Однако Света сумела взять реванш: она вдруг оказалась ещё большей ясновидящей, чем сам Дирк. Стоя у окна в факультетском коридоре, русская девушка и немецкий юноша, сами того не ведая, вели между собой разговор, который, как оказалось потом, определил всю их дальнейшую судьбу.

- Дирк, не думай, что только ты можешь читать чужие мысли. Хочешь, я угадаю кое-что о тебе? Например, как звали твоих родителей, откуда они родом, когда родились и так далее.

- Светочка, это просто невозможно. Ведь я никогда не говорил тебе об этом!

- Вот именно поэтому я и говорю "угадаю", а не "вспомню".

- Ну что ж, попробуй!

- Значит так. Твоя мама: какие буквы вертятся у меня в голове? А, Б, В - нет, совсем не то. Л, М, Н... Пожалуй, Н подойдёт, только это не первая буква, а где-то посредине. И ещё Х, А... Получается что-то вроде Ханна. Правильно?

Тут пришла очередь Дирка остолбенеть от удивления. Он помнил точно, что этого имени не знал никто даже из его товарищей, не было оно написано и на конвертах тех писем, которые он получал из дома, если даже когда-нибудь Света вдруг могла их случайно увидеть. А Света продолжала:

- Так, теперь отец. Назови любую цифру или число и я угадаю день его рождения.

- Ну что ж, попробуй. Десять.

- Десять? Ладно. Прибавим тринадцать - будет двадцать три. Отнять восемь, будет два. Получается февраль, двадцать третье число. И ещё год: так, надо подумать... Пожалуй, тысяча девятьсот тринадцатый. Я даже и не спрашиваю, правильно или нет, я точно знаю, что угадала.

- Света, что за мистика, скажи мне честно, что ты знаешь обо мне и откуда? Ведь раньше ты никогда не говорила со мной о моих родителях. Или, может быть, тебя запугали в КГБ и заставили в такой странной форме проверять мои анкетные данные? Я ведь никогда не скрывал, что мой отец погиб на фронте, воюя против Красной Армии, вернее говоря, пропал без вести.

- Дирк, ты что, с ума сошёл! Разве я похожа на стукачку? Дело гораздо хуже: я сама видела своими глазами смерть твоего отца! Это было в 1946 году, мне тогда было десять лет, но я до сих пор всё помню до мельчайших деталей. Я тебе сейчас всё расскажу.

И Света рассказала Дирку о своем давнем приключении в Калининграде - о подземном ходе, бункере, складах продуктов и оружия, о немецкоом солдате и его самоубийстве, о могиле Канта, наконец. Умолчала она только о волшебной пещере, Королевском зале, Хрустальной друзе, фигурах животных, о подземном ручье и фиолетовом кристалле, который, как амулет, всегда был с ней. Ведь это была её личная тайна, которая имела очень мало отношения к немецкому солдату и истории его гибели.

- А где теперь этот медальон и предсмертное письмо, неужели они так и остались там, под землёй?

- Нет. Медальон я взяла с собой ещё тогда, а письмо уже потом забрал отец, и сейчас оно тоже у меня. Только я не знаю, похоронил ли мой отец того солдата или нет. Он очень боялся, что знает эту недозволенную военную тайну и за ним в любой момень могут притти из НКВД.

- НКВД - что это такое?

- Это Народный Комиссариат Внутренних дел - тогда так называли КГБ. Времена-то были, сам знаешь, какие - кровавые, сталинские. Миллионы людей так и сгинули в лагерях... А моего отца теперь не спросишь - ведь он умер. Сначала я не была уверена, что это именно твой отец, но дело в том, что у нас с ним совпадает день рождения, ты же сам когда-то это сказал, поэтому я и догадалась. Уж прости меня за мистификацию. Я ведь понимаю, что вся эта история - твоя трагедия и тут совсем не до шуток...

Дирк был потрясён тем, что он узнал от Светы. Вот ведь как странно сложилась судьба: Света так много значила в его жизни не только потому что он безответно её любил, но ещё, оказывается, и потому, что была единственной цепочкой, которая связывала его с давно погибшим отцом. Она как будто бы вернула ему отца, хотя, конечно, на самом деле не могла вернуть его к жизни: просто раскрыла тайну его гибели и передала последние предметы, которые он держал в руках перед своей смертью. Любимая девушка невольно оказалась мостиком между двумя мирами - миром жизни и миром смерти... Когда-то Дирк пытался изобразить себя перед ней чуть ли не экстрасенсом, а ведь на самом деле колдуньей оказалась-то она - в средневековье её бы, точно, сожгли на костре: за нестандартность, за красоту, силу воли и бесстрашие. Ведь ему, иностранному гражданину, сыну фашиста, погибшего в войне против Советского Союза, она не должна была говорить о военных тайнах своего государства. И Света это прекрасно знала.

- Дирк, я никогда не дарила тебе никаких подарков, ты даже не хочешь мне говорить, когда у тебя день рождения. Возьми от меня на память этот подарок - пусть хрустальный мышонок станет твоим талисманом и напоминает тебе о нашей дружбе. Ведь ты скоро уедешь из Москвы навсегда, вряд ли мы сможем переписываться - геологи знают много секретов и не имеют права общаться с иностранцами. Мне придётся оформлять допуск к секретным материалам... А эта хрустальная фигурка тоже - из того подземелья.

Света протянула Дирку закрытую ладошку. Когда она разжала её, Дирк увидел удивительную, сверкающую игрушку - подобного он не встречал никогда. Дирк бережно взял скульптурку и поцеловал - ведь она только что лежала на светиной руке и была ещё тёплой.

- Спасибо, Светик, теперь она будет со мной всегда, всю жизнь...

Дирк как будто сошёл с ума. Он не мог заниматься: на улице, в общежитии, на лекциях он неотступно думал об одном и том же - о своём отце и его трагедии, о его ужасной смерти где-то в подземных казематах города, который ещё недавно был немецким, а теперь оказался занят врагом. Выхода у отца не оставалось, это ясно. А ведь до того, как его забрили, он всю жизнь проработал всего лишь обычным учителем математики в школе, которого, как и сотни тысяч других, насильно загнали в фашистскую армию.

Придётся ждать каникул, чтобы поехать в Дрезден и рассказать всё матери - ведь она до сих пор ничего не знает. Понятно, что в письме такое писать нельзя - всем известно, что письма, отправленные отсюда за границу, читаются сначала советскими, а потом и немецкими спецслужбами. Если они узнают о Свете и её тайне, то это для неё кончится очень плохо - не может же он подставлять девушку под удар.

Хрустальный мышонок теперь сопровождал Дирка везде. То он стоял на его письменном столе в блоке студенческого общежития, то отправлялся в нагрудном кармане хозяина на лекцию, в библиотеку или ещё куда-нибудь. Дирку даже казалось, что от мышонка, и на самом деле, исходит какая-то мистическая энергия, которая поддерживает его в эти трудные минуты. Как будто Света передала через него часть своей твёрдости и силы.

Дирк даже не подозревал, что в Светиной душе вот уже много лет тоже совсем нет покоя: Света мучилась ностальгией по тому волшебному подземному миру, который увидела тогда, когда ей было всего десять лет и который никак не могла забыть. Этот мир манил её, звал к себе, к нему она всегда устремлялась в своих снах и мечтах. Он неотвязно преследовал её везде - дома, на улице, в университетской аудитории. Он жил с ней каждую минуту, каждую секунду. Он просто был частью её души, частью её самой. И она никому, даже Дирку, не могла рассказать о своих мучениях.

Мечта вернуться в Калининград, снова спуститься в подземелье, теперь уже в качестве опытной альпинистки, скалолазки и спелеолога, снова увидеть волшебный подземный мир, всё сильнее и сильнее овладевала девушкой. Для неё до сих пор оставалось загадкой происхождение этого подземного царства: что было в нём природным, а что - рукотворным, и каким же образом оказалось возможным создать под землёй такие чудеса. Ей хотелось не просто вернуться в тот подземный мир, который она чувствовала своим, родным, настоящим, но и понять его, изучить, как это может сделать только профессиональный геолог, каким она теперь стала...