Думбадзе опять вздохнул и замолчал, глядя на сцепленные руки. Доктор и следователь молча сидели друг против друга.

А потом Карев поднялся и негромко поблагодарил:

– Спасибо.

Доктор только кивнул в ответ. Не хотелось нарушать тишину, повисшую в кабинете после этой исповеди. Поэтому Павел даже не попрощался, просто вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Пока прыгун неторопливо плыл между городом и нависшими тучами, Карев размышлял над историей доктора. А дело выходит интереснее, чем казалось сначала! Бомж Корнеев полон сюрпризов. Уже один эпизод с больницей может сделать отчет по нему выдающимся, а ведь еще есть зацепка по лунной базе и дружбе с известным героем. Отчет по Корнееву вполне может стать одной из тех находок, по которым пишут бестселлеры и снимают фильмы.

Карев решил отыскать контакты Дациса, но их не было ни в открытом доступе, ни даже во внутренней базе контактов. Весьма необычно.

Поразмыслив, Павел позвонил Квану:

– Слушай, дружище, не выручишь с одним делом? Мне бы телефончик Исаака Дациса… или хотя бы мейл. Не к спеху, можно вечером.

Пока Кван будет искать контакт Дациса, Павел решил поискать кого-то из других участников операции. Наверняка они будут доступнее. Корнеев, например, был доступнее некуда. Снаружи начал накрапывать дождик, и капли заскользили по лобовому стеклу прыгуна, летящего на автопилоте.

Поиск в сети позволил узнать, что кроме Дациса и Корнеева из их группы в живых осталось еще трое. Пашин, Хорошевский и Толочко. Карев запустил поиск по внутренней базе. В Москве из перечисленных оказался лишь последний. Василий Павлович Толочко. Капрал в отставке, ныне сторож на Крутицком подворье. Осталось только набрать номер…

Пять секунд спустя экран показал хмурое лицо на фоне расписанной фресками стены.

– Василий Павлович?

– Ну.

– Я следователь Предпоследнего дознания.

– А… читаю ваш «Бюллетень», да.

– Спасибо. Я сейчас расследую дело Ивана Сергеевича Корнеева.

Мужицкое, грубо слепленное лицо не изменило угрюмого выражения.

– Он вместе с вами участвовал в освобождении базы Казам-3 на Луне, – напомнил следователь.

– А, Корнет. Так он, значит, помер?

– Еще нет. Я бы хотел с вами поговорить о тех событиях, если вы не возражаете.

– Ну приезжай сюда. У меня смена только началась. Не могу никуда уехать, понимаешь?

– Хорошо. Я буду через сорок минут. Где вас найти на подворье?

– Я сам тебя найду. Встречу. Не беспокойся. Давай.

И Толочко отключился.

Павел вздохнул. День выдался насыщенный. Прыгун уже подлетал к району, где стоит здание Предпоследнего дознания. Как раз приближалось время обеда. Но придется лететь к свидетелю, пока тот готов разговаривать, а еду отложить до лучших времен.

Карев забил на панели адрес Крутицкого подворья.

Оставить прыгун пришлось недалеко от парка, окружавшего подворье. Дождь только что кончился. В тени тополей, роняющих капли с влажных листьев, надо было шагать минут пять к старинному четырехэтажному особняку, из-за крыши которого выглядывал темный купол.

Обойдя бежевый особнячок, Карев увидел ажурные кованные ворота и древний храм из красного кирпича. За открытыми воротами виднелась площадь, сдавленная двухэтажными флигелями справа и церковью слева. Вдалеке брела одинокая женщина в цветастом платке. Поразмыслив, следователь направился к храму.

Из-за угла неторопливо вышел плечистый мужчина в серых брюках и кожаном жилете поверх клетчатой рубахи.

– Привет, – сказал Толочко. – Пойдем.

И повернулся. Карев без труда догнал его. Сторож шел степенно, чуть прихрамывая на правую ногу. Обойдя невысокое крыльцо, они направились к другому кирпичному зданию с куполом. Тоже, видимо, храм. Хотя и несколько необычный – выглядел он скорее как двухэтажный дом, у которого на крыше маленький куполок.

Асфальт кончился, и за угол они свернули уже по тропинке. Здесь, у стены, среди травы, чахлых кустиков крапивы и ладошек подорожника темнела влажная от дождя скамейка. Туда-то и заковылял Толочко.

Уселись спиной к дому-храму, а лицом к металлической ограде, терявшейся в листве. Павел поневоле залюбовался, глядя, как сквозь разлапистые ветви просвечивает чистое небо и сиреневый силуэт башни экономцентра. Было тихо. Наверное, из-за окружающего подворье парка сюда не доносился обычный городской шум. Лишь где-то слева мяукала кошка.

– Мы сидели в коробке лунохода, близко, очень близко, – заговорил сторож без всяких вступлений. – Наша машина должна была выйти на Казам-3 со стороны кратера. Со стороны кратера, понимаешь?

Карев молча кивнул.

– Там были скалы. Из-за них водитель не увидел, как разрезали вторую машину. Вторую. Нам повезло. Когда объехали скалу, луноход чуть просел – угодил в кратер. Обычное, в общем-то, дело. Обычное, да. Когда он вылезал, корпус накренился, задрав кабину. Так и вышел на линию огня. Я тогда как раз в кабину глядел, и вдруг будто полосой чиркнуло по экрану, и он погас. А из плеча водителя вылетел фейерверк рубиновых шариков. Они так мерцали в свете приборок… красиво… А кто-то из ребят уже открыл задний люк, и мы вывались из лунохода на дно кратера. Я поднял голову и увидел, как спереди сползает отпиленный кусок кабины, словно шмат масла с теплого ножа. Водитель и командир погибли. Погибли, а мы остались. В фильме показали, будто мы спорили, паниковали. Брехня. Паники не было. Я достал смотрелку и подполз к краю. Корнет полез в луноход, а Дацис, Пашин, Мелк и Хорь встали с четырех сторон наизготовку. Это если вдруг кто из-за кратера вылезет. Я распаковал прибор, активировал экран и начал докладывать. Командира не было, так я всем остальным… Докладывать, понимаешь?

– Да.

– Ну вот. Вижу скалы справа, а дальше – второй луноход. Надвое распиленный. И облачко над ним серебрится – это кислород из пробитых скафандров вытекает. А вокруг трупы. Тех ребят, что вылезти успели. На моих глазах джихадники последнего разрезали. Бежал вперед, миг – и грудь отвалилась вместе с головой, и руки двумя обрубками отлетели в стороны, медленно. Гравитация там ведь мелкая… А потом изуродованная машина просела еще глубже, распадаясь на куски. Это в кино все сверкало-полыхало. Брехня. На Луне луч лазера невидим – атмосферы-то нет. Атмосферы, понимаешь?

– Понимаю, – не выдержал Карев.

– Прокрутив дальше, я различил остов третьего лунохода. Стало ясно, что мы в заднице. Оставалась надежда на четвертую машину. Мы не знали тогда, что их командир приказал отступать. Успел. Много на него потом помоев вылили. Помоев, да. И разжаловали, и общественному позору предали… А по мне, так нормально поступил. Не себя ведь – людей своих спасал. Про нас и не знал, что мы выжили. Не знал.

– Почему провалилась операция?

– Времени мало было на подготовку. Наши мудрые стратеги недооценили внешнюю оборону. Были отработаны кое-какие сценарии, но почти все предполагали активные действия внутри базы. Сколько мы тренировались, сколько барахла с собой тащили – и резаки, и мини-шлюзы, и автоматы… все стало хламом. Кто же знал, что они снаружи дежурить станут? Да еще так. На куполе один в вертушке с промышленным лазером. И под ним еще двое, каждый со спаренным армейским. Верхний луноходы режет, а нижние мелочь добивают. Вроде нас. Теперь понял, почему я про задницу сказал?

– Понял.

– Ну вот. Мы застряли в кратере, прямо под прицелами тех двоих. Словно крысы в банке. Так я ребятам и доложил. Все молчат. Потом Корнет подошел, «дай, говорит, гляну». Ну глянул. Затем с Дацисом о чем-то перетерли. Потом говорит: «Мужики, мы сейчас до скалы вдвоем рванем, прикройте». Никто лишнего спрашивать не стал. Они с Дацисом к одному краю подобрались, мы – к другому. Хорь скомандовал, высунулись и стали по левому нижнему джихаднику светить. Все не впрок. Он за щитком стоял, мы только этот щиток малость поплавили да стену по краям. Но ребят прикрыли. Успели они за скалы. А мы не успели, да. Не все. Мелку верхушку шлема почикало, когда джихадники ответили. Даже голову не задело, прикинь, а все равно хана. И облачко это, серебристое. Разгерметизация, понимаешь? Хорь тогда, помню, сильно огорчился. Мелк ему братом был. Двоюродным.