— Ты на ФАКИ же поступаешь? — осведомился настоящий знаменитый разгильдяй у будущего знаменитого писателя. — На ФАКИ, — волнуясь, подтвердил я (все-таки, с настоящим уже фестехом разговариваю). — Куда проситься будешь, в какую группу? Баллов сколько? — продолжил своё собственное импровизированное «интервью» старший Порошков. — Буду проситься на космические корабли. На звездолеты какие-нибудь… на фотонные двигатели в крайнем случае. А баллов у меня девятнадцать… — Ты чё, муда-а-а-ак??? — несмотря на всю свою чудовищную лень, настоящий фестех можно даже сказать «вскочил» и вылупил глаза на удивительный природный феномен, которому вздумалось с девятнадцатью баллами проситься на звездолеты, — Ты дурак совсем, мужик, да? Какие еще звездолеты??? Очнись! Просись в «четвертую», остолоп, тут люди мечтают об этом всю сознательную жизнь, а ты с девятнадцатью фотонами бредишь. Тебя сразу возьмут. Не будь идиотом, они в рейс идут… Поясним гениальный ход мыслей бывалого фестеха Порошкова. Последняя цифра в номере группы — это не просто ее порядковый номер. В ней в сакральном виде зашифрован так называемый «базовый институт», по-простому «база» (Словарь-минимум). Это уже академический, исследовательский институт, к которому изначально прикреплена группа. Именно на «базе» начинаются с третьего курса занятия «по специальности», именно там у тебя появляется научный руководитель («шеф» — Словарь-минимум), и именно там в конечном итоге пишется и защищается дипломная работа. И наша будущая «четвертая» группа приписана как раз к Институту Океанологии им. П.П. Ширшова… Вы спросите, конечно — а что же общего между Мировым Океаном и Космосом? Ну, для начала — и то, и то безгранично, так я вам скажу… а Петр Петрович Ширшов, между прочим — четвертый из знаменитой четверки героев-папанинцев, о чем далеко не всем известно… А специализация в океанологии предполагает на пятом курсе участие в самой настоящей экспедиции, «рейсе», на каком-нибудь прославленном изыскательском линкоре, «Витязе» там, или «Академике Келдыше»… а из «рейса», если кто не дурак, во время захода в порты вероятного противника вполне реально привезти себе подержанную, но вполне себе еще ничего «тачку» (чем, кто не дурак, и активно занимались). -…они в рейс идут, тачку привезешь, не будь дебилом. Тачка — это тебе не звездолет… — закончил свою мысль бывалый фестех Порошков. ООООООМ!!! Своя ТАЧКА!!! Уже (всего лишь!) на пятом курсе, до которого почти рукой подать! СВОЯ ТАЧКА!!! (на дворе, напомню, стояло лето 1990-го года, не самого, прямо скажем, урожайного в плане личного автотранспорта для самых широких слоев населения, не только студенчества). Вмиг всё во мне перевернулось, и мощнейшие межпланетные звездолеты на фотонных двигателях стремительно скрылись в черной космической дыре. ТАЧКА… вооруженный этим внезапно открывшимся сокровенным знанием, я на трясущихся ногах вошел на Собеседование… Представительная комиссия доброжелательно изучила мои результаты, благо, большая часть ее спокойно спала. Дело, в общем, было решенное… «Ну и в какой области желаете в дальнейшем специализироваться, Михаил?» — раздался гнусавый голос декана Ткаченко. — Я это, — запнулся я, — в океанологии… (сейчас, сейчас они меня «расколют»… ну за каким чертом я послушался первого встречного дурака?) Желаю… океаном с детства брежу… в плавании занимался (две недели… пока не выгнали за хронические сопли… но этот факт лучше скрыть — какие сопли у морского волка???)… в общем – ХОЧУ! Услышав слово «океан», проснулся мужчина второй справа в очках (он, как потом выяснится, имел весьма жизнеутверждающую фамилию и крайне многозначительное имя-отчество… его звали Владимир Владимирович Жмур). — Океанология, говорите? — заинтересованно поправил оправу на переносице новый интервьюер, — Очень, очень хорошо. А про внутренние волны вы что-нибудь знаете?
«Вот оно, — подумал я, — здравствуй, армия… Вот не сиделось тебе на тихой трансгалактической орбите….» А вслух сказал: — Нет. Но думаю, что это те волны, которые внутри. — Логично, — согласился Жмур, — надо брать. И снова погрузился во вдумчивый сон… Вот оно. Тот самый миг. Случай — но случайность ли? Нет. И тысячу раз нет. Так я стал студентом достославной «ноль-тридцать-четвертой» группы, гимн которой и пою до сих пор. Про внутренние волны, кстати, я и сегодня, несмотря на все старания профессора Каменковича, знаю почти столько же, сколько и тогда. «Самое простое на Физтехе, друзья — это поступить на него» — так напутствовал нас, уже наконец-то зачисленных, на первом общем собрании ректор Николай Васильевич Карлов. И был, как всегда, прав. Сергей Базилевич, и немного лирики …Стоял душный июльский полдень. Расплывшийся контур солнца едва угадывался где-то над плотным атмосферным маревом, отяжелевший ветер вяло перекатывал пыль по раскаленному асфальту, и даже листва на деревьях шелестела как-то лениво и устало. Поверх чьих-то волнующихся затылков я смотрел на свою фамилию в списке зачисленных на первый курс МФТИ… Странно, но я не чувствовал ровным счетом ничего. Ни особой радости, ни даже пресловутого «удовлетворения от хорошо сделанной работы». Наверное, я слишком часто представлял себе этот момент раньше, в деталях и красках, вплоть до крика «Йоу!» и прыжка с места до третьего этажа… и вот я — студент. Можно разорвать по листочку «Методические указания для поступающих», торжественно сжечь на медленном огне «Варианты вступительных экзаменов прошлых лет», наконец, аккуратно проложив промокашечкой и мысленно передав пламенный привет полковнику из военкомата, задвинуть куда подальше приписное свидетельство, о чем тоже не надо забывать… Вместо этого я понуро брел по шпалам по направлению к Москве (электричку, надо заметить, отменили даже в такой торжественный день… о, электрички Савеловского направления! Вот я уже доберусь до вас.) и думал… думал о чем? О том, что колея отечественного железнодорожного полотна шире европейской для того, чтобы враг не смог использовать здесь свои вагоны… да, а шпалы, значит, уложены на таком расстоянии, чтобы человек нормального роста или семенил по ним, спотыкаясь через раз, или наоборот, тянул шажочек вплоть до «растяженья в паху». Эти сиюминутные рассуждения помогали отвлечься от тут же навалившихся раздумий глобального порядка: «А «потяну» ли я учебу?.. А справлюсь ли?.. А сессия — это вот как?.. А с ребятами в группе — как сложатся отношения?.. А если в общаге?.. Эх, неспроста Николай Васильевич сказал про «Самое простое — это поступить», ох неспроста… А может и впрямь — «Оставь надежду всяк сюда входящий»?..» Словарь-минимум «Оставь надежду всяк сюда входящий» —'заботливо выведенная белой краской на асфальте перед Аудиторным корпусом, эта фраза встречала всех абитуриентов, прибывающих для сдачи документов в приемную комиссию. Строгое это Предупреждение много лет регулярно обновлялось перед началом вступительных экзаменов, однако в последнее время по каким-то бюрократическим причинам это дело прекращено. Да десять раз «ха-ха», друзья мои. Видимо, не я один был сминаем подобными мыслями… во всяком случае, именно для приведения таких вот рефлексирующих недавних школяров в положенный настоящему фестеху бодрый и молодцеватый вид — и было предусмотрено первое мероприятие из череды многих традиционных мероприятий. И имя ему было — «Отработка»… Физтех вообще, как старушка Англия — силен и жив традициями. Недаром все-таки задумывался он как «русский Оксфорд» (ну, или Кембридж). Традициями как понятными и где-то даже естественными — так и наоборот, загадочными и необъяснимыми. Возьмем, скажем, слово «мужик», с которым на Фестехе традиционно обращаются друг к другу. Вполне логично для коллектива, девяносто пять процентов которого (по уточненным данным — девяносто шесть) составляют мужики как они и есть, и девушка в группе воспринимается практически как подарок Судьбы. Но фактически тут же — «тортик» в качестве универсальной оплаты за те или иные насущные услуги. «Потерян студак. Нашедшему — тортик», «Спишу лабу за второй семестр первого курса. Давшему — тортик», «В спортзале №2 забыта гиря 64кг. Принесшему — два тортика» — и так далее. Тут, казалось бы, в мужском-то коллективе должен был бы найтись другой всеобщий эквивалент единичной Доброты… ан нет: тортик. Парадокс, да и только. И «отработка» — суть первая традиция, с которой ты сталкиваешься в качестве полноценного фестеха. Событие, аналогов которого практически не найти даже в общемировой практике высшего образования. Ну да — мы же «роза на помойке». И, стало быть, первые свои десять студенческих дней мы должны провести, приводя в божеский вид территорию и жилищно-бытовой фонд альма-матери. Ибо все последующие «шесть счастливых лет» мы будем заниматься ровно обратным… О, «отработка»! Она практически сразу же открыла глаза и на другое правило — на Фестехе не следует особо тщательно следовать никаким правилам. Ибо, как гласит многократно растиражированный в различных изыскательских учреждениях девиз — «Чем дальше эксперимент от теории — тем ближе он к Нобелевской премии». Это правда. Ведь что сделает наивный, зашоренный, действующий строго в рамках новоиспеченный фестех? Пойдет в деканат, получит направление, отнесет его бабушке-завхозу в подвальное помещение… и в результате две следующих недели проведет с секатором в руке, отчаянно пытаясь добиться равномерности в высоте кустарника в безлюдном скверике позади Лабораторного корпуса. Пока, наконец, линия роста зеленых насаждений не сравняется практически с линией залегания грунта. А ведь это простой секатор… а между тем, в недалеком будущем Родина собирается доверить ему аэродинамические трубы, термоядерные установки и гигаваттные ускорители-«коллайдеры» элементарных частиц — но стоит ли ждать от такого человека раздвижения привычных нам всем рамок горизонта??? Остальной первый курс провел мероприятие гораздо веселее. По всей территории сотрудники всеразличных кафедр отлавливали рвущихся домой вчерашних абитуриентов и наперебой предлагали им вложить свои молодые силы в обмен на сокращение сроков «отработки». Развернулась азартная торговля. В зависимости от статуса кафедры «трудодень» шел от полутора до двух с половиной. «Иностранных языков», похлопав глазами (ведь это самая многочисленная и чисто женская кафедра!), отбила две полных группы у «Высшей математики», в результате чего возник даже небольшой скандал. Жестко демпинговала святая святых — кафедра военная: донесся слух, что за разгрузку радиаторов отопления кому-то, вовремя подсуетившемуся, поставили день за три, а десятый «непарный» день вообще скостили. Люди немедленно кинулись туда, но оказалось, что радиаторов больше нет, так что ничего кроме стандартных «день за два» бравые подполковники предложить уже не могли. Наконец, откуда-то из небес возник бойкий, уверенный в себе юноша, который с некоторой даже ленцой сообщил, что «вышел» аж на самого ПОЛКОВНИКА, и тот ему ЛИЧНО за покраску забора напротив своего кабинета поставил день за ПЯТЬ, так что он теперь собирается и отваливает домой… весь «нулевой» ФАКИ, группы от 031 до 037 в полном составе, восторженно раскрыл рот с застывшим в нем немым вопросом: «А мы???»., на что юноша, лениво разведя руки, сообщил: «А что – вы… надо ж было – ДОГОВАРИВАТЬСЯ!!!» О, запомните, запомните этого юношу (даром, что ли, я всё это рассказываю)!!! Ведь это был сам… (впрочем, вы скоро всё узнаете) А общага? О, фестеховские общаги! Как жаль, что мне не довелось побывать в вас в качестве полноценного клиента, иначе, повторюсь, сей скромный текст легко (я уверен) разросся бы до размеров прославленного десятитомника «Теоретическая физика» Ландау-Лифшица… В стародавние времена, между прочим, поселение в общагу являлось строго обязательным даже для немногочисленных студентов-москвичей. Ощутимая экономия времени на дорогу, плюс, само собой, дополнительное ограждение от мирских соблазнов «пригорода» (Пригород — собственно, Москва на языке фестехов. Словарь-минимум). Время, однако, как водится, внесло в этот светлый тезис свои неумолимые коррективы, так что к моменту нашего явления к этим несколько старомодным пятиэтажкам на улице Первомайской дело там обстояло следующим образом. Несмотря на все порядки, правила и нормы, горемычный фестеховский люд проживал строго по формуле «5 минус N» человек в комнате, где N — номер курса проживающего. То есть, первокурсники толклись на своих «мамонтах» строго по четверо («мамонт» — двухярусная кровать. Словарь-минимум), на втором курсе четвертый сожитель как-то сам собою исчезал, на третьем уже формировались устойчивые пары, а среди четверокурсников были и такие, кто вдохновенно грыз гранит науки в гордом и печальном одиночестве. И никакие «переписи», «упорядочивания» и «уплотнения» не могли изменить этот сложившийся порядок вещей — через какое-то время после очередной перетряски студенческая колода сама собой раскладывалась по привычным «мастям». Единственно, чтобы не доводить дело до греха и не допускать физического исчезновения студентов на пятом курсе (5—5=0, согласно Формуле!) — всех к этому времени старались переселить в общежитие «Зюзино», поближе к многочисленным «базам» Профсоюзной и Ленинского проспекта. Где заматеревшим «старшекурам» приходилось завоевывать «жилищный» авторитет заново (но, конечно, на уже куда как более гуманных условиях… по формуле «6 минус N» примерно, где N больше или равно четырем…) Будучи обо всем этом уже маленько наслышан (шутка ли — ведь я уже целых ЧЕТЫРЕ ДНЯ был полноценный фестех), я все-таки решил попытать счастья. Выкроив полчасика в бессмысленной и беспощадной борьбе с зелеными насаждениями, я стащил казенный синий халат, завернул в него ненавистный сектор и, перебежав пыльную и пустынную улицу Первомайскую, впервые в жизни переступил порог «трёшки», самого настоящего СТУДЕНЧЕСКОГО общежития ФАКИ… «Трёшка» встретила меня приятной прохладой полумрака и насупленной, готовой к борьбе очередью в комнату комендантши. Сложенные в ряд чемоданы и спортивные сумки смахивали на военные укрепления и напоминали о том, что «заселение» — это вам, друзья, не шутки, а мирный (условно мирный!) вариант жесткого боевого столкновения, где конечный успех невозможен без напора, страсти, тактической хитрости и смекалки. Мимо нас, гулко цокая шлепанцами, в одних спортивных трусах прошло, судя по всему, будущее светило аэрофизики, каким-то образом не съехавшее домой на летние вакации. Умильно осмотрев молодое пополнение (мы ответили ему гордым взглядом равных равному), светило скрылось за дверью с табличкой «завхоз», после чего оттуда донеслись явные звуки выяснения отношений на повышенных тонах, и через какое-то время светило вышло на волю с новым полотенцем на шее. «Победа!!!» — это слово явственно читалось на его лице. «Да, вот она — настоящая студенческая жизнь! — гордо подумал я, — Теперь и я — один из них… точнее — один из НАС!!!» И с этой более чем приятной мыслью я и пристроился в конец очереди, рядом с юношей, чьей шевелюре в части длины и кудрявости позавидовал бы и сам король глэма Марк Болан в лучшие годы. Очередь двигалась медленно. Не то чтобы процесс временной прописки отнимал много сил — скорее, само тягучее исполнение комендантшей своих служебных обязанностей должно было помочь собравшимся проникнуться торжественностью и важностью момента. С улицы сквозь приоткрытое окно донеслись всхлипывающие звуки гитары — кто-то старательно пытался подобрать вступление к самой знаменитой вещи ВИА «Deep Purple». |
