Вымокла до нитки, волосы липнут к лицу. Юбка при каждом шаге неудобно цепляется за ноги. Ничего этого Карен не замечает. Ошеломленная тем, что она сделала.

Она увидела разрушительные последствия выстрела до того, как отвернулась. Увидела себя… как она хладнокровно перезарядила ружье и, пройдя через подвал, вышла из дома.

Звон в ушах все не прекращается, что усиливает в ней сознание собственной независимости, собственной неуязвимости. Теперь она знает, что способна на все — на все, что угодно, лишь бы вернуть сына.

Поставив ногу на нижнюю ступеньку лестницы Храма, она берет дробовик на изготовку и окликает Неда.

Дождь барабанит по медной крыше.

Окликает еще раз — на сей раз громче, давая ему понять, что она рядом. Но этот бесстрашный крик, на ее слух, совсем не разносится.

Она прислушивается, вытирая глаза тыльной стороной запястья, всматривается в павильон, зияющий перед ней, словно влажная пасть пещеры.

И тут раздается явно испуганный крик, больше похожий на вой животного, чем на плач ребенка. Этот крик пронзает ее в самое сердце. Но звук такой слабый и невнятный, что она не понимает, то ли он исходит из павильона, то ли из какого-то другого места.

Не оглядывайся, Карен… все потом.

Он не сильнее, этот другой голос, звучащий у нее в голове — чуть громче шепота.

Вдруг что-то метнулось в проеме одной из едва различимых арок Храма, выходящих на пролив.

В ту же секунду сзади раздается шорох листьев и что-то похожее на хруст ветки под ногой. Карен спускает предохранитель и, резко развернувшись, вперяет взгляд в шуршащую тьму леса.

Никого.

— Спокойно, Карен. Они оба в Храме. Нед тоже.

— Джо?! — Сердце ее пускается вскачь.

— Потом, я сказал.

Ощутив прилив радости и надежды, Карен снова поворачивается к Храму и видит, как от входа в павильон отделяется какая-то темная куча и скатывается вниз по ступеням. Карен вскидывает ружье на плечо, медлит в нерешительности: вдруг там Нед, ее мальчик.

Докатившись до нее, куча трансформируется в человеческую фигуру. Карен делает шаг назад и только тогда понимает свою ошибку, когда рука Доната, поднырнувшего под длинный ствол дробовика, ложится на ее горло. Он без труда вырывает у нее ружье и, перехватив, как палку, накидывает его сзади ей на шею.

— Джо! — кричит она и, заведя руки назад, впивается когтями в физиономию Доната, что ничуть не отвлекает его от дела. Он начинает ее душить, надавливая сплетенными пальцами ей на затылок, а предплечьями прижимая ружье к горлу. Сосредоточив на ней все свое внимание.

Он не улавливает шороха шагов за спиной, не слышит свиста монтировки, опускающейся на его голову.

Давление на горле внезапно ослабевает, но Донат, падая, тянет ее за собой, и они вместе катятся по грязи, пока он не замирает.

Джо поднимает ружье, потом помогает подняться Карен и обнимает ее.

— Что же тебя так задержало? — спрашивает она, отдышавшись.

Когда в тебя стреляют, ты не чувствуешь боли.

Том часто об этом слышал, но досужливо сомневался, даже не предполагая, что ему представится случай узнать это на собственном опыте.

Она стреляла по ногам. В последнюю секунду понизив линию прицела. Может, она промазала, может, у нее просто сдали нервы, а может, она вовсе не собиралась в него стрелять и ружье выпалило случайно. Но из обоих стволов? Он готов был оправдать Карен за недостаточностью улик.

Хотя на самом деле это ничего не меняло.

Он видел, что под коленями — если то, что от них осталось, еще можно было назвать коленями — картечью разодрало кожу и мышцы, большую часть их снесло подчистую. Икры напоминали сырые куриные ножки, обглоданные до костей. А сами кости были переломаны и раздроблены, их острые белые края вылезали сквозь кожу в самых неожиданных местах. Шлепанцы намокли от крови.

Раз он в состоянии так спокойно на все это смотреть, решил Том, значит, чувствительность и впрямь исчезла. Интересно, надолго ли?

Теперь ему приходилось отдыхать чаще.

Стол и стул, до которых он пытался доползти, — это меньше десяти футов от того места, где он упал, — казались недосягаемыми; судя по улиткообразному следу, тянувшемуся за ним по крашеному бетонному полу, он не прополз и половины пути. На стене над столом висел телефон. Рядом с ним — пульт сигнализации и три коробки автоматических переключателей, обеспечивающих электричеством весь дом.

Приподнявшись на одном локте и используя другую руку как рычаг, Том преодолевал дюйм за дюймом, словно пловец, отрабатывающий на суше плавание на боку.

Он на минуту приник лицом к холодному полу и почувствовал, как голову волной накрыла тьма.

Брэкен лизал его руку и не переставая скулил. Мягкое висячее ухо было мокрым от крови, но Том затруднялся сказать, то ли старого пса зацепило картечью, то ли это кровь из его собственных ран.

Карен никогда особо не жаловала Брэкена, что он всегда ставил ей в упрек. Нед любил пса так же, как и он, но, что бы ни случилось, он больше никогда его не увидит.

Том заметил, что Лабрадор поднял свою седую морду и принюхался, чем-то встревоженный, навострив уши. Подгоняемый мыслью, что может не успеть, Том ухватился за ножку стула и стал подтягиваться. Потом оперся рукой на край сиденья, но стул выскользнул из-под него, не выдержав тяжести. Падая, Том слышал, как лаял пес. Его поглотила тьма; на сей раз волна была леденяще холодной и держалась дольше.

— Господи боже мой, Джо!

Она говорит тихо, потому что он еще не видит, что Нед в пижамке стоит, не шелохнувшись, у верхней ступени лестницы, неестественно откинув голову набок. В темноте не разглядеть его лица, но теперь Карен слышит, что он плачет — очень тихо. Это ее немного успокаивает. Рой-Рой сидит на корточках слева от мальчика, одной рукой обхватив его за плечи, а другой — приставив к ямке под горлом то ли нож, то ли что-то блестящее, похожее на огромный нож.

Джо, конечно же, вскидывает ружье. С криком «Не надо!» Карен хватает его за локоть и толкает дуло вверх, но он бы все равно не смог выстрелить. Рой-Рой начинает медленно спускаться вниз, прикрываясь крохотным тельцем Неда как щитом, зная, что такой щит способен сделать невидимым его массивное туловище. Он с ними заговаривает, отчаянно жестикулируя рукой с ножом, — просит их отойти подальше.

Выбора нет — приходится делать то, что он велит.

Они сходят с тропинки и отступают к опушке леса, поросшей высокой травой. Все это время Карен продолжает говорить с Недом, просит его не бояться, уверяет, что все будет нормально. С ножом у горла мальчик не может ни ответить, ни повернуться к ней лицом, но она видит, что его полные ужаса глаза освещают ей путь.

Их разделяет расстояние в четыре-пять метров. Карен кажется, что если она протянет руку, то сможет дотронуться до сына. Пока они спускаются, Джо держит на мушке бритую круглую голову немого.

Ступив на землю, Рой-Рой останавливается у тела Доната и дает ему пробный пинок носком кроссовки. Потом в нетерпении пихает его ногой, пока он не перекатывается на спину. Его раздражение, вызванное нежеланием принять очевидное, напоминает Карен, как некоторые животные — по ее мнению, шакалы и гиены — ведут себя, когда сталкиваются с утратой товарища по стае.

Донат не двигается.

— Он не умер, — кричит Джо, — но, клянусь, умрет, если ты его здесь бросишь, приятель. Верни нам ребенка.

Нед, кажется, так близко, что Карен вроде даже чувствует его запах.

На какой-то миг создается впечатление, что все складывается удачно и они сговорятся. Рой-Рой издает несколько негромких гортанных звуков, но потом, пожав плечами и повернув голову назад, начинает спиной вперед отступать к Храму. Продолжая держать перед собой маленького заложника как щит.

Обогнув Храм, он сворачивает на тропинку, спускающуюся к воде.

Джо быстро подходит к Донату и нацеливает дробовик ему в голову.