Литература

«Видеть прекрасных людей!»

ЧЕХОВ – 150

«О доме в Кудрине я вспоминаю с особенным чувством, и эти воспоминания не бледнеют от времени», – писал Антон Павлович Чехов. С особенным чувством вспоминаю и я те годы, когда вписались в мою жизнь удивительные страницы: работа-жизнь (или – жизнь-работа) в доме Чехова. С той трудной и счастливой поры, когда я работала директором чеховского музея, прошло много лет. Я по-прежнему не расстаюсь с Чеховым, потому что, однажды войдя в его мир, уже не можешь расстаться с ним. Постоянно читаю и перечитываю его, много пишу о нём, сложилась книга о Чехове «Последний сад». А сколько было передумано! Сколько раз казалось: вот наконец-то приходит постижение чеховской тайны, загадки! Но нет. Как был он для всех загадкой, так и остаётся. Я уверена, что чеховская тема никогда не будет исчерпана.

В тот вечер все окна чеховского «дома в Кудрине» светились. Мы с писателем В. Лидиным подошли к воротам музея и увидели необычную афишу: «У нас сегодня музыка». Действительно, из окон второго этажа доносились звуки «Осенней песни» Чайковского. «Помните, – сказал Владимир Германович, – Антон Павлович любил устраивать в этом доме музыкальные вечера и обычно так приглашал гостей: «Приходите к нам сегодня вечером, у нас будет   музыка»?

Конечно, я помнила, потому что заново перечитала все письма Чехова – готовилась с волнением и трепетом к новой, ответственной встрече с любимым писателем. «Мне же предстоит работать в доме Чехова!» – подумала я. Как будто прочитав мои мысли, Лидин, старый друг чеховского музея, сказал: «Вам предстоит почётная и трудная миссия – стать хозяйкой этого дома».

Это было ранней осенью 1969 года.

Я колебалась, не спала ночами, не решалась. «Ничего, будете самым молодым директором в Москве», – подбадривал меня К.И. Чуковский.

Этому дому № 6 по Садовой-Кудринской улице в прошлом году исполнилось 135 лет. Многие знают и любят этот дом, но мало кому известно, как развивалась история музея. Долгое-долгое время у музея не было ни помещения, ни средств, так что его существование было, по сути дела, эфемерным. Лишь в 1954 году он расположился в доме, о котором Антон Павлович писал: «Живу я в Кудрине, против четвёртой женской гимназии, в доме Корнеева, похожем на комод, цвет дома либеральный, то есть красный». В другом письме он сообщает: «Квартиру нашёл я себе (650 р. в год) в Кудрине, на Садовой, дом Корнеев… Место чистое, тихое и отовсюду близкое, не то что Якиманка…»

Как же выглядела тогда Садовая-Кудринская улица? Отвечает сам Чехов: «Зелёные деревья Садовой напоминают мне Бабкино, в котором отшельником провёл я три года незаметных». Улица тогда действительно соответствовала своему названию – зелёная, тихая, малолюдная.

Вернёмся в дом. «Переездная сутолока, возня с убранством комнат, угар новой квартиры и сплошное безденежье совсем сбили меня с панталыку». «Я безденежен до мозга костей»… Вибрирует «времён связующая нить»: «Скажи пожалуйста, душа моя, когда я буду жить по-человечески, то есть работать и не нуждаться?»

Этот проклятый вопрос, как туча, всю жизнь нависал над великим тружеником Чеховым. Состояние безденежья как будто на все времена было предначертано российской интеллигенции. В этом состоянии находились и почти все научные сотрудники музеев. Приходилось проводить иногда по три-четыре экскурсии в день, а зарплата выпускников МГУ была 100 рублей. Никаких особых переживаний у нас по этому поводу не было, но что думали об этом наши дети? В моей семье часто вспоминается один эпизод. Мой сын, который тогда уже учился в школе и там набирался «ума-разума», однажды пристал ко мне: «А почему у других ребят мамы в университете не учились, но получают много и на работу ходят редко, а у тебя диплом с отличием, а получаешь ты меньше всех и каждый день работаешь?»

Что я могла ответить? Шутливой чеховской фразой: «Я люблю шум больше, чем гонорар». И впоследствии мой сын понял и оценил всё это.

В те незабываемые дни, когда бóльшая часть моей жизни проходила в музее Чехова, он, хозяин и душа этого дома, иногда вдруг «вплывал», как мираж, в свой маленький замок на Садовой, озаряя «особенным светом» кабинет и крутую лестницу, на ступеньке которой я сидела в темноте поздним вечером, думая свою думу о нём. Как ощущалось в те одинокие мои вечерние часы его душевное одиночество!.. У него была гемма-печать со словами: «Одинокому везде пустыня». Но его не пугает одиночество, оно – плодотворно: «Мне нужно одиночество и время…»

С темой одиночества связана и одна из самых драгоценных для меня мыслей Чехова: «Я верую в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по России там и сям… В них сила, хоть их и мало».

Жизнь Чехова… Его писательская жизнь… Ведь в этом доме началась для него пора «творческого половодья». Как жилось ему в это время? Окна первого этажа чеховского дома низкие. Иногда в окошко к нему стучали. Поздним вечером заглядывал Левитан. Он очень любил чеховскую семью, называл её «милой Чехией». Совсем близко, на Кудринской площади, одно время жил Чайковский, друживший с писателем. Гости чеховского дома – это целый мир, рождённый широким русским гостеприимством и неугасимым интересом к людям. «Сколько приходится видеть прекрасных людей!». Этих людей буквально притягивали его магнетизм, неотразимое обаяние. Неисповедимым образом друзья Чехова становились и моими друзьями. И мне хотелось, чтобы в доме Чехова бывало как можно больше прекрасных, интересных людей.

В те годы я завела несколько телефонных книжек, которые храню до сих пор. Их страницы так же «густо населены», они переполнены адресами и телефонами людей, которые были моими помощниками и советчиками в то время, что я работала в музее. Некоторые остались друзьями до сих пор. Записные книжки мои разделены по жанрам. В I – писатели, критики, чеховеды: К. Чуковский, В. Лидин, С. Антонов, В. Солоухин, С. Залыгин, Л. Зорин, В. Кожинов, М. Рощин, А. Битов, З. Паперный, В. Розов, В. Кулешов, А. Свободин, Е. Сидоров, Ю. Айхенвальд, Э. Полоцкая и многие другие. Во II – поэты. На мой зов откликаются и молодые, и маститые: П. Антокольский, Вл. Соколов, Е. Евтушенко, Б. Окуджава, М. Алигер, Д. Самойлов, С. Мнацаканян, Ю. Левитанский. В III книжке – музыканты. Пел И. Козловский, играли Т. Алиханов, Р. Керер, В. Крайнев, В. Горностаева, А. Майкапар, А. Слободяник и другие.

Многие вопросы решались весьма демократично. Так, буквально с улицы зашёл блистательный Максим Кончаловский и стал с неизменным успехом выступать со своими оригинальными композициями. Так же внезапно пришли в музей М. Розовский и А. Филиппенко, рассказали, что у них уже готов спектакль «Доктор Чехов». Студию Розовского я знала ещё со студенческих лет, когда они играли в университетском клубе. Потом почему-то они оказались «на улице». Конечно, хотелось помочь талантливым актёрам, да и заманчиво было иметь в музее театр с чеховским спектаклем. Но ведь Розовскому надо было дать хоть одну ставку в штатном расписании музея – и соответственно возложить на плечи маленького коллектива дополнительные хлопоты и заботы. Но никто из сотрудников не высказал возражений, все радовались: «У нас будет театр!» Пришлось похлопотать в министерстве… Марк Розовский был зачислен в штат музея. Так у студийцев появилась крыша над головой, а в музее – новая афиша: «Доктор Чехов». В IV записной книжке – артисты. Она самая «густонаселённая». Самые яркие впечатления остались от выступлений Д. Журавлёва, Ю. Яковлева, А. Эфроса.