- Привет. - Голос спокойный и умеренно-дружелюбный. Наверное, надо что-то ответить, но разговаривать лень, поэтому просто киваю.

- Не замерзла?

- Нет.

- Точно? Третий час сидишь. С тобой все в порядке?

- В полном.

На плечи рыжим облаком меха падает шуба. Мех пахнет духами и Микой, отчего возникает дикое желание разодрать шубу на клочки, хотя она-то ни в чем не виновата, да и в самом деле холодно.

- Я хотел поговорить.

- Говори.

- Скажу, только, пожалуйста, выслушай до конца, хорошо? Без истерики?

Истерика? А я что, закатывала когда-нибудь истерики? Наверное, раз он так говорит. Не помню. Со мной в последнее время вообще происходит что-то очень странное. Но сейчас мне хорошо, настолько хорошо, что даже приклеившийся к меху аромат духов почти не раздражает.

- Коннован, я очень хорошо к тебе отношусь, я благодарен за все то, что ты для меня сделала…

- Но…

- Что «но»?

- Ну, обычно после подобных панегириков следует «но».

Кажется, я догадываюсь, о чем пойдет речь, обидно и больно, хотя страдать мне до жути надоело… и вообще лень. Ну пусть говорит, помогать я не собираюсь, я вон лучше звезды посчитаю, на небе их целых семь - три в одном просвете между тучами, и четыре в другом. Не густо нынче со звездами.

Рубеус молчит, а Анке, тихо поскуливая, лежит у ног. Я нагибаюсь, чтобы погладить - шерсть из снега покалывает руку, и в этом чудится нечто неприятное, будто Анке не желает признавать меня.

Лишняя, я здесь совершенно лишняя, и нечего делать вид, что все в порядке. И время тянуть тоже нечего, рано или поздно, но… лучше рано. Чем раньше, тем меньше боли, это я уже усвоила, и потому беру инициативу в свои руки:

- Так что ты хотел?

Хорошо, что он не отводит взгляда и не ищет оправданий. В оправданиях есть нечто сродни обману, а мне надоело обманываться. И страдать надоело, но, кажется, я уже говорила об этом.

- Ты ведь хотел о чем-то поговорить, правда?

Про себя загадываю - если Рубеус сейчас промолчит, то все будет хорошо, если же скажет, то… додумать не успела.

- Я хотел, вернее, хочу вызвать тебя.

- Меня? - Ну не то, чтобы приступ глухоты, я услышала то, что ожидала услышать, но менее гадостно от этого не стало.

- Тебя. Пойми, лучше я, чем кто-нибудь другой. Ты ведь можешь отказаться, можешь просто отступить и все. Поединок как формальность. Просто, чтобы защитить тебя, понимаешь?

Неа, не понимаю, я в последнее время вообще резко поглупела. Да и с памятью что-то не то. Старею, наверное, хотя некоторые называют этот процесс взрослением. Ну да не в термине суть. Суть в том, что справедливости в мире все-таки не существует, что обидно.

А Рубеус продолжает говорить… может, послушать? Наверняка красивые слова, умные вещи, может быть где-то даже и правильные, но… лень. А количество звезд на небе увеличилось до восьми. Четыре на четыре - ничья.

- Значит, поединок?

Простой вопрос ставит Рубеуса в тупик, и это почти смешно, хотя с юмором, как и с памятью, у меня большие проблемы. На всякий случай уточняю.

- Ата-Кару? Круг?

- Да.

- Завтра?

- Да.

- Хорошо. Только мне секундант нужен, позаботишься? И о клинках тоже. Ну и обо всем остальном заодно, тебе ведь не сложно?

- Не сложно.

- И драться, чур, по-настоящему.

Прорехи в шкуре облаков затягиваются, и звезды, запутавшись в пышной седовато-синей шерсти, гаснут одна за одной… шесть, пять, четыре… Анке тычется бесплотной мордой в руки, требуя ласки, а Рубеус молчит. Неужели ждал, что я соглашусь на формальный поединок? Глупость какая. Да за всю историю Ата-Кару лишь дважды вызванный на бой отказывался принять вызов, признавая таким образом свое поражение. И мне что-то совершенно не хочется становиться третьей.

Но Рубеус не желает понимать, более того, со свойственной ему прямотой предупреждает:

- Ты же все равно проиграешь.

- Возможно.

- Но тогда зачем?

- Тебе лучше знать, это ведь ты меня вызвал.

Он молча разворачивается и уходит. Хоть бы «до свиданья» сказал, что ли. А облака постепенно рассеиваются, небо по-прежнему туманное, будто чай, разбавленный молоком, зато луна яркая. Если прищурить один глаз и долго-долго смотреть на луну, то их становиться две. Две луны на двенадцать башен - один к шести, неравное соотношение.

Нечестное.

Ужин проходил в обстановке торжественной, но слегка нервной. Рубеус молчал, Мика, наоборот, трещала без умолку, Дик вздыхал, а я… честно говоря, я испытывала удовольствие, мазохистское, щедро приправленное болью и обидой, но все-таки удовольствие.

Никогда раньше меня не воспринимали настолько всерьез, чтобы нервничать.

- Зима в этом году несколько затянулась, - Мика откидывается на спинку стула, позволяя остальным оценить красоту наряда. Главным образом, красота заключалась в глубоком, почти на грани приличий, декольте. Наверное, я просто ревную. Хотя кого, к кому и, самый интересный вопрос, зачем?

- Снаружи ужасно холодно.

- Неужели?

- А ты не заметила? - Удивляется Мика. - Ты ведь полночи во дворе просидела.

- И что?

- Ну… не знаю. Ничего, наверное, просто холодно и все. Даже здесь дует.

- А ты оденься потеплее.

- Как ты?

- А почему нет?

Мика брезгливо подживает губы, конечно, она у нас рождена для шелка и драгоценностей, а все остальные должны обеспечивать подходящие условия. Мое предложение оскорбительно для Мики, впрочем, это - ее личные проблемы.

Рубеус молчит, он намеренно меня игнорирует, а мне смешно, правда, у этого смеха легкий привкус истерики, ну да я просто не умею смеяться иначе.

- А тебе не страшно? - Все-таки Мика не выдерживает, касается запретной темы и Рубеус мрачнеет еще больше.

- Чего же мне бояться в моем замке?

Намеренно подчеркиваю «моем», хотя видит Бог, в Хельмсдорфе нет ничего моего. Я это понимаю, а Мика - нет, она с радостью заглатывает брошенный крючок, думая, что дразнит меня.

- Ну, например того, что замок скоро перестанет быть твоим… или того, что ты сама перестанешь быть. В физическом плане. Ты не боишься смерти?

- Нет. А ты?

Мика смеется, как-то чересчур нервно. Ну тема такая… специфическая. Отсмеявшись, она долго и задумчиво вертит в руках вилку - тонкие запястья, тонкие пальцы, тонкие золотые браслеты - и задает очередной вопрос.

- Дик не хочет быть твоим секундантом. Я, кстати, тоже, остаются люди. Ты же не против?

А это уже почти оскорбление, впрочем, теперь я намного проще отношусь к формальностям, и на оскорбление не оскорбляюсь.

- Конечно, нет. Пусть это будет Фома.

- Почему он? - В голосе Рубеуса звучит недовольство. - Почему опять Фома?

- А почему нет? Ему я хотя бы доверяю.

- А мне, значит, не доверяешь?

- Ну… как тебе сказать… не то, чтобы не доверяю, но в силу некоторых обстоятельств вынуждена относиться с определенным предубеждением. - Получилось красиво и вежливо, но Дик отчего-то поперхнулся соком, а Мика фыркнула, как кошка, упавшая в ванну с духами.

Впрочем, она и есть кошка, а судя по запаху, в ванну с духами падает регулярно.

- И, кроме того, Фоме я многим обязана. Мне бы не хотелось терять его из виду. В случае победы ты же не станешь убивать его?

- Сама знаешь, что нет.

- Не знаю. Ты же у нас стал настоящим да-ори. А они не склонны думать о ком бы то ни было, кроме себя. Вот я и беспокоюсь о хорошем человеке.

- Перестань. Конни… пожалуйста… - Рубеус хотел что-то сказать, но промолчал. А я сижу и думаю о том, что если бы знать… если бы поверить, что хоть что-то для него значу… да я бы уступила этот чертов замок вместе с башнями, шпилями, никчемушными флюгерами и двором, усыпанным мелкой зеленой галькой. Все, лишь бы только он не обрывал нить, существующую между нами. Без нее вернется темнота, холодная бездна и одиночество.

Я не сумею вынести одиночества.

Я хочу рассказать обо всем этом, но… не гордость, что-то совершенно другое, запрещает говорить. И Рубеус тоже молчит.