Среди людей, окруживших мага и предсказателя, были и молчаливые горские князья, и нетерпеливые ремесленники в коротких, засаленных куртках, и осторожные, не привыкшие к людскому столпотворению пастухи в мохнатых бараньих шапках, и нарядные женщины в пестрых, плотно облегающих платьях, украшенных шитьем, позолоченными разрезными бубенчиками с узорами из красной и синей эмали. У многих на груди и на поясе блестели начищенные застежки, медные бляшки с небольшими овальными вставками из ярко-голубого стекла и ляпис лазури.

Особняком, не смешиваясь с толпой, стояли пятеро доминиканских монахов во главе с худым и высоким, с редкими жирными волосами, торчавшими из-под клобука, его преподобием отцом Юлианом. Монахи выглядели усталыми, изможденными. Их мантии, когда-то строгие и внушительные, шитые из тонкого венецианского сукна, были порваны и теперь, туго подпоясанные серыми пеньковыми веревками, жалкими отрепьями висели на узких костистых бедрах. Все пятеро молча смотрели на Шила Бадура и поминутно сглатывали слюну.

Протиснувшись сквозь толпу, рядом с монахами остановились Вретранг — коренастый, широкий в плечах, с седеющей бородой, и младший его сын, Николай, — долговязый юнец с большими, распахнутыми глазами и темным пушком на верхней губе. Оба одеты в светлые короткополые легкие кафтаны с ромбовидными костяными застежками, в темно-серые салбары и легкие чувяки из сыромятной кожи.

Шила Бадур, не обращая внимания на любопытных, взял ивовый прут, наколол им кусочек сыра и отправил в рот. Жевал он не спеша, сосредоточенно, изредка запивая водой.

Толпа постепенно умолкла, будто не хотела мешать трапезе мага и прорицателя.

Но вот Иелие, богатый, известный во всех городах и селениях купец из страны Лазов, растолкав локтями людей, рассмеялся и громко воскликнул:

— Приветствую тебя, Шила Вадур!

Предсказатель лишь на секунду поднял глаза на купца, раскрасневшегося от обилия выпитого вина, и, не удостоив его ответом, продолжал есть.

Купец сделал вид, что не заметил равнодушия предсказателя.

— Пойдем ко мне в шатер, Шила Бадур, я накормлю тебя молодой бараниной.

Шила Бадур обеими руками взял кувшин, досыта попил воды, сложил в котомку остатки своего обеда, подобрал крошки, высыпал их петуху и негромко произнес:

— Несчастен человек, который поедает животных. Рано или поздно боги перестанут защищать его от злых демонов.

Купец усмехнулся, нарочито закатил вверх глаза, перекрестился.

— Я признаю только одного бога — Иисуса Христа. И приехал в этот святой город для встречи с посланником всевышнего, его преосвященством епископом Феодором.

— Посланник твоего бога — есть ничто. И едет на пустое место, ибо все, что должен был совершить он, то сделал ты, Иелие. Ты, торговец, имеющий много золота, скота, тканей, разъезжая по всей стране, своею волею назначил священнослужителей там, где опустели церкви, — Шила Бадур насмешливо взглянул на купца. — Что же остается епископу, посланнику твоего бога? И что это за бог, если его покидают люди, а новых пастырей назначает не слуга, облеченный доверием и властью, а торговец, имеющий деньги?

Купец слушал Шила Бадура, удивленно раскрыв рот: все, о чем говорил прорицатель, было правдой. Иелие и в самом деле сам назначал пресвитеров, платил им деньги. Оттого не только святые отцы, но прихожане каждый раз встречали его как своего благодетеля. Под защитой церкви, в закоморах, хранились его товары, и сам он без охраны переезжал из села в село, из города в город.

Иелие почувствовал, что люди, которых он только что усиленно расталкивал локтями, сами отстранились от него, один на один оставили с прорицателем.

— Все, что священно, — то неподкупно и неподвластно торговцу. Если есть у тебя, Иелие, золотой динар, то брось его моему петуху — и ты убедишься в истине.

Иелие вытащил из кармана кошель, достал золотой динар и кинул его под ноги священной птице, настороженно взирающей на могучего телом купца. Монета, звякнув о камень, откатилась к одеждам прорицателя. Петух нехотя подошел к блестевшему на солнце кружочку, наклонился, повернул набок голову, чтобы рассмотреть лучше, и равнодушно отошел в сторону.

Толпа затаила дыхание. У доминиканских монахов жадно загорелись глаза. Шила Бадур щелкнул тонкими пальцами — петух встрепенулся, прыгнул на плечо прорицателя, потянулся головой к его уху, будто прошептал что-то, и слетел обратно.

— Вот видишь, Иелие, священный петух не принял твоего золота. Подойди ближе и забери динар обратно, — сказал прорицатель. Собрав в левую руку ивовые прутья, он молча начал по одному раскладывать их перед собой.

Купец, опасаясь насмешек, не стал забирать золотую монету. Подумав, спросил:

— Что же, по-твоему, есть бог?

— Посмотри вверх, а потом опусти голову — и узнаешь.

Купец рассмеялся.

— Там пустое небо. А под ногами у меня только пыль и камни.

Прорицатель нахмурился и воздел вверх руки с зажатыми в них ивовыми прутьями.

— Смотрите, люди! — воскликнул он. — Этот человек имеет глаза — и не видит солнца. У него есть ноги — и он не чувствует земли!

Толпа возбужденно загудела.

— Ты, слепец, Иелие. Так знай и расскажи всем: на свете только три великих божества — солнце, земля и вода. Человек не может изобразить богов ни в камне, ни на бумаге, ни на ткани. Боги равнодушны к идолам, засоряющим землю, — Шила Бадур опустил руки, снова начал раскладывать перед собой ивовые прутья. Потом посмотрел на купца. — Бог, Иелие, — ни женщина, ни мужчина. Он бог. Потому и неподкупен. Сними с себя, Иелие, золотые кольца и браслеты, не носи больше украшений, тем более, что ты — не женщина, не блудница, ищущая похоти. Пусть постелью тебе служит земля, пищей — фрукты, овощи, сыр и грубый хлеб. И тогда боги явятся тебе воочию. И ты поймешь, что бог — это не идол, а живое существо. Бессмертное, как и человек. Разумное, совершенное, не приемлющее ничего дурного — какие и есть солнце, земля и вода. Пока земля, которую ты безжалостно топчешь, обогретая солнцем и напоенная влагой, будет рожать травы и злаки, человек будет жить. Кроме богов, Иелие, существуют священные деревья и рощи, камни и горы, птицы и животные. Есть и демоны, Иелие. Они живут рядом с людьми, едят и спят вместе с ними, посылают им сны и знамения, надзирают за их делами. Если ты, Иелие, остаток жизни проведешь рядом со мной, то многое узнаешь о божествах и полюбишь их.

— Нет, Шила Бадур. Хоть и сладкие твои речи, но я не пойду за тобой. Если я это сделаю, то кто же будет привозить людям ткани, оружие, посуду, обувь?

Предсказатель потянулся рукой к золотому динару, взял его, сдул с него невидимую пыль и бросил купцу. Иелие поймал монету и спрятал в кошель.

— Правильные слова ты сказал, Иелие. В старое время мудрецы говорили: «Лучше с разумом быть несчастным, чем без разума быть счастливым». Пахарь должен растить хлеб, пастух — смотреть за стадом, чувячник — шить обувь, а купец развозить все это людям. Но не обманывай их, Иелие. И больше никогда не превращайся в белого петуха, не пытайся заменить его. Только белому петуху боги позволили кричать в урочное время, возвещать людям истину.

— А почему именно белый петух, Шила Бадур?

— Белый цвет — самый чистый и благой от природы. Посмотри на свои руки — они черные.

Иелие торопливо спрятал руки в карманы. Толпа засмеялась.

— Прощай, Шила Бадур. Приходи ко мне в лавку, я прикажу дать тебе белой ткани для одежды.

— Прощай, Иелие. Когда будешь доедать молодого ягненка, не забудь перед собой поставить соль. И чаще смотри на нее. Она рождается от чистого солнца и чистого моря и всегда сохраняет правду.

Шила Бадур устал. Ему расхотелось гадать на ивовых прутьях, и он засобирался в путь. Толпа начала расходиться.

Вретранг взглянул на сына. Николай словно оцепенел. Стоял не шевелясь и зачарованно смотрел на человека в белых одеждах.

— Ты что, уснул? — толкнул его в бок Вретранг. — Пошли.

Николай повернулся к отцу, но мысли его витали еще где-то там, рядом с предсказателем.