– Мой брат никогда и не пытался обуздывать свои порывы, – в конце концов заговорил Баннастер, цедя слова сквозь зубы. – Мне понадобилось немало времени, чтобы понять, каким человеком он был, и попытаться исправить то, что он натворил. Когда я готовился в священники, я надеялся, что, если буду горячо молиться, Бог, быть может, изменит его. Но эти мои молитвы, как и многие другие, остались неуслышанными. Он был убит, а многие женщины в замке Баннастер продолжали страдать от последствий его поведения.

– Кто-то услышал ваши молитвы, касающиеся брата, – сухо сказала она.

– Возможно, и на то была воля Всевышнего. – Он взглянул на нее. – Вы ведь не думаете, что это я убил его?

Она пожала плечами, понимая, что вступила на шаткую почву. Иногда ей казалось, что она недостаточно винит себя в смерти виконта. В конце концов, она убила человека, пусть и защищаясь от его насилия. Но ведь его брат, Томас Баннастер, попал под подозрение из-за того, что совершила она.

Несколько минут они ехали молча, продираясь сквозь густые ветки деревьев. Она плотнее запахнула плащ, потому что сюда, под деревья, проникало меньше солнечных лучей. Диане не хотелось говорить о смерти виконта, но приходилось, чтобы не вызвать у него подозрений.

– Вы не похожи на убийцу, – сказала она. – Как вы пытались исправить то, что он сделал со служанками?

Он не встретился с ней взглядом, потому что смотрел вперед, чтобы не оступиться на узкой тропке. Его плащ, подбитый мехом, развевался за широкими плечами, шапку он натянул до самых бровей.

– У нескольких женщин остались незаконнорожденные детишки, – сказал он наконец. – Я позаботился, чтобы они не нуждались, чтобы… находились под защитой.

«Он видит в них своих племянников и племянниц?» – недоумевала она. У аристократов всегда были внебрачные дети, и редко кого они признавали.

– Я также дал всем понять, что пострадавшие женщины могут рассчитывать на место в замке Баннастер до конца жизни, – продолжал он. – Но некоторые из них не захотели оставаться там, где их преследовали мрачные воспоминания, и я нашел для них приют в других своих поместьях или у соседей.

– Вы рассчитываете на похвалу или на создание благоприятного мнения? – спросила она.

Он удивился и фыркнул:

– Нет, кроме меня, это никого не касается. Я просто отвечаю на ваши вопросы.

– Не хотите ли вы добрым отношением к этим женщинам показать, что годитесь в мужья Сесили, а одновременно признаетесь в намерениях преследовать меня с нечистыми целями?

Он мрачно усмехнулся:

– Вы не склонны проявлять милосердие, Диана, не так ли?

– При чем здесь милосердие? Я сказала вам, что буду защищать свою сестру, и пусть вы не убийца и позаботились о женщинах, с которыми дурно обошелся ваш брат, я не одобряю того, что вы делаете здесь.

– Я не женат и не обручен с вашей сестрой. Что было раньше, не имеет значения.

– Вам еще многое предстоит узнать о женщинах, Баннастер. Вам не хватало для этого времени. Порой это сказывается. – Она пришпорила коня и выехала вперед, оставив его замыкать маленькую процессию.

Склон выровнялся, лес стал темнее, дубы выше и толще. Егерь начал искать подходящее дерево. И хотя Диана предпочла бы сосредоточиться на мыслях о Баннастере, нельзя было забывать о своих обязанностях.

В конце концов, приближалось Рождество.

Их поиски завершились у большого дуба, раскинувшегося на относительно ровной площадке, так что егерю и его помощнику было удобно пилить дерево. У егеря оказалась с собой длинная пила с деревянными ручками, которую он привез, привязав к седлу и предварительно тщательно обернув тряпицей.

– Вы прямо сейчас будете пилить, вас ведь всего двое? – с удивлением спросил Баннастер.

Молоденький помощник, Питер, совсем еще мальчишка на пороге взросления, засмеялся.

Егерь поднял бровь, и парнишка сразу притих. Диана улыбнулась:

– Питер, что тут смешного?

Должно быть, мальчик не слишком боялся егеря, потому что с улыбкой проговорил:

– Он любит показывать, как здорово умеет валить большие деревья, мистрис.

Егерь только покачал головой, снимая плащ.

– Кто-то ведь должен спилить его, мистрис, а мальчику полезно поучиться. После я пошлю людей и вола, чтобы доставить ствол в Керкби-Кип.

Диана взглянула на Баннастера. Он с интересом наблюдал, как егерь и его помощник взялись за пилу, встали по сторонам массивного ствола и начали пилить. Каждый с силой тянул пилу на себя, Хотя мальчик не мог сравняться со взрослым мужчиной, он очень старался.

Когда наконец силы у Питера иссякли, егерь объявил, что пора отдохнуть.

К ним подошел Баннастер.

– Можно, я займу место мальчика? Конечно, если вам не требуется отдых.

Егерь оглядел его и, помедлив, кивнул:

– Если хотите, милорд.

Он явно не верил, что пэр может сравниться в выносливости с человеком, привыкшим к тяжелой работе. Питер смахнул снег с плоского камня, сел и достал рог – ему хотелось пить. Баннастер снял плащ. Они с егерем быстро вошли в ритм. Резкие звуки пилы далеко разносились в тишине леса; слышно было тяжелое дыхание мужчин. Диана ждала, когда один из них запросит отдыха, но оба молчали.

Она улыбнулась Питеру, спросила, как идут его уроки чтения у деревенской вдовы, а сама не сводила глаз с мужчин. Нет, не надо себе лгать – она смотрела на Баннастера. Ритмичные движения его тела завораживали. Он стоял, широко расставив ноги, его плечи двигались назад, когда он тянул пилу на себя, и вперед, когда он потом толкал ее к напарнику. Пот тек по его лицу, но он не обращал на это внимания, неотступно следя за движением пилы. В конце концов она села рядом с Питером, который только улыбался, глядя на нее.

Наконец ноги у егеря стали дрожать, и не прошло много времени, как он крикнул: «Стоп!»

Мужчины медленно распрямились и обменялись измученными улыбками.

– Мне заменить его сиятельство? – окликнул его Питер.

Мужчины засмеялись.

– Нет, Питер, – отмахнулся егерь, – дай мне отдохнуть.

Диана с напускным равнодушием смотрела, как Баннастер снял тунику, оставшись в облепившей влажное тело рубахе. Та низко спускалась на плотные штаны, которые защищали от холода нижнюю часть тела. К ее смущению, он сел рядом с ней на место Питера и откинулся назад на локтях. Его грудь высоко поднималась от тяжелого дыхания, и Диана ощутила, как от его тела исходят волны тепла.

Они оба молча следили за егерем, который стоял, разглядывая глубокий пропил в стволе. Пропил доходил до середины ствола, но им еще предстояло немало потрудиться, прежде чем дерево можно будет свалить.

– Питер, – позвал Баннастер, – не подашь ли мой рог? Мальчик отвязал его от седла и протянул с застенчивой улыбкой.

Диана смотрела, как Баннастер взял рог и взъерошил волосы мальчика. Против воли она смотрела, как он вынул затычку и с жадностью стал пить. Она видела, как ходит ходуном его горло, видела дорожку, образованную каплями эля, стекавшими по шее и исчезавшими за вырезом рубахи. Когда он взглянул на нее, она отвернулась.

– Идем, Питер, – позвал егерь, поднимая пилу. Когда их нельзя было слышать, Баннастер сказал не без сарказма:

– Не хотите попробовать? Чтобы испытать себя? Она высокомерно нахмурилась.

– Не вижу необходимости. А вы молодчина.

Он вздохнул и снова прильнул к питью. При этом не сводил с нее глаз.

– Я не мог сидеть и смотреть, как эти двое делают всю работу.

Он разглядывал ее, и ей это не нравилась.

– Несмотря на все ваши тренировки, – небрежно заметил он, – вы можете быть очень обаятельной, когда захотите.

Она фыркнула. – Спасибо, конечно. Но мне кажется, вы не слишком-то разборчивы в оценке женских качеств. Его брови поползли вверх.

– Вы хотите сказать, что я побегу за любой юбкой? Не очень лестно.

– Я этого не утверждала. Но не вы ли всего час тому назад признались в порыве откровения, что со мной трудно обращаться как с леди?

– Ловите на слове? – пробормотал он саркастически и поднялся на ноги. – Я хочу продолжить! – крикнул он егерю.