— Что ж, уже неплохо, — буркнул Беккер, выслушав перевод Акорны. — Остается только надеяться на то, что сегодня этот большой парень пребывает в хорошем настроении.

Тагот прикоснулся к его плечу и попросил Акорну перевести для капитана его слова:

— Теперь правьте на звезду, расположенную в центре и чуть пониже глаз Звездного Кота.

Беккер так и сделал.

Перед ними возникла гряда невысоких гор — белых, словно кости, в свете кошачьего взгляда двух лун. Перевалив через нее, пассажиры флиттера обнаружили, что горы не вытянуты в линию, а опоясывают огромный глубокий кратер.

— Спускайтесь в кратер, — велел Тагот, — но не приземляйтесь. Я покажу вам, куда лететь.

И на сей раз Беккер выполнил его указания. Внезапно Тагот сказал:

— А теперь развернитесь в сторону пустыни — резко, вот так… И летите по направлению к той тени, которая залегла между внутренней стеной кряжа и кратером.

Беккер беспрекословно повиновался, и через несколько секунд перед ними разверзлась черная пасть пещеры в стене кратера. Им показалось, что в темном провале парят сотни светлячков, которые, несмотря на огромное их количество, все равно не могут разогнать царящий здесь мрак.

— Опускайтесь и садитесь, — сказал Тагот.

Беккер, хотя и не видел, что находится под ними, начал снижаться. Светлячки внизу стали приближаться, увеличиваться в размерах и вскоре превратились в пламя многих факелов, которые держали в руках приближающиеся к флиттеру люди.

— Добро пожаловать в цитадель аридими! — провозгласил Тагот.

Люди, встретившие прибывших, были вооружены разнообразным холодным оружием, сверкающим в свете факелов: ножами, копьями, мечами. Свет отражался и в похожих на монеты глазах котов-хранителей, которых было еще больше, чем людей. Ни один из них не запрыгнул на корпус флиттера, чтобы поприветствовать гостей, как это было в Храме джунглей. Коты Хиссима, до предела измотанные утомительным путешествием сквозь песчаную бурю, сидели и устало ждали, что же будет дальше.

— У вас здесь есть друзья? — спросила Акорна Тагота.

— Кое-кто меня здесь знает, но в последний раз я был здесь довольно давно, так что эти молодые люди, призванные защищать Храм, скорее всего, вряд ли слышали обо мне. И есть еще одна вещь, о которой вам следует знать. Жрецы, занимающие высшие посты в здешней иерархии, говорят на особом, секретном языке. Мне не выпала честь изучить его. Во время моего пребывания здесь я еще не пользовался необходимым для этого доверием.

— В таком случае первой пойду я, — заявила Акорна. Беккер попытался было возразить, но она лишь улыбнулась и положила руку ему на плечо: — Все-таки есть свои положительные стороны в том, чтобы быть мифологическим персонажем, о явлении которого говорится в древних пророчествах, правда, капитан?

Колпак флиттера открылся, и «почетный караул» сразу же обступил шлюпку со всех сторон, встав так близко, что можно было сосчитать волоски в усах котов и на руках мужчин. Акорна шагнула из флиттера, гордо подняв украшенную рогом голову. В этот момент она выглядела столь же эффектно, как и ее Предки, разве что была гораздо стройнее и грациознее.

— Приветствую вас, — проговорила она на макахомианском диалекте, которому ее обучила Надари. — Меня зовут Акорна. Я — посланник народа линьяри. Раньше вы уже встречались с одним из моих собратьев, с тем, кого вы называете Спутником Звездного Кота. Мне говорили, что вы ожидали моего прибытия.

Беккер и РК тоже вышли из флиттера и встали по обе стороны от девушки, готовые дать решительный отпор любому, кто осмелится поднять на нее руку.

— Приветствуем тебя, Кхорнья! Добро пожаловать! — проговорил маленький сморщенный человечек, растолкавший факелоносцев и выбравшийся вперед. — Твое прибытие — действительно достойный повод для празднества. Мы также рады, что ты привела к нам Йонаса и РК.

В его произношении, несмотря на то что он сильно коверкал слова, безошибочно чувствовались нотки языка линьяри.

Надари Кандо никто не смог бы упрекнуть в трусости, а многие пункты ее послужного списка свидетельствовали о необычайном мужестве этой необыкновенной женщины и ее выдающихся бойцовских качествах. Поэтому не страх грыз ее теперь, когда она, со связанными руками и ногами, сидела в задней части флиттера, которым управлял Дсу Макостат. Нет, скорее всего, самым сильным из чувств, которые она сейчас испытывала, было отвращение к Эду и, пожалуй, еще больше — к самой себе. И она, и Эду изначально допускали, что события могут пойти именно в таком направлении, хотя Надари подобный вариант казался маловероятным. Она давно успела превратиться из ребенка во взрослого человека, более того, в солдата — сильного и подготовленного.

Вероломный кузен обернулся и, ухмыльнувшись, бросил на нее сальный, многозначительный взгляд, она же посмотрела на него, как на насекомое, и продолжала думать о своем. А думала Надари лишь об одном: как вырваться из лап этих двух негодяев. Но вдруг внутри себя она обнаружила другую Надари — молоденькую, злую, испуганную и почему-то испытывающую чувство стыда, о котором она теперешняя давно успела позабыть. Этот стыд не был связан с какими-то постыдными поступками, которые она под воздействием наркотиков совершала по приказам генерала Иквасквана и его дружка графа Эдакк Гануша, выступая в роли пыточной машины, направленной против линьяри. Нет, она испытывала стыд от того, как смотрел на нее Эду, — так, словно она стала его соучастницей в каком-то отвратительном деле и, таким образом, оказалась в полном его распоряжении.

До этого дня несколько сотен мужчин домогались ее благосклонности, и большинству из них (Надари вряд ли согласилась бы признаться в этом кому-либо) улыбнулась удача. Но ни одному из них не удавалось заставить ее почувствовать себя грязной. Эду это удалось сделать с помощью всего лишь одного взгляда.

Когда она была свободна и находилась в окружении своих друзей, Надари, глядя на Эду, полагала, что смогла избавиться от ощущений, которые неразрывно ассоциировались у нее с этим человеком, — стыда и чувства собственной беспомощности. Но сейчас, когда, связанная и беспомощная, Надари снова оказалась в его полном распоряжении, какая-то часть ее ощутила себя так же, как в пять, восемь или десять лет. В те времена при любом удобном случае он торжествовал, одерживая над ней победы в их «бойцовских состязаниях», лапая, тиская ее и допуская даже еще большие непристойности. Со временем его пакостная натура находила все новые выходы, еще более омерзительные проявления, причем он, считая себя всемогущим победителем, полагал, что вправе вытворять все это.

Самое отвратительное случилось незадолго до того, как он покинул планету, чтобы присоединиться к вооруженным силам Федерации. Надари после этого оказалась опустошенной. Столь разрушительных последствий не смогла бы оставить в ее душе ни одна война. А когда она узнала о том, что Эду возвращается, то сама, не мешкая ни минуты, торопливо завербовалась в войска Федерации и покинула планету.

Макостат вел флиттер низко над пустыней, следуя рельефу местности. Эду повернул кресло так, чтобы оказаться лицом к лицу с Надари, и, протянув руку, схватил ее за подбородок, да так сильно, что от этого «братского» прикосновения у нее на лице наверняка должны были остаться синяки. Женщина дернула головой, и эта беспомощная попытка бунта заставила мульзара улыбнуться.

— Я так рад, что ты вернулась, Надари, и мне страшно приятно, что мы снова вместе!

Голос Эду напоминал мурлыканье кота. Еще одной — и последней — чертой, роднившей мульзара с хранителями, было самодовольное выражение, написанное на его физиономии. Протянув руку, он схватил Надари за волосы и притянул ее голову к себе, а другой рукой больно сжал ее щеки. Словно желая на деле доказать, что она находится целиком и полностью в его воле, он наградил кузину какой-то пародией на поцелуй, однако не сделав попытки просунуть язык ей в рот. Это разочаровало Надари: зубы у нее были на редкость острыми, и она сумела бы пустить их в ход.