А вот сейчас, по сути, в такой же черный снег ему придется превратить отчет Павлика. Электронные циферки и буковки, сокрытые в шарике инфокона…

А если все-таки?.. Ведь не уволят же его. Ну, выговор гарантирован. Ну, поставят нелестную отметку в личное дело. Ну, дальше начотдела не повысят – да не больно-то и хотелось… Но зато в том, девятнадцатилетней давности споре, он сможет последнее слово оставить за собой. Сможет доказать, что, очутившись на месте Егорова, способен поступить по совести, а не по инструкции…

Что до остального… даже если комиссия пропустит отчет и выпускающий внимания не обратит – великого переосмысления истории все равно не случится, что бы там ни фантазировал Павлик. Люди из компетентных органов позаботятся о том, чтобы широкого резонанса не было. Историки и журналисты послушно промолчат. А значит – просто каждый из читателей узнает правду и сам для себя решит, принимать ее или нет. Разделив тем самым груз выбора, который поочередно взваливали на себя Викентий Петрович, Павлик и эта его упертая историчка… как ее там… Феклина.

Или все-таки не стоит? Что, если, наоборот, силы, враждебные дознанию, воспользуются этим и раздуют скандал?

Впрочем, он все равно не пройдет комиссию…

– Привет! Как ты сегодня рано…

– Петрович отпустил.

– Ой, как же ты вымок, бедняжка! Я же тебе зонтик давала.

– Прости. Забыл на работе. Ничего, сейчас обсохну. Как там… мой портрет поживает?

– Сейчас увидишь. По-моему, удался!

В этот раз дознавателю Кареву достался бомж. Что, откровенно говоря, совсем не вдохновляло. «И по каким помойкам мне теперь придется шастать, чтобы отыскать свидетелей? – невесело думал он. – И в каком они будут состоянии?»

А еще, как назло, процедура «знакомства», с которой начиналось дознание, выпала на дежурство Мазура. Лысый коротышка любил поиздеваться над дознавателями, пока вел их между столов с телами к новому подследственному. Выслушивая колкости Мазура, Карев внешне сохранял невозмутимость, но внутри у него все кипело. «Знакомство» должно психологически помочь дознавателю в дальнейшем вести беседы со свидетелями, но для Павла она была самой неприятной из обязанностей, особенно если приходилась на смену Мазура.

– Ну вот он, твой голубчик, – сказал смотритель, вальяжно подходя к одной из коек. – Корнеев Иван Сергеевич собственной персоной. Любуйся!

Павел подошел и внимательно посмотрел на лежащего под капельницей пожилого мужчину с изможденным небритым лицом синюшного оттенка.

– Перепил, – заметил Мазур. – Алкогольная кома.

Карев развернулся и вышел. От этого дела он ожидал неприятностей, но даже представить не мог, насколько серьезными они будут.

Подследственный-бедняк – редкая птица в Предпоследнем дознании. Не то чтобы богатым отдается предпочтение, просто у тех с медобследованием получше. Инфаркт, инсульт – и тут же имплант сообщает куда следует. А без импланта… кто знает, сколько времени может пройти?

Кома – лишь последняя ступенька на пути к смерти, и сам по себе организм на ней долго не задерживается. Да и окружающие не всегда умеют отличить коматозника от мертвеца.

Как раз это и случилось с Иваном Сергеевичем Корнеевым. При патрулировании сержант полиции Хузин заметил двух бездомных, которые несли тело третьего. «Хоронить», – как они сами объяснили. Сержант заподозрил убийство и задержал «процессию». Только спустя час прибывший судмедэксперт определил, что Корнеев на самом деле жив. Точнее, в коме. Четвертой степени. Как знать, если бы к нему вызвали врача чуть раньше…

Впрочем, теперь-то уж что?

Сидя в отделе, Карев знакомился с официальными документами, по которым можно было узнать историю Корнеева. Он родился в семье рабочих пятьдесят два года назад. Поступил в армию. Служил в десантуре, затем оказался переведен в состав спецподразделения на Луну. Участвовал в бою за базу Казам-3. Был ранен. Демобилизовался в звании ефрейтора. Женился, в браке родился сын, который в возрасте года и трех месяцев умер от болезни. Спустя два месяца Корнеевы оформили развод. Дальше все пошло вниз. Работал охранником в отеле «Царская Гора», затем грузчиком, дворником, с 85 года – безработный. Год спустя выселен из квартиры за неуплату, переведен в малогабаритку химкинских трущоб.

После этого – никаких сведений. Будто человек выехал в другое государство. Или умер. Хотя он еще одиннадцать лет жил здесь, в этом городе.

Карев отправил запрос в Спецконтроль на выписку из личного файла бывшей жены Корнеева, и час спустя получил ее. После развода с Корнеевым Ольга Игоревна вышла замуж за бизнесмена Ву Хонга, в браке с которым родила двух дочерей. К счастью, она жила в Москве, и Павел решил начать опрос свидетелей именно с нее. Хотелось отложить тот момент, когда придется искать по помойкам свидетелей последних одиннадцати лет жизни Корнеева.

Дозвониться до госпожи Хонг оказалось несложно. Если Корнеев, неподвижно лежащий в царстве Мазура, выглядел старше пятидесяти двух, то его бывшая, напротив, намного моложе своих пятидесяти. Гладкое миловидное лицо, аккуратно уложенные пепельные волосы и странно тусклые глаза. Она сдержанно поздоровалась, внимательно выслушала. Безрадостные новости о бывшем муже ее нисколько не удивили. Но она согласилась дать показания и, немного поколебавшись, назначила встречу через час в известном кафе в центре города.

После встречи Карев вернулся в отдел в крайне мрачном расположении духа.

– Паша, у тебя все хорошо? – спросила Соня, когда он уселся в свой отсек прямо напротив нее.

Кроме их двоих в отделе никого не было – остальные разъехались на задания.

– Я знал, что от этого дела надо ждать неприятностей, но не предполагал, что так скоро, – процедил Павел.

– Что случилось-то?

Он нервно сглотнул, прежде чем ответить.

– Какие все-таки козлы бывают на свете!

– Ну это не новость, – Соня подкатилась в кресле поближе. – Давай, рассказывай. Полегчает.

– Да что тут рассказывать? Пошел на встречу со свидетельницей. Женой этого бомжа. Бывшей. Она сама назначила в кафе. Короче, беру у нее показания. И тут вдруг вваливается косоглазый жирдяй и начинает орать на меня!

– Что за жирдяй?

– Ее нынешний муж. Он отслеживает ее перемещения и решил, что я – любовник и у нас тайное свидание!

Соня захохотала.

– И как, тебе удалось его разубедить? – спросила она, отсмеявшись.

– Нет.

Еще один взрыв хохота. Соня смеялась так задорно, что Павел и сам невольно усмехнулся.

– Она хоть молодая?

– На двадцать лет меня старше!

– Ого! А муженек, оказывается, знает толк в ревности! Был скандал, значит?

– Чудовищный. На виду у всех. Нас в итоге выперли из кафе и занесли там в черный список. Вот скажи, почему мы должны проводить допрос там, где назначит свидетель? Почему мы не можем вызвать его к себе, как полиция или Спецконтроль?

– Потому что мы не полиция и не Спецконтроль.

Карев замолчал, мрачно глядя перед собой.

– Да ладно, Паша, неужто тебе не доводилось встречать неадекватных типов?

– Доводилось, конечно. Понимаешь, дело не в том, что он сыпал ругательствами и угрозами в мой адрес. Я видел ее реакцию. Я прикоснулся к тому аду, в котором она живет все время. И это… до сих пор оставляет неприятный осадок. Уверен, что муж ее бьет и унижает.

– А он и впрямь козел, – Соня перестала улыбаться.

– Не знаю, зачем такое терпят? Наверное, ради детей. Или денег. Он богатый.

– Привет всем! – в отсек зашел старик Семеныч. – Кто богатый?

– Да там, один козел, – ответил Карев, нахмурившись. – Это мы так, болтаем о жизни. Ладно, мне пора обрабатывать запись. Всем мое почтение!