Конечно, я усердно работала, чтобы иметь успех, и никто не подозревал, что главной причиной тому было стремление доказать врагам моим силу мою этим дебютом в Париже. Но тут, как и много раз в течение артистической моей деятельности, нанесен был мне судьбою совершенно неожиданный удар: накануне того дня, когда назначена была мне проба в театре «Grande Opera», я была на музыкальном вечере у графини Шавони; возвращаясь в карете графини в самом приятном расположении духа, я еду мимо «Grande Opera» и вижу в окнах его пламя. И вот, почти на моих глазах, все это великолепное здание сгорело!

Никому не желаю испытать такую минуту! Не помню, как я приехала домой, как вошла на лестницу, до такой степени поразило меня это зрелище.

После этого я еще прожила несколько дней в Париже, в надежде не будет ли где-нибудь в другом месте открыта «Grande Opera», но оказалось, что ее закрыли на два года. Ждать было нечего и я отправилась обратно в Россию, через Варшаву, где дала два концерта.

Здесь встретила я многих из нашего генералитета, которые только — что вернулись из Петербурга и говорили мне, что были в «Жизни за царя», но того Вани, которого они так привыкли видеть, теперь не видали. Лестные для меня суждения эти в особенности были мне дороги в том томительном положении, в котором я тогда находилась.

Из Варшавы заехала я в Вильно, дала и там два концерта. Везде принимали меня горячо. Наконец, вернулась я в Петербург и имела большую надежду, что после успехов в Вене и Париже, о которых почти все рецензии перепечатаны были в петербургских газетах, мне предложат опять продолжать службу. Но дирекция упорно молчала. Я же со своей стороны не находила возможным предложить свои услуги на том основании, что тогда, по всей вероятности, могла бы рассчитывать еще на худшие условия, нежели у меня были прежде.

В таком неопределенном положении жила я в Петербурге и не знала, что мне делать. В это время приехал Сетов, который имел оперу в Киеве. Он предлагал мне тысяч семь, восемь, в сезон, но я не приняла его предложения. Оно казалось мне таким мизерным против того, что могло быть. Я настолько чувствовала себя оскорбленной и столько сознавала в себе силы для сценических подмостков, что не могла помириться с мыслью поступить куда-нибудь в провинцию для того только, чтобы иметь кусок хлеба; для меня этого было мало.

Вдруг в голове моей блеснула новая и смелая мысль. Задумала я думушку, которая не давала мне покою ни днем, ни ночью, а именно: дай-ка возьму, да объеду кругом света.

С каждым днем эта мысль крепла у меня, поддерживаемая уверенностью в себе и сознанием, что я в силах привести ее в исполнение. Обдумывая, конечно, все, и взвешивая, я ставила судьбу свою и даже, может быть, жизнь на карту. Нужно было все предусмотреть при составлении плана путешествия. Я остановилась на следующем: проехать через всю Сибирь к устью Амура, побывать в Владивостоке, и затем проехать через Китай, Японию и Америку. Я должна была приготовляться ко всему, даже к гибели. Если б я не обдумала этого вопроса глубоко со всех сторон, вероятно, я не решилась бы на такое длинное и опасное путешествие; но я пришла к тому заключению, что если вернусь благополучно, то это будет как бы возвращение с победой с страшного поля сражения, если же погибну, то значит так судьба велит. И я твердо решилась ехать. Я сговорилась с аккомпаниатором Линевым, который для этого приезжал из Вильно ко мне. Мы покончили с ним и он получил от меня деньги, чтобы приехать прямо к известному времени в Пермь. Я перевезла свое имущество в Ораниенбаум, где у меня и по сие время есть дача. Относительно денежного вопроса я не задумывалась, я рассчитывала на себя, хотя денег у меня было мало. С прощального бенефиса моего прошло уже немало времени и, конечно, от поднесенных мне червонцев оставалось немного, потому что, когда я оставила службу, денег у меня не было, а долгу было тысяч шесть, которые нужно было заплатить, да немало также стоило мне путешествие за границу — жизнь в Париже, приготовление мое там к дебюту; всякий поймет, что все это требовало больших расходов. Не смотря на все это, я решилась и в половине июня 1874 года выехала из Петербурга.

Некоторые из знакомых, провожавших меня на Николаевскую железную дорогу, прощаясь спрашивали: «Вы задумали ехать вокруг света, сколько же взяли вы с собой денег»? — «В настоящий момент, — отвечала я, — у меня есть только 400 руб.». Ответ мой немало удивил спрашивавших, потому что отправляться в путешествие вокруг света с 400 рублями в кармане было, конечно, рискованно. Но мне давали право рискнуть на это примеры того, что когда я в летние путешествия мои приезжала куда-нибудь, в какой бы то ни было город, везде я встречала такое сочувствие, такой прием и в нравственном и в материальном отношении, что и теперь, с твердой уверенностью на свои силы, не задумалась привести в исполнение мой план.

Приехав в первый город, Рыбинск, я хотела устроить что-нибудь; но для этого не оказалось ни какой возможности: театр протекал насквозь и потому я должна была продолжать путь в Кострому. Когда приехала туда, то из 400 руб. истрачено было уже более половины. В Костроме я дала два концерта, которые прибавили несколько сотен рублей и я могла ехать дальше. По приезде в Пермь, я, согласно условию, ожидала найти там г. Линева; но вместо себя, он прислал телеграмму с отказом ехать со мной. Отказ свой он мотивировал тем, что его сильно напугали этим путешествием, что он даже опасается за свою жизнь и потому не может ехать. Что мне оставалось делать? Ехать без пианиста? Я подумала, что если до сих пор везде находила музыкантов, которые мне аккомпанировали, то, вероятно, и в других местах найду их. Действительно, оно так и вышло. Отказ же Линева сделал мне громадное сбережение. По условию, заключенному с ним, в течение путешествия, по моему расчету, пришлось бы отдать ему тысяч пятнадцать рублей. 

С Перми началось мое путешествие по Сибири. Я запаслась лишь немногими рекомендательными письмами, надеясь, что мое имя достаточно известно, — и не ошиблась. Где только появлялась я с моей визитной карточкой, везде двери мне растворялись и везде местные власти оказывали мне внимание и делали вое, что только от них зависело в мою пользу. Многие слышавшие меня в Петербурге, с восхищением припоминали свои впечатления, вынесенные после той, или другой оперы, в которой я пела; находились и такие, которые считали себя обязанными мне потому, что окончили учение на суммы от концертов при моем участии.

Могу сказать без хвастовства, что проезд мой по Сибири был рядом триумфов.

Девять концертов в Перми дали мне возможность ехать дальше и я направилась в Екатеринбург.

По дороге я заехала в Кунгур. Здесь находилось семейство Кузнецовых, которые пригласили меня остановиться у них. Гостеприимство Кузнецова было истинно сибирское. Прелестно убранная зала отдана была в мое распоряжение, билеты быстро розданы, аккомпаниатор найден и, в конце — концов, Кузнецов вручил мне за два концерта солидную сумму. Найти все это в таком маленьком городке, как Кунгур, было сверх моего ожидания.

В Екатеринбурге разрешилась вся задача моего путешествия и разрешилась благоприятно для меня. Количество концертов было неожиданное. Даю один, два, три — желают еще, так, что по счету оказалось 17 концертов со сценами и пять раз полная опера «Трубадур». Кроме того, после пятого представления «Трубадура» ко мне приехали г.Нуров и г-жа Баландина[4], и просили меня остаться еще на три представления; но я должна была отказаться, потому что тарантас мой был уже уложен. Кто путешествовал с большою кладью, тот знает, что значит уложить тарантас.