Не прошло и часа, как Плакс оказался в совершенно ином мире. О бушующей рядом войне, а тем более о лагере не напоминало ничего. За высоким зеленым забором в сосновом бору затерялся уютный двухэтажный дом, похожий на дачный. На первом кирпичном этаже находились гостиная, она же столовая, а также комнаты для прислуги и охраны. На втором, сложенном из крепких сосновых бревен, располагались несколько спален, просторный кабинет, ванная и туалет. Здесь велась подготовка разведчиков-нелегалов. Плаксу приходилось бывать на таких базах. Последний раз – в тридцать третьем году, перед заброской в Америку. С тех пор прошло восемь лет, но особый порядок, заведенный на базах, не изменился. Здесь все настраивало на деловой лад.

Плакса осмотрели врачи, после чего комендант накормил его сытным ужином и проводил на второй этаж, в кабинет. Вместе с Плаксом поднялся помощник Фитина.

В кабинете на столе лежали толстые папки с документами.

– Это вам предстоит проработать в первую очередь, Израиль Лазаревич, – сказал помощник.

– Успею ли? Слишком мало времени… – усомнился Плакс.

– Успеете, я не сомневаюсь! Вы… Вы только ешьте побольше. – Помощник кивнул на вазу с фруктами, стоявшую на тумбочке.

Плакс удивился – яблоки, апельсины… И это в голодной, сидящей на пайке Москве!

Не желая отвлекать Плакса от работы, помощник распрощался и вышел, ему надо было возвращаться в Москву.

Плакс принялся перебирать дела, не зная, за какое взяться. За те годы, что он провел в лагере, и в стране, и в мире многое изменилось. О чем-то он знал, а о чем-то приходилось читать впервые. Восстановив общеполитическую канву, он остановился на материалах токийской и шанхайской резидентур. Постепенно работа захватила его, тренированный ум быстро нащупывал связи между событиями прошлыми и сегодняшними. Анализируя предложенные материалы, он точно угадывал скрытые пружины, заставлявшие действовать политиков.

Увлеченный работой, Плакс не замечал времени, но усталость все же дала о себе знать. Болела спина, ныл желудок, отучившийся от обильной пищи. Он принял предписанные ему врачами лекарства, перебрался в спальню и, едва коснувшись головой подушки, провалился в сон. Впервые за последние годы его не преследовали кошмары. Ему снилось безмятежное и далекое детство.

Проснулся он рано, но чувствовал себя отдохнувшим. После завтрака он совершил небольшую прогулку и снова засел за изучение документов. Так он провел весь день, прерываясь лишь на обед и прием лекарств.

Ближе к вечеру в кабинет поднялся комендант.

– Израиль Лазаревич, вас ждут в Москве, – сказал он.

У машины топтался высокий майор в новенькой шинели. Плакс сел на заднее сиденье, майор впереди. В дороге они не проронили ни слова.

У старого купеческого особняка на Кропоткинской улице машина остановилась. Здесь находилась одна из конспиративных квартир Особого сектора ЦК, которым руководил Поскребышев.

В сопровождении майора Плакс поднялся на третий этаж. Дверь одной из квартир приоткрылась, и они вошли.

– Я подожду вас здесь, – сказал майор.

Плакса повела за собой пожилая женщина.

– Посидите пока, – кивнула она на диванчик в гостиной, – хозяин сейчас подойдет.

Вскоре в комнату вошли двое. Среднего роста мужчина во френче и невысокий стройный молодой человек со щегольской ниточкой усов.

Плакс пригляделся к мужчине. Кого-то он ему смутно напоминал, но кого? Внезапно память подсказала: Александр… Да, Александр Поскребышев… В 1918–1919 годах он работал в политотделе Особой Туркестанской армии, они и потом пересекались… Но он-то здесь с какого боку? Что все это значит?

Поскребышев улыбнулся и, словно прочитав его мысли, сказал:

– Ты не ошибся, Израиль, мы действительно встречались. Но на воспоминания у нас нет времени. Давай поговорим о делах. Тебе предстоит решить ответственную задачу…

– Да… Но откуда вы знаете? – Вспомнив, какую должность занимает Поскребышев, Плакс понял, что дал маху. – Извините, Александр Николаевич.

– Ничего, – произнес Поскребышев и продолжил: – Я не преуменьшаю возможностей НКВД и не подвергаю сомнению преданность товарища Берии партии, но цена успеха слишком велика, чтобы доверять ее одному ведомству и тем более одному человеку.

Плакс насторожился. Похоже, ему предлагалась какая-то хитрая игра, в которой даже фигуре всесильного комиссара НКВД отводилась роль разменной пешки.

– Александр Николаевич, – сказал он, – я понимаю всю важность возложенного на меня задания, но, извините, некая двусмысленность моего положения вызывает недоумение… Я вынужден отказаться от вашего предложения, потому что…

– Ты это о чем, Израиль? Тебе никто ничего не предлагал, – резко оборвал его Поскребышев.

– А я… догадался, – с вызовом ответил Плакс.

Поскребышев нахмурился, но ожидаемой вспышки гнева не последовало. Секретарь Сталина умел держать себя в руках, хотя в голосе его зазвучал металл.

– Израиль, не думай, что тебе предлагается роль двойного агента, речь идет о другом. Партии, я еще раз повторяю – партии, а не товарищу Берии, требуется абсолютно достоверная информация о развитии отношений между США и Японией. Недосказанность, лакировка исключаются. Мы не можем второй раз наступить на одни и те же грабли – слишком большая роскошь. – Лицо Поскребышева помрачнело. – В июне сорок первого мы уже сполна поплатились, Гитлер застал нас врасплох!

– Врасплох? Как же так? – не удержался от вопроса Плакс. – О том, что война с Германией неизбежна, стало очевидно после того, как Гитлер занял кресло канцлера! Я и другие сотрудники об этом много раз предупреждали…

– Не все так просто, Израиль, – смягчил тон Поскребышев. – Да, из специальных служб поступал соответствующий материал. Ты сам многое сделал, будучи в аппарате Пятницкого. Мы готовились к войне. Но когда она начнется – поступали самые противоречивые данные. Мало того что фашисты подбрасывали грамотную дезу, так еще и свои сбивали с толку, пытаясь подыграть мыслям вождя! Но товарищу Сталину нужна честная информация, не приглаженная в кабинетах соответствующих ведомств. Теперь ты понял, что от тебя требуется, Израиль?

– Извините, Александр Николаевич, за эти два года, что я провел в заключении, многое воспринимается по-иному…

– Ничего, мне понятны твои человеческие чувства.

– Да дело не в чувствах, я просто многого не знал.

– Израиль, знал не знал – речь сейчас не об этом. И заключение твое… Не время сейчас искать виновных, вот свернем Гитлеру голову, тогда и разберемся. Родине угрожает смертельная опасность, и от каждого из нас требуются конкретные дела. Как в Гражданскую, помнишь?

– Я готов сделать все, что в моих силах! – заверил Плакс

– Вот и хорошо! – оживился Поскребышев. – Насколько я понял, работу ты намерен вести через старые коминтерновские связи?

– В общем, да, – поразился Плакс его осведомленности. – Мой прежний источник…

– Я знаю, – остановил его Поскребышев и, представив молодого человека, пояснил: – Детали обсудишь с Борисом Николаевичем Пономаревым. Коминтерн и его специальные структуры теперь полностью по его части.

Пономарев выдвинулся из тени торшера. В рассеянном свете будущий куратор показался Плаксу совсем юным. Удивление, отразившееся в глазах разведчика, не осталось незамеченным. Поскребышев ворчливо заметил:

– Ты, Израиль, не смотри, что Борис так молодо выглядит. Вы почти ровесники, а опыта работы у него будет не меньше твоего. Считай, с империалистической на нелегальной.

– Сработаемся, – дипломатично сказал Пономарев.

– В таком случае желаю вам успеха. И… Я надеюсь на тебя, Израиль!

Поскребышев крепко пожал Плаксу руку и направился к двери. Плакс не удержался и спросил, не заметив, что перешел на «ты»:

– Александр, это ты меня от расстрела спас?

Поскребышев обернулся и с мягкой улыбкой ответил:

– Не люблю ходить в должниках, Израиль. Ты меня – в девятнадцатом, я тебя – в тридцать девятом. Как говорится, мы теперь квиты.