Не знаю, откуда он донесся, этот запах, — с улицы или из сада, а быть может, из далекой еще весны, о которой грезила Сусана, или же его принес с собой ураган приключений, по-прежнему бушевавший в таинственном городе на другом конце света; так или иначе, терпкий запах сырой земли внезапно проник на террасу, и Форкат умолк Это было в среду вечером, в последний день августа; запах нас удивил, потому что дождя не было, а сад еще не поливали. Сеньора Анита хлопотала на кухне, как вдруг раздался звонок в дверь.

Мы не видели, кто вошел в сад, потому что жалюзи были опущены. Послышался мужской голос — кто-то разговаривал внизу с сеньорой Анитой, и, услышав его, Форкат побледнел, выпустил руку Сусаны и, пересев к столу, принялся внимательно изучать мой почти уже завершенный рисунок Я сидел на противоположном конце кровати и тоже вскочил, сам не зная почему.

— К нам гость. Похоже, твой знакомый! — крикнула сеньора Анита из гостиной. Форкат не поднимал глаз от рисунка. Он по-прежнему сидел неподвижно, погрузившись в себя, и сеньора Анита осторожно добавила: — Говорит, что его зовут Луис Денисо и что он приехал из Франции.

Когда незнакомец показался в дверях террасы, Форкат опустил голову и медленно положил руки на мой рисунок, словно желая уберечь его от порыва ветра, укрыть от дождя или взгляда незваного гостя, спасти от ненависти и отчаяния, которые привели незнакомца в наш дом: Форкат ощутил это, едва заслышав его голос.

— Здорово, дружище.

Заместитель Кима в Тулузе похлопал Форката по плечу. Левую руку он держал в кармане пиджака, в движениях чувствовалась нарочитая развязность. Он поздоровался с Сусаной, вежливо поинтересовался ее здоровьем, ущипнул за подбородок и сказал, что она очень хорошенькая, — впрочем, он знал об этом и раньше от ее отца. Сусана обмахивалась шелковым веером, глядя на гостя с интересом и без тени смущения. На меня Денис даже не взглянул.

— Это друг моей дочери, — сказала сеньора Анита и принялась торопливо поднимать жалюзи, заметно нервничая. Последние лучи августовского солнца мягко освещали сад.

Я сразу обратил внимание, что хотя Денис не улыбался, глаза его смеялись; в то же время они блестели каким-то тревожным, болезненным блеском, странным образом сочетаясь с большим, четко очерченным печальным ртом, отчего лицо его становилось пугающе притягательным. Возможно, эти наиболее характерные особенности его несколько надменного и холодного облика, которые отметила также и Сусана, я осознал не в тот день, а чуть позже, когда личная драма, которая привела его в этот дом, стала известна всем. То была внешность человека, одержимого страстями, сжигаемого беспощадным огнем. Когда Форкат рассказывал о нем нам с Сусаной, мы так явственно видели, как он элегантно прихрамывает во время ходьбы, как тепло прощается с Кимом в Тулузе, отдавая ему смазанный пистолет и желая удачи, что этот занятный персонаж и его необычное прозвище нас очаровали и крепко засели в памяти.

На незнакомце был изумрудного цвета костюм и темно-зеленый галстук из искусственной змеиной кожи; он казался моложе, чем я себе его представлял, или, быть может, просто молодо выглядел. Красивый, статный, с немного запавшими глазами; во всем его облике чувствовалось юношеское желание нравиться.

Форкат по-прежнему сидел молча, и Денис удивленно разглядывал его разрисованное красными цветами китайское кимоно с широкими рукавами.

— Ишь как вырядился наш художник из Барселонеты, — сказал он наконец. — А ты, я смотрю, неплохо устроился. Мне говорили, что ты живешь в этом доме, как всегда, на чужой счет, но я и представить себе не мог, как ловко ты все это обстряпал.

— Ну а как ты? — перебил его Форкат, не поднимая глаз. Голос у него слегка охрип, он кашлянул, немного помолчал и, словно желая перевести разговор на другую тему, спросил: — Когда приехал?

— Пару недель назад. — Не вынимая рук из карманов, Денис прислонился к подоконнику и поймал взгляд сеньоры Аниты, которая присела на край кровати, однако произнесенные им слова предназначались скорее Форкату: — Тебя это удивляет? — Он подождал несколько секунд и добавил: — Ладно, перейдем к делу. Что тебе известно об этом мерзавце Киме? У вас есть какие-нибудь новости от него?

Сусана и сеньора Анита растерянно посмотрели на Форката, ожидая, что он ответит на вопрос или по крайней мере удивится. Но Форкат по-прежнему молчал. Тогда Сусана уставилась своими блестящими глазами на Дениса, бросила веер, прижала к груди плюшевого кота и грозно воскликнула:

— Почему вы так говорите о моем отце? Вы же знаете, что он далеко отсюда!

— Да что ты говоришь! И где именно?

Сусана посмотрела на него с вызовом.

— В Шанхае.

— Где? — Денис вытаращил глаза, изображая крайнее удивление. — Черт возьми, и вправду далеко! Надо же, куда его занесло! А почему не в Пекине, не в Багдаде, не у черта на рогах? Кто тебе сказал такую чушь, красавица? — Он вновь выразительно покосился на молчавшего Форката, затем перевел взгляд на сеньору Аниту. — Ну а вы что скажете, сеньора? Неужто и вы думаете, что этот сукин сын спрятался так далеко? Да я готов поклясться, что Кармен… — Его голос дрогнул, на мгновение он потерял свой апломб и, помотав головой, закашлялся с излишней энергией. — Она ни писать, ни читать толком не умеет, она этот ваш Шанхай и на карте-то не найдет, знает только, что это где-то на другом конце света, и вряд ли была бы рада очутиться так далеко… Нет, это просто издевательство. А ты что скажешь, Форкат, тихоня ты наш? Может, язык проглотил? До чего ж чудной тип… — К нему вернулся прежний апломб, и он снова уставился на испуганную сеньору Аниту. — Он, представьте себе, и латынь знает, и греческий… Чего только он не знает!

Сеньора Анита с ужасом смотрела на Дениса.

— О чем вы говорите? — воскликнула она чужим голосом. — Зачем вы вообще явились в мой дом?

Денис поднял брови и криво усмехнулся:

— Значит, вы и в самом деле ничего не знаете?

— А что я должна знать?

— Спросите Форката. Он расскажет, какого беса я здесь делаю и что за ветер меня сюда занес.

Форкат не шелохнулся, и тогда заговорил сам Денис. Он говорил холодно, сухо и без малейшей злости — очевидно, уже смирился с тем, что произошло. Он зашел узнать о Киме в надежде, что его праведное семейство все-таки получает от него весточки. Не думает ли его почтенная супруга, — нет, конечно, не о том, что он к ней вернется, это всегда было маловероятно, а теперь и вовсе невозможно, — что он по крайней мере должен вспомнить о своей дочери, приехать ее проведать или хотя бы написать письмо; возможно, Форкат или кто-то еще знает о том, где он находится, — в Каталонии или в какой-нибудь проклятой дыре на юге Франции, куда он сбежал с Кармен и сыном почти два года назад… Он говорил медленно, глядя на Форката, но его слова, его обида и досада были обращены к сеньоре Аните и Сусане. Он не знает, с чего все началось, и когда его лучший друг задумал предательство, он, Денис, сходил с ума, без конца представляя, как это случилось, лежа без сна нескончаемо долгими ночами… Вероятно, это произошло, когда Ким в последний раз повез деньги Кармен и родителям Дениса, «деньги, которых они так и не получили, — думаю, вы этого тоже не знаете», — добавил он, пристально глядя на Форката. Но он уверен, что снюхались они намного раньше, потому что Ким всегда ночевал у него дома в Орте, когда тайком пересекал границу и приезжал в Барселону, и Кармен жила там же, подавала ему еду, стелила постель… Когда они сошлись — не в тот ли самый день, когда он впервые у них остановился?

— Кто сделал первый шаг, выбрал удобный момент и перешел в атаку, после чего оба спятили и умчались черт знает куда? Может, это он совратил ее, заинтриговав своим загадочно-обреченным видом, который появился у него как раз в те самые дни? Или это она пришла к нему, нуждаясь в нежности и тепле, пусть даже на одну ночь? А может, они и впрямь полюбили друг друга, неожиданно для самих себя, мучаясь, что заставляют его страдать? После того как взяли Нюаляра, Бетанкура и Кампса — кстати, кто знает, не он ли сам на них донес? — в ту же ночь они собрали чемодан, взяли мальчика и перешли границу. Я сам попросил об этом Кима, я ждал, надеялся, но в Тулузе они так и не объявились, и больше я их не видел…