2. Чехов очень редко брал критические ситуации. Он писал об обыкновенной жизни обыкновенных людей, но показывал это так, что становится жутко, беспросветно. Большинство людей стремится стать лучше, не завязнуть в пошлости и быте, и Чехов помогает им получить необходимый заряд раздражения. Потому, наверное, его и читают. А о прекрасном чеховском языке, лаконичном, образном, мелодичном, и говорить не стоит – это, на мой взгляд, образец.

Захар ПРИЛЕПИН:

1. Мне вообще «чистые» юмористы несимпатичны, почти все, в том числе и ранний Чехов. Но едва ли он сам себе был симпатичен в этом амплуа. Чехов – для меня главный русский писатель и, если хотите, реалист (хотя он модернист не в меньшей степени, чем Пруст, право слово). Но едва ли он стал бы автором гениальных текстов без своей врачебной практики и сахалинской истории (в конце концов погубившей его).

2. Ох ты, а в «Огоньке» Генис пытается понять, почему Чехов потерял популярность в России и никому здесь не нужен. Поди тут пойми, преходящая его популярность или нет. В моём понимании в Чехове есть то, что, к сожалению, не в полной мере присутствует, скажем, в прозе горячо любимых мною советских литераторов или литераторов современных. О чём бы Чехов ни писал, какие реалии бы ни использовал – они, эти реалии, никогда не превалируют над собственно человеческой историей, над психологией. Не знаю, как у него это получается, но о его героях многим хочется читать всю жизнь, а о строителях БАМа, новых русских или бандитах, куда меньше. Интересно, изменилась бы эта ситуация, если б о БАМе и тошнотворных 90-х написал-таки Чехов?

Галина ТЮНИНА, заслуженная артистка РФ, актриса Московского театра «Мастерская Петра Фоменко»

1. Я не пытаюсь выделить в Антоне Павловиче какие-то ипостаси. Я принимаю его как единое целое, и для меня не стоит вопрос: мой ли автор Чехов. Для меня важнее понять, та ли я актриса, которая способна передать все тонкости чеховского мира. В творчестве Чехова, безусловно, есть разные периоды, и следить за тем, как происходил переход от одного к другому, безумно интересно, но для меня он остаётся единым целым. Человек с годами не меняется. И если говорить о человеке творческом, то на протяжении всей своей жизни он стучится к нам с какой-то одной, самой важной для него мыслью, только выражает он её по-разному, причём в зависимости не только от возраста, но и от душевного состояния. Вычленить эту мысль у Чехова я не возьмусь, очень сложно переводить собственные мысли, ощущения в слова. Но мысль эта, набирая силу, имеет разную интенсивность, я бы даже сказала, разную плотность, в разные периоды его жизни. Она как бы «сгущается» по мере роста его мастерства и постепенно даёт ощущение иной прозы. А на самом деле, как мне кажется, просто главная мысль постепенно достигает предельной плотности, вытесняя всё второстепенное.

2. Секрет популярности Чехова, на мой взгляд, вовсе и не секрет. Он сумел проникнуть в недра человеческой природы гораздо глубже, чем мы можем себе представить. Благодаря доставшемуся от Господа Бога таланту  ему удалось выявить первоосновы человеческой личности, которые не зависят ни от эпохи, ни от национальности, ни от менталитета, ни от возраста или рода занятий. Задачи, которые он поставил перед режиссёрами, актёрами и в определённой степени перед зрителями, далеко не исчерпаны за то столетие, что минуло со дня его смерти, и в ближайшее время исчерпаны не будут. То знание о человеке, что ему было дано от Бога, нам приходится постигать долгим и кропотливым трудом. Лёгкая истерия – новые спектакли, какие-то литературные чтения, выставки и т.д., – которая возникает сейчас вокруг его имени по случаю юбилея, вполне объяснима, но если задуматься, это не только праздник, но и свидетельство того, что мы, несмотря на все наши усилия, пока не особенно продвинулись в этом деле, хотя нельзя сказать, что сделано мало. И вряд ли кто-нибудь осмелится определить, сколько времени нам ещё потребуется, чтобы осознать величие его гения. Ведь Антон Павлович смотрел не на сто, не на двести, а на пятьсот лет вперёд, а может, и на тысячу. Так что время Чехова не минуло и долго ещё не минет.

Леонид ХЕЙФЕЦ, народный артист России, театральный режиссёр и педагог:

1. Ни о каком разделении для меня речь идти не может: Чехов моё всё. Я не отделяю не только Чехова-юмориста от Чехова-драматурга, но Чехов писатель, врач и общественный деятель для меня тоже неразделимы. Всё, что он делал в своей жизни, мне очень близко. Если откровенно, то в моей внутренней иерархии великих личностей он – третий. После Христа и Шекспира.

2. Чехова будут ставить всегда. Столько, сколько будет существовать человечество. И у нас, и за рубежом. Потому что Чехов рубежей не признаёт. Он писал о людях. А люди – они везде люди. Они хотят жить, хотят любить и быть любимыми. Всё остальное – от лукавого.

Продолжение на стр. 5, 6, 8, 15

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Литература

Письма с «плотика»

Н.Д.

Андрей ТУРКОВ

По нашим временам и нравам Антон Павлович Чехов нестерпимо, старомодно не откровенен и скрытен! Нет чтобы оставить обстоятельные мемуары обо всех своих увлечениях или – на худой конец – связки писем, к сему относящихся…

Приходится «довольствоваться» его перепиской с Ольгой Леонардовной Книппер, вскоре ставшей его женой, хотя и здесь особо «любознательным» читателям нечем поживиться.

Зато другим есть что вычитать в этом кратком пятилетнем эпистолярном «романе» и счастливом, и драматическом.

Перелистаем его.

Летом 1902 рода Чехов и Книппер – в подмосковной Любимовке.

«Апрель и май достались мне недёшево, – пишет Антон Павлович пригласившему их сюда Станиславскому (Ольга Леонардовна тяжело болела), – и вот мне сразу привалило, точно в награду за прошлое, так много покоя, здоровья, тепла, удовольствия, что я только руками развожу. И погода хороша, и река хороша….»

По уверению писателя, он совершенно обленился, только и делает, что рыбу ловит – «по пяти раз на день… с утра до вечера».

Когда в августе Чехов вернётся в Ялту, Книппер будет писать ему: «Как мне хочется увидать твою фигуру в саду или на плотике, с удочкой… Плотик пуст без тебя… Перед обедом сидела на плотике и любовалась солнечным закатом… Постояла на плотике, посмотрела на тёмную, холодную, стальную воду, на берега и думала о двух удивительных художниках, таких близких друг другу, – о Чехове и Левитане».