– А вот и наш свидетель, – Димыч широким жестом повел рукой в сторону Павла. – Разумеется, в интересах следствия его фамилию я назвать не могу…
Павел вышел вперед, ощутив какую-то непривычную робость. В него еще ни разу в жизни не целились телекамерами. Хотя, за последние три-четыре месяца ему уже несколько раз говорили знакомые писатели, что репортеры и с телевидения, и из газет все телефоны оборвали в Союзе писателей, с требованиями немедленно выдать им адрес и телефон Павла Лоскутова. Но ответственный секретарь Союза писателей России ни адреса, ни телефона, естественно, не знал. А у Союза российских писателей еще не было ни штаб-квартиры, ни телефона. Многочисленные знакомые Павла из молодых, свежеиспеченных членов Союза, адреса его тоже не знали.
Стеснительно кашлянув, он заговорил:
– Видите ли, во вторник я вдруг ощутил, что за мной следят. Когда я шел на работу, за мной шел парень, я его сразу заприметил. На работе я пробыл не долго, и поехал на пляж. Когда шел к берегу, обнаружил, что к первому топтуну присоединился второй, и они нахально шли за мной.
– Может быть, это простое совпадение? Ваш сосед, которого вы не знали в лицо, тоже решил искупаться? В такую жару, желание вполне естественное…
– Какое там совпадение! Я пошел поплавать, а плаваю я всегда за буйками, эти двое пошли за мной и в воде набросились. Мне удалось вырваться, а там и честные российские граждане вступились за меня. Так что, киллеры остались ни с чем. Но со вторника, и по сей день, я видел за собой неустанную слежку… – Павла так и подмывало, назвать свою фамилию, но он сдержался, не пришло еще время.
– Послушайте, а вы не могли бы дать развернутое интервью, каково это оказаться в шкуре человека, за которым гоняются киллеры? И еще, у вас нет никаких соображений, почему вас "заказали"?
– Разумеется, есть. Мне известны некоторые криминальные факты из бурной молодости одного весьма высокопоставленного жителя нашего города. Я уверен, это он пожелал себя полностью обезопасить, заткнув мне рот навсегда. А насчет развернутого интервью?.. Я это устрою, и даже раньше, чем вы предполагаете. Вашу визитную карточку, сударыня?
Девушка аж зарделась от удовольствия, и тут же из кармашка своей чисто символической юбочки выхватила картонный прямоугольник. Но на эксклюзивное интервью у нее было не больше прав, чем у других, а потому они тоже насовали Павлу карточек. Впрочем, без особой надежды. Потому как ясно видели, что взгляд Павла то и дело самопроизвольно опускался и скользил до самой земли по стройным ножкам.
Димыч потащил Павла к машине, говоря при этом:
– Поехали, нам здесь делать нечего, мои парни сами справятся. Да и шмон чисто символический. Что не говори, Веня хоть и сволочь, но отчетливый профессионал, и китайские тэтэшники в конторе хранить не станет. В тех заказных, следы с которых сюда вели, фигурировали как раз китайские тэтэшки. Да и в половине других, за последние пять лет, они же фигурировали… – Димыч безнадежно махнул рукой. – Сидит этакий паук, и никакими дустами его не изведешь. У него подвязки и наверху, и среди авторитетов… Так что, Паша, он не успокоится.
– Я знаю… – Павел тяжко вздохнул. – Опять самому придется мочить козлов… От вас помощи ждать…
– Паша! Да ты что?!
– Ну, извини, Димыч… Это я от безысходности… Ольгу с детьми, куда бы спрятать?..
– Эт, мы устроим. В санаторий МВД под Новороссийском. Там спокойно. И главное, никакая мафия не достанет.
Высадив Павла на мосту, Димыч высунулся из окна, напомнил:
– Не забудь затариться водкой и вином, пивом Генка запасется. Мы к тебе домой заедем в девять.
Павел постоял на солнцепеке, подумал, что не мешало бы на пляж сходить, но хотелось есть и спать, и вообще в теле была какая-то странная, непривычная вялость.
– Ох, хо-хо… – протянул он. – С вами, козлами, и интерес к жизни пропадет… Не слишком ли много на меня одного?
Подумал, что не мешало бы спросить у Димыча, не пропадали ли милиционеры в последнее время? Но рано еще. Да и что-нибудь надо придумать, чтобы Димыч не догадался, кто причастен к исчезновению парочки сержантов. Впрочем, много шансов за то, что это были вовсе и не милиционеры.
Идя к дому, он не забывал проверяться на предмет хвоста, но так никого и не заметил; по случаю жары, улица была пустынна и невыносимо скучна.
Ольга на огородике поливала недавно высаженные в грунт из рассадника помидоры. Одета она была в купальник и широкополую шляпу. Павел невольно залюбовался ею. Потом вздохнул, и проворчал под нос:
– Видимо, красота, и правда, должна быть холодноватой…
Подойдя к ней, Павел спросил:
– Денис где?
Глянув из-под широких полей шляпы, она ответила:
– С друзьями на реку поехал… А что, это опасно?
– Не знаю пока… – медленно выговорил он. – Пока они за мной охотятся. Они ж думают, что меня взять легко, а потому пока заложники им не нужны. Ладно, завтра на пикник поедем.
– С кем?! – она выпрямилась, опустив лейку.
– С друзьями, естественно. Кто ж с врагами на пикники ездит?..
– Так, мне приготовить, наверное, что-то надо?
– Ничего не надо готовить. Будем есть шашлыки "по-астаховски" и пить водку с пивом.
– Ты обедать будешь?
– Конечно, только сначала за водкой и вином схожу в фирменный магазин…
Прихватив сумку, Павел вышел через калитку. Пока шел до магазина, несколько раз проверился. Что за черт! Нет хвоста! Ну что ж, это прекрасно укладывается в версию, что его Гонтарь заказал Венечке. Ладно, прошлый раз Павел Гонтарю физиономию не набил, видимо из чувства субординации; как же, аспирант доктору наук разве может в морду дать? А вот знаменитый писатель, профессору, членкору, ректору – запросто. Надолго откладывать не будем, в понедельник и отмудохаем. Павел аж засмеялся от предвкушения. Он прекрасно знал творчество Джека Лондона, и отлично помнил один рассказик… Вряд ли его кто из ментов читал. Так что, хохма та еще будет…
Помня прошлую неудачу, Павел на сей раз купил четыре бутылки водки и шесть бутылок вина, из них только две белого. Но потом подумал, что в прошлый-то раз они были с девками, а теперь едут с женами, совсем другой коленкор, однако было поздно, не возвращаться же… На обратном пути опять пару раз проверился, хвоста не было.
Пообедав, Павел вышел во двор в плавках. Был уже шестой час, но солнце пекло качественно. Сев в шезлонг, Павел приготовил авторучку, но никак не мог вывести первую фразу, в мозгу колыхался какой-то туман, и навалилась непонятная апатия. Он отложил тетрадь вместе с фанеркой, откинулся на низкую спинку своего шезлонга и прикрыл глаза.
Вот такая же апатия его посетила в больнице, когда он понял, что у него парализованы ноги. Впрочем, это оказалось не так опасно, как он думал. После того, как его на вертолете доставили в родной город, в клинике положили на какую-то странную койку, пристегнули ремнями, и нейрохирург самолично принялся вертеть блестящий маховик. Павла растянуло так, что он вздохнуть боялся. Потом его вместе с койкой сунули в ванну с теплой водой, и оставили в покое, только медсестра сидела в изголовье на табуретке и бдительно наблюдала за ним. Чувствительность в ноги вернулась на другой же день. Но врач скептически качал головой и предрекал пожизненную инвалидность.
Что же он мог забыть такого, чего, по прошествии полутора десятков лет, Гонтарь мог испугаться? Попытаться что ли еще раз повспоминать? Как врач говорил, амнезия штука коварная. Что-нибудь может напрочь выпасть из памяти, будто и не было.
Итак, он шел по осиновому мелколесью. После ссоры с шофером до самого вечера без остановки продирался сквозь заросли. Весь мокрый от пота, с ног до головы облепленный паутиной, он шел и шел, пока не выбрался к водораздельному болоту. Из кочкарника, поросшего сфагнами, медленно сочился крошечный ручеек. Мутноватая, с коричневым отливом, вода была холодна и свежа на вкус. Павел знал, что в воде сфагновых болот не бывает никакой гадости, она почти стерильна. Сейчас, по прошествии стольких лет, он отчетливо помнил и ручеек, и каждое отклонение от азимута на маршруте. Ходьба по азимуту по черной тайге, занятие настолько муторное, что поневоле каждый градус будешь помнить.
