не знакомы.

— Если придерживаться мнения, будто деньги не пахнут, может сменить жанр?

— Стоит ли? Сейчас лучше всего продаются учебники и справочная литература. Набирает обороты история, связанная с конкретными личностями. Серия о жизни замечательных людей всегда имела стабильный уровень тиражей. А теперь и тиражи выросли, несмотря на книжный кризис, да и пекут их как блины. Но все эти костюмчики не из вашего гардеробчика. Вы хороши там, где чувствуете себя рыбой в воде.

— Остается лишь оживить отмирающий жанр.

Издатель улыбнулся и пожал плечами.

— Я подумаю над вашим предложением, Игорь Петрович. Тайм-аут.

— Конечно. Решение остается за вами.

Павел Михайлович Слепцов встал, простился с издателем и вышел из тихого кабинета в шумный коридор. Люди с папками, бумагами и с пустыми руками сновали по бесчисленным кабинетам длиннющего тоннеля многоэтажного издательства.

И кому он здесь нужен?

Выйдя на улицу, он сел в свою машину и, положив руки на руль, долго думал. Признать себя побежденным ему не позволяли амбиции. Только что его макнули физиономией в дерьмо, и он обязан смириться с подобным унижением. Но как? Когда-то он сравнивал себя с цветущим деревом, приносящим сочные плоды. Талантами Бог не обидел. Но нельзя объять необъятное. Он сделал свой выбор. Какие-то ветви стали отсыхать за недостаточностью подпитки. На все не хватало энер гии и сил. Пришлось выбирать.

Пятнадцать лет он не сожалел о своем выборе. Побочные ростки окончательно сгнили и отвалились. Оставалась лишь мощная плодоносящая макушка, рвущаяся к облакам стремительными темпами. Но хватило одного удара топора и красивый стройный ствол превратился в обычный неприглядный пень. Реанимировать нечего. Разве что пенек даст новые ростки? Все возможно. Надежда юношей питает^[1]! А если тебе перевалило за пятьдесят? В его возрасте нужна стабильность, тишина, покой и никаких стрессов. Короче говоря, творческая атмосфера и востребованность.

Писатель без читателей, как артист без зрителя.

Стрессы начались год назад, когда от него ушла жена. И он до сих пор не смирился с утратой. О востребованности ему только что рассказали языком цифр.

Когда он шел по коридору издательства, ему казалось, что все оглядываются и кричат в спину: «А король-то голый!».

Но все было не так. Его никто в лице не знал. Мнительный народ эти писатели. Ранимые, обидчивые, капризные, как избалованные дети.

Но что поделать! Себя не переделаешь, когда голова наполовину седая.

Он повернул ключ зажигания и тронул машину с места. Только бы в аварию не попасть. Сосредоточиться на дороге очень трудно, если голова забита другими мыслями.

По пути он купил бутылку коньяка и, выйдя из магазина, понял, где находится. Он ехал не домой, а к своему старому другу. Человеку — жилетке. Как только ему становилось плохо, он всегда к нему ездил поплакаться. Когда все шло хорошо, он редко о нем вспоминал.

Гостя встретил сгорбленный старик в длинном махровом халате.

— Вижу по лицу, что у тебя, Паша, неприятности.

— Не то слово, Аркаша. Я лопнувший пузырь, лужица от которого быстро испаряется на раскаленной сковородке жизни.

— Такая характеристика больше подходит мне. Проходи в комнату.

Квартира в центре Москвы в добротном сталинском доме с антикварной мебелью выглядела слишком просторной. Когда-то здесь жила большая семья известного партийного деятеля. С годами семья редела. Три года назад умерла жена нынешнего хозяина, и он остался один со своими неизлечимыми болячками.

Гость, которому перевалило за пятьдесят, выглядел мальчишкой рядом с хозяином. Высокий, без лишнего веса, всегда элегантный, с приятным лицом и хорошими манерами.

Он смело прошел в кабинет друга и плюхнулся в кресло возле журнального столика.

Судя по одеялу и подушке, лежащим на узком кожаном диване, хозяин спал здесь и не заходил в роскошную спальню, где стояла огромная кровать красного дерева с балдахином времен Людовика XVI. После смерти жены Аркаша сник и превратился в сухой стручок. А когда-то женщины не отрывали от него глаз Время безжалостно. Оно и лекарь, оно и убийца.

Плотные шторы задернуты, духота, разбросанные по копру ноты и огромная лампа с абажуром на рояле. Обстановка здесь давно не менялась. Гостей в доме не принимали, кроме приходящей дважды в неделю домработницы и медсестры, делающей уколы по утрам. Павел Михайлович был редким, да и не частым исключением.

На столе появились рюмки и конфеты. Другой закуски под коньяк не нашлось.