Делюк долгим взглядом, словно видел впервые, уставился на мечущегося Няруя, укоризненно покачал головой и сказал жестко:

— Надо будет — хозяин То-харада и воробьем зачирикает. — Он сверкнул вспыхнувшими ярко глазами и добавил, направив в сторону Няруя указательный палец. — Тебе, вижу, спать надо. Спать!

На глазах у всех Няруй упал набок и захрапел.

Люди молча поглядывали друг на друга и пожимали плечами. Сказать было нечего.

— Можете отдохнуть и вы, — обратился Делюк ко всем обычным своим доверительным голосом и, глянув на небо, добавил: — Хлопотливым будет завтра день. Месяц Большой темноты уже родился.

Люди обратили лица кверху и в синеве усыпанного звездами вечернего неба увидели тоненький серп новорожденного месяца.

— Пора! — сказал кто-то, и в гуле возбужденных голосов люди стали расходиться.

Пошли в свой маленький чум с нюками из нерпичьих шкур и Делюк с Сэхэро Егором.

Светлый отрезок дня теперь уже был короче куропачьего шага. Над сонным миром лезвием вознесенного топора ярко горел месяц Большой темноты.

Были снегопады, и вволю побесновалась пурга. Месяц Большой темноты надежно запеленал тундру в глубокие снега. Этого и ждали люди. Ненцы, дети природы, на своей родной земле отлично знали норов каждого месяца.

На второй неделе после случая с Няруем, уснувшим принародно на сборе, когда были определены составы тридцаток и были тщательно отобраны семнадцать упряжек разведки, старшим которой был назначен смекалистый, юркий и бесстрашный Тюлесей, воины Делюка ясной лунной ночью тронулись в путь. Три с лишним тысячи упряжек шли между сопками длинной цепочкой по пять и более упряжек в ряд, где позволяло место, а когда вышли на открытую холмистую местность, пошли широким веером, разделившись на свои тридцатки. Ехали так, чтобы при лунном свете соседние кучки упряжек видели друг друга. Ехали они так я потому, чтобы не было видно на снегу изрытой, утрамбованной десятками тысяч оленьих ног дороги, если потом случится погоня.

Вместе с семнадцатью упряжками разведки, ведомых Тюлесеем, восемнадцатым ехал Делюк чуть позади основной массы саювов: берегли оленей, потому что, изучая местность, придется потом много петлять возле То-харада.

Привычно гудел упругий встречный ветер, на прихваченных морозом сугробах скрипели полозья, но стоило кому-то из ездоков остановиться на миг, как гул штормового прибоя, ломился в уши сплошной шелестящий шум от стука оленьих ног, грохота нарт и скрипа полозьев. Шум этот, казалось, исходил из глубины сжатой морозом земли, и сама земля как будто бы покачивалась под ногами.

Местные оленеводы, уже привыкшие к дерзким походам воинственных карских, уральских и большеземельских ненцев на То-харад, сторонились прибрежной тундры в низовьях Печор, к зиме откочевывали в леса, а те, кто оставался на зимовку в тундре, жили на Малой земле[67], что на левобережье, а потому жизнь на пути следования саювов Делюка казалась вымершей ни единого стойбища, ни одинокого охотничьего чума не было, хотя в этих местах водилось много песца, в мелколесье встречалась куница и даже попадался тос[68] — гордость густых санэровских, хантыйских и тунгусских лесов по ту и по эту сторону Камня. Но не зверь интересовал людей Делюка: шла другая, более серьезная и жестокая охота — охота на людей, война.

По зеленоватым подлунным снегам всё ближе к То-хараду подходили призрачными тенями сотни упряжек. Когда с высоких холмов стали видны огни городка, Делюк распорядился разбить лагерь в низине на краю редкоельника, но оленей велел не распрягать.

— Больших костров не раздувайте. Разбейте походные чумы и готовьте еду в них, — четко раздавался в тишине голос Делюка. — Сэхэро Егор, Някоця Микул и Тосана Сядэй! Вы после еды подниметесь на лесистый холм перед нами и будете наблюдать, что происходит окрест — нет ли чего подозрительного, наблюдателей, засады. Рыбаки, правда, и сами не прочь сжечь осиное гнездо наглых пришельцев, считающих себя хозяевами нашей земли, но кто уверен, что среди них нет людей То-харада или подкупленных ими? Хотя русские рыбаки и ненцы всегда жили в дружбе, как братья. Но…

— Няруй убежал! Няруй! — крикнул кто-то, заглушив голос Делюка. — Нет его нарты!

— Как убежал?! — всполошился Делюк, давно ожидавший подвоха от Няруя. — Давно ли?

— Совсем недавно нарта его тут была. И он тут был. Сейчас же ни нарты, ни его! — подбежал к Делюку Тюлесей.

— И Туси нет! — снова донесся из толпы трубный голос. Это был хорошо знакомый Делюку голос Сэхэро Егора.

— Да куда же они денутся? — сказал, позевывая, Махаси, сын Някоци Валея. — Вернутся!

— Хорошо, если бы вернулись! — бросил в ответ Делюк, заметно нервничая, встал на четвереньки, припал ухом к обструганному ветром сугробу и тут же уловил, как частый стук копыт и грохот нарт стремительно удалялись в сторону То-харада. — Этого ещё не хватало! — возмутился он и добавил негодуя: — От Няруя, пожалуй, всего можно было ожидать. И от Туси тоже!..

— Что такое?

— Что случилось?!

— Куда это они?! — посыпались отовсюду недоуменные вопросы.

— Туда! — вытянув руку в сторону То-харада, сказал зло Делюк. — Головы наши продавать. Вот куда! — и после паузы: — И нашел же всё-таки этот зверь удобное время!

Делюк выхватил из ножен шиловидный нож, перерезал одним махом ремни, опутывавшие груз на нарте, столкнул всё на снег и крикнул:

— Сэхэро Егор! Где твои хваленые олени? Пора их настала! Поднимай своих и — в погоню! Я задержу их!

Упряжка Делюка быстрее ветра уносилась в ночь, а трехтысячная толпа всё ещё пожимала плечами, до некоторых лишь только-только начало доходить, что Няруй с Туей затеяли грязное, подлое дело.

— Вонючая росомаха этот Няруй! Головами нашими решил откупиться! — возмутился Тюлесей, и из его открытых широко ноздрей заклубился в морозном воздухе пар, как дым. Он спешно выкидывал с нарты всё лишнее.

— А нам что делать? — заволновались все остальные воины.

— Ждите! Делюк сам решит, что делать, — сказал Тюлесей и гикнул на оленей.

Сорвались за ним ещё шестнадцать упряжек и в мгновение ока исчезли за ближним холмом.

Выросшая наполовину луна ярко светила с позеленевшего слегка морозного неба, но её призрачный свет был обманчив: стоящие не так далеко елки казались чумами, мелкие кустики — упряжками.

В погоне за Няруем и Туей неслись в ночи сорок восемь упряжек. Ехавший далеко впереди Делюк понял, что, учуяв погоню и не надеясь на ноги своих оленей, Няруй и Туей притаились где-то, спрятались, чтобы сбить преследователей, и потому, выигрывая время и расстояние, он погнал упряжку прямо на То-харад, Этого маневра друга не понял Сэхэро Егор, и все тридцать упряжек своих воинов погнал широким веером за Делюком, думая, что тот всё ещё преследует беглецов. Только ветер гудел за капюшоном, только снег из-под копыт бил каскадом в лицо!

Догнали Делюка на ближнем берегу Пустого озера, откуда весь То-харад был перед ними, как на ладони. На ровной поверхности большого, как небо, озера под ярким лунным светом отчетливо виднелись тени застругов, похожие на застывшие волны.

— Где они?! — выпалил с ходу подлетевший к Делюку Сэхэро Егор. — Ушли?

Делюк молчал. В душе он негодовал на легкомысленного Сэхэро Егора, но, зная его смелость, волю и искренность, не решился сказать что-либо резкое и тем более корить его за неуклюжее ребячество.

— Неужели ушли?! — дрожа от нетерпения, Сэхэро Егор подался всем корпусом к Делюку, который, как ему показалось, растерянно смотрел в сторону То-харада и вовсе не слышал его.

— Где видно, что ушли? — вопросом ответил Делюк, глядя внимательно на белую ровную поверхность озера, и добавил: — Зря мы только землю наследили. Затаились где-то негодяи. В лес, видимо, свернули. Теперь трудно будет след найти.