Шли они молча. Эмелина часто плакала по отцу и сестренке.

К вечеру, выйдя из сени леса, на низине перед их взорами предстал небольшой городок с охристыми стенами и башнями, опоясанным, широким, заполненным тухлой водой, рвом. По спущенным воротам-мостам туда-сюда сновало бесчисленное множество народа, телег и фур, среди них воинов, похожих на кифийцев, вроде б не было. Росоэн предположил, что это Усеч — пограничный город Варанара, хотя раньше думал, что этот город лежит намного дальше от границы.

— Что это за город? — на всякий случай спросил Росоэн у первого встречного, невзрачного на вид человека, идущего от города, когда они шли по мосту. Тот оторвал взгляд от земли и уставился, будто в недоумении спрашивая, что же вы здесь делаете, если даже не знаете куда идете, но в ответе это не прозвучало.

— Приволье, — сказал тот монотонно. Росоэн удивленный хотел порасспросить его поподробнее, но тот снова опустив глаза, зашагал дальше.

— Ты знаешь об этом городе? — спросила Эмелина.

Сейчас они проходили под аркой.

— Я, правда, никогда не покидал Далаю, не успел! Но кажется, да. Если я правильно понял, то это Усеч. Мы продвинулись на много дальше, чем предполагали.

— Но тот же человек назвал его Привольем! — возразила девушка, случайно обратив внимание, что народ уж больно угрюмый.

— Возможно, сами жители гордо называют его Привольем! — сказал Росоэн небрежно.

— Почему?

— А это целая история.

В общем, когда-то более полторы тысячи лет назад Усеч этот восстал. Восстал против Варнарского[4] царя Трития Десятого — ты же знаешь, что тот царь был жестоким тираном. Так вот город хотел провозгласить себя независимой республикой и назвал себя по-новому, Привольем. Разумеется, царь осадил город и взял его штурмом, а когда расправился со всеми жителя (он умертвил всех, даже детей), город уничтожил по основанию. Город пустовал двести лет, а затем его отстроили, правда, не на том месте, где он был раньше, а чуть в стороне, ибо место, где стоял старый город, был проклят. Там, говорят, даже не росла трава, а по ночам ходили привидения. Но это чушь, конечно; ты не пугайся.

Девушка озиралась по сторонам и заметила на себе брошенный недобрый ухмыляющийся взгляд прохожего. Она поспешно убрала глаза и сильнее прижалась к Росоэну, беря его за руку. Прохожий, проходя мимо, задел ее плечом. Специально — она знала. Чувствовала это. Потом девушка ощутила сверлящий и усмехающийся взгляд в спину. Она хотела обернуться. Нет, не по своей воле, по чужому велению, точно тот прохожий хотел заставить ее это сделать. Но, к счастью, пересилив себя, она заставила себя посмотреть на своего молодого человека. Росоэн вроде бы был спокоен и ничего не заметил. Она набрала побольше воздуху и попыталась пересилить глупый страх. Понемногу ей это удалось. Но вдруг она осознала, что на улице нет ни одного ребенка, и страх, восторжествовав, вновь овладел все ее существо. Потому что сейчас вечер, и все нормальные родители давно собрали своих детишек домой. Кто же выпустит ребенка вечером на улицу, подумала она и попыталась прогнать дурные мысли. Но страшный и невзрачный вид и остальных прохожих, плохо одетых — почти на всех потрепанные и разодранные лохмотья; немытых и не чесанных, явно ей не нравился. И дома какие-то ветхие, старинные, покосившиеся, на некоторых окнах даже разбиты стекла, а улицы — везде мусор, грязь и слякоть.

— Зря мы сюда пришли! — еле слышно произнесла она, сильнее стискивая руку Росоэна.

— С чего ты взяла? — удивился тот.

Она не ответила. Наверно, я струсила, подумала она, услышав уверенный голос Росоэна.

Росоэн вновь обратился к прохожему, осведомляясь у него о постоялом дворе. Тот, к их удивлению, так же как и прежний, поначалу недоуменно приподнял брови, но затем подробно разъяснил дорогу.

К радости девушки, постоялый дом выглядел довольно недурно, выгодно отличаясь от прочих домов своими ярко освещенным крыльцом и палящим светом из окон. К длинным коновязям по обеим сторонам были привязаны несколько добротных коней. Над двойной дверью висела вывеска с манящим, написанным крупными красными буквами, названием "Пристанище странника" с припиской внизу более мелкими буквами "Добро пожаловать. Вкусная, сытная еда и мягкая, теплая постель".

— Ну что зайдем? Судя по названию, заведение именно для нас! — сказал Росоэн, улыбнувшись, после минутного изучения ими наружности здания.

Девушка не ответила, а слегка улыбнулась и бодро двинулась к двухступенчатой деревянной лестнице.

Как только Росоэн потянул дверь, из помещения плотным потоком хлынул теплый воздух, надушенный, богато сдобренным ароматом соуса, лука и прочими вкусными запахами жареного. Их изголодавшиеся желудки жалобно сжались в маленькие комочки и взорвались; усиленно запульсировав, видимо, предвкушая, что не останутся без должного внимания; а в ноздрях защекотало.

Это был просторный зал с низким потолком, увешанным многочисленными деревянными колесами от телег с бесчисленными толстыми свечами на их ободьях; не очень чистым, но терпимым для глазу деревянным полом из широких половиц; тесно наставленными квадратными незатейливо смастеренными столами, на некоторых были даже устланы белые скатерти. За большинством столов сидел разный пестрый люд: кто одиноко, кто в шумной компании. Их обслуживало несколько суетливые толстые женщины с длинными до пола красными, но выцветшими сарафанами, испачканными фартуками и засученными до локтя рукавами. Напротив высокий бар, где хозяйствовал тучный с завитой черной бородкой мужичок, длинными собранными назад темными волосами и крючковатым носом; так ловко и быстро жонглировавший бутылками и бокалами, точно был самый настоящий циркач. Он обслуживал троих богато и сходно одетых в дорожную экипировку мужчин, сидевшими спиной к выходу, на портупеях у них висели большие ножи и тоненькие мечи с богато украшенными позолоченными эфесами. Бармен временами вежливо отвечал на их вопросы, качая головой вверх-вниз, отчего косичка на бороде трясся как у козла. В стороне по правую руку небольшая сценка, задернутая тяжелой тканью багрового цвета.

На вошедшую пару, почти никто внимания не обратил. Лишь некоторые, близко сидящие к двери посетители, вяло обернулись и затем обратно со скучным выражением лица отвернулись. Росоэн, почувствовав оторопелость девушки, взял ее за руки и твердо направился с ней к бару.

— Добрый вечер, хозяин! — обратился он к мужичку жонглеру. Тот, не прерываясь от своих занятий (левой рукой он взбалтывал бутылку, делая коктейль, правой начал вытирать лужу пива, пролитого одним мужчиной из тех троих, что сидели за баром — тот, когда они подходили к бару, оглянулся и нечаянно задел, опрокинув свою кружку за бар), с напыщенным лицом повернулся.

— И вам того желаю! — ответил тот с приклеенной улыбкой. — Чего вам угодно?

— У вас, есть комната для ночлега? — спросил Росоэн, мимолетно взглянув на тройку мужчин — те, до селе сидевшие в оживленной беседе, вдруг стихли и искоса начали наблюдать. Росоэну это не понравилось.

— Разумеется! Но платить будете вперед! — говорил бармен, наливая коктейль самому отдаленному мужчине. Тот поднял бокал и, отхлебнув глоток, снова вперил взгляд на них.

— Показывайте ее! — повелел Росоэн, краем глаза наблюдая за троими. Лица, с бородками, подстриженными под уздечку, были хоть и приятными, но уж больно бесцеремонно впертые взгляды, подрубал под корень любую симпатию к ним.

Какого черта они пялятся, подумал Росоэн раздраженно, не прислужники ли они Феруса? Нужно поскорее убраться отсюда.

— А не хотите ли вы поужинать, уважаемые? — спросил бармен. — Вид у вас, не очень-то сытый! А у нас отменная еда!

— Принесите его к нам в номера! — повелел Росоэн, не желая больше здесь задерживаться.

— Мы вообще-то не носим ужин в номера, но можем сделать вам исключение… за отдельную плату.