Берия распорядился, чтобы я отправился вместе с Эйтингоном в Париж для оценки группы, направляемой в Мексику. В июне 1939 г. Георг Миллер, австрийский эмигрант, занимавший пост начальника отделения „паспортной техники“, снабдил нас фальшивыми документами. <…> Из Москвы мы отправились в Одессу, а оттуда морем в Афины, где сменили документы и на другом судне отбыли в Марсель.
До Парижа добрались поездом. Там я встретился с Рамоном и Каридад Меркадер, а затем – отдельно – с членами группы Сикейроса. Эти две группы не общались и не знали о существовании друг друга. Я нашел, что они достаточно надежны, и узнал, что еще важнее: они участвовали в диверсионных операциях за линией фронта у Франко. Этот опыт наверняка должен был помочь им в акции против Троцкого. Я предложил, чтобы Эйтингон в течение месяца оставался с Каридад и Рамоном, познакомил их с основами агентурной работы. Они не обладали знаниями в таких элементарных вещах, как методы разработки источника, вербовка агентуры, обнаружение слежки или изменение внешности. Эти знания были им необходимы, чтобы избежать ловушек контрразведывательной службы небольшой группы троцкистов в Мексике, но задержка чуть не стала фатальной для Эйтингона.
Я вернулся в Москву в конце или середине июля, а в августе 1939 г. Каридад и Рамон отправились из Гавра в Нью-Йорк. Эйтингон должен был вскоре последовать за ними, но к тому времени польский паспорт, по которому он прибыл в Париж, стал опасным документом. После немецкого вторжения в Польшу, положившего начало Второй мировой войне, его собирались мобилизовать во французскую армию как польского беженца или же интернировать в качестве подозрительного иностранца.
В это же время были введены новые, более жесткие ограничения на зарубежные поездки для поляков, так что Эйтингону пришлось уйти в подполье.
Я возвратился в Москву, проклиная себя за задержку, вызванную подготовкой агентов, но, к сожалению, у нас не было другого выхода».
Нападение гитлеровской Германии на Польшу 1 сентября 1939 г. ознаменовало собой начало Второй мировой войны. 7 сентября (через две недели после подписания германо-советского договора о ненападении) состоялась встреча И. В. Сталина с В. М. Молотовым, А. А. Ждановым и Г. Димитровым. В отношении Польши Сталин заявил, что уничтожение этой страны означает: одним буржуазным государством стало меньше. В результате разгрома Польши СССР может распространить социалистическую систему на новые территории и население. А по поводу начавшейся мировой войны он сказал: «Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран, в особенности Англии. Гитлер, сам этого не понимая и не желая, подрывает капиталистическую систему».[129]
По мнению Сталина, во время начавшейся мировой войны между империалистическими государствами существовавшее ранее деление этих государств на фашистские и демократические потеряло прежний смысл. В новых политических условиях Советский Союз имеет возможность маневрировать между воюющими сторонами и подталкивать противников к выгодным для СССР действиям. В свою очередь коммунисты капиталистических стран должны выступить не только против войны, но и против своих собственных буржуазных правительств.
А в Германии тем временем продолжалась игра абвера с украинскими националистами. В самом начале польской кампании А. А. Мельник был приглашен на встречу с государственным секретарем Кеплером в МИД Германии. Мельнику ясно дали понять, что немецкие власти не могут предоставить каких-либо обещаний относительно использования оуновцев в войне. 11 сентября в абвере рассматривался вопрос об участии украинских националистов в боевых действиях против поляков. Однако политическое руководство Третьего рейха заняло отрицательную позицию в этом вопросе.
12 сентября А. Гитлер рассмотрел варианты дальнейшей судьбы Польского государства в присутствии В. Кейтеля, А. Йодля (оба из верховного главнокомандования ВС), И. фон Риббентропа (МИД), В. Канариса и Э. фон Лахузена. Канарис и Лахузен предлагали в качестве своего варианта такой раздел восточных территорий Польши, при котором Литва получала район Вильно, Галичина и Западная Волынь образовывали независимое украинское государство, остальные территории отходили к СССР. Именно для последнего варианта абвер и готовил боевые подразделения украинских националистов, в том числе 250 добровольцев обучались под руководством инструкторов абвер-II в тренировочном лагере под Дахштайном.
Однако Гитлер и его генералы обоснованно опасались последствий подобного решения со стороны Советского Союза. Воевать на два фронта они пока не хотели. Позднее Канарис встретился с Мельником в Вене, где ими обговаривался вариант провозглашения независимой Западной Украины в том случае, если Сталин откажется от вступления в Польшу. Но 17 сентября советские войска перешли польскую границу, и вопрос о территориальной принадлежности Западной Украины был закрыт.
Раздел Польши в сентябре 1939 г. между Германией и СССР, в результате которого к Советскому Союзу были присоединены Западная Белоруссия и Западная Украина, произошел практически без участия военных специалистов Коминтерна. Вероятно, именно в этот период у Сталина и его ближайшего окружения начало складываться твердое убеждение, что для экспансии «мировой революции» вполне достаточно сил и средств Красной армии. Особенный интерес руководства ВКП (б) в этой области вызывали прибалтийские страны.
В секретном дополнительном протоколе о разграничении сфер интересов Третьего рейха и Советского Союза было зафиксировано, что «в случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав прибалтийских государств (Литва, Латвия, Эстония, Финляндия), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы относительно Виленской области признаются обеими сторонами»[130]
В период с 28 сентября по 10 октября 1939 г. с правительствами Латвии, Литвы и Эстонии были заключены договоры о взаимопомощи. В договорах предусматривалось размещение на территории прибалтийских стран советских военных баз.
«Любопытно то, – вспоминает П. А. Судоплатов, – что гитлеровцы уделяли внимания прибалтийским националистам гораздо меньше, чем украинским. Это объяснялось тем, что немецкое руководство опасалось вести активную конспиративную работу с формированиями айсаргов и беженцами из Эстонии и Латвии, предполагая, что они могут быть завербованы английской разведкой. Между спецслужбами западных стран было своеобразное „разделение труда“. Английская разведка считала Латвию и Эстонию своей вотчиной. Поэтому агентурные комбинации немцев в этих странах в основном были связаны с изучением театра военных действий, подготовкой диверсий. Немцы не доверяли националистическим лидерам Латвии, Литвы и Эстонии. Для них, считавших себя хозяевами положения в Прибалтике, политическое сотрудничество с лицами, пользовавшимися опекой англичан, было совершенно неприемлемым. <…>
После оккупации Польши немецкими войсками наша армия заняла Галицию и Восточную Польшу. Галиция всегда была оплотом украинского националистического движения, которому оказывали поддержку такие лидеры, как Гитлер и Канарис в Германии, Бенеш в Чехословакии и федеральный канцлер Австрии Энгельберт Дольфус. Столица Галиции Львов сделалась центром, куда стекались беженцы из Польши, спасавшиеся от немецких оккупационных войск. Польская разведка и контрразведка переправили во Львов всех своих наиболее важных заключенных – тех, кого подозревали в двойной игре во время немецко-польской конфронтации 30-х гг. <…>
Во Львове процветал западный капиталистический образ жизни: оптовая и розничная торговля находилась в руках частников, которых вскоре предстояло ликвидировать в ходе советизации. Огромным влиянием пользовалась украинская униатская церковь, местное население оказывало поддержку Организации украинских националистов, возглавлявшейся людьми Бандеры. По нашим данным, Организация украинских националистов (ОУН) действовала весьма активно и располагала значительными силами. Кроме того, она обладала богатым опытом многолетней подпольной деятельности… Служба контрразведки украинских националистов сумела довольно быстро выследить некоторые явочные квартиры НКВД во Львове. Метод их слежки был крайне прост: они начинали ее возле здания горотдела НКВД и сопровождали каждого, кто выходил оттуда в штатском и… в сапогах, что выдавало в нем военного. Украинские чекисты, скрывая под пальто форму, забывали такой „пустяк“, как обувь. Они, видимо, не учли, что на Западной Украине сапоги носили одни военные. Впрочем, откуда им было об этом знать, когда в советской части Украины сапоги носили все, поскольку другой обуви просто нельзя было достать.
