Крики приближались…

— Не могу я больше! — крикнула девушка и, споткнувшись, упала. Росоэн, сам, еле стоя на ногах, подбежал к ней, помог встать и, взвалив на плечи, побрел с ней дальше. Нежданно лес кончился, и они чуть не свалились с небольшого обрыва на воду — впереди поблескивало небольшое лесное озеро. Росоэн сильно напряг зрение и рассмотрел, что озеро по середине имеет остров. Что же делать?

— Ты умеешь плавать? — спросил он, не очень-то вникнув в возникшую мысль.

— Да!

— Плывем на остров!..

— Что?

— Да!

Крики, казались, уже исходили за их спинами…

Студеная вода больно обожгла их тела, проникнув холодом до самых костей. Одежда, еще более отяжелевшая, камнем потянула вниз, пытаясь утопить. Даже в темноте под водой Росоэн увидел, как большие пузыри, клокоча, устремились вверх, толкая в стороны засоренную ветками воду. Он с трудом выплыл. И в ужасе увидел распростертый на воде силуэт тонущего плаща Эмелины, хотел нырнуть, слава богу, девушка выплыла и, тяжело дыша, вдохнула воздух. Отдышавшись, они погребли к острову.

Когда они доплыли до середины озера, Росоэн случайно услышал появившихся на берегу преследователей.

— Замри! — захлебываясь, призвал он.

Девушка услышала его, и приплыв, остановилась рядом. Она тяжело дышала.

— Нельзя, чтобы он нас услышали!

Благо, сильный шум дождя приглушал звуки, выдающие их присутствие в воде.

Люди оживленно переговаривались, сильно жестикулируя факелами, топтались на берегу, разглядывая то воду, то берег. К счастью, вскоре они исчезли в чащах. Кажется, их не заметили.

И они дальше поплыли к острову, слепо полагаясь на судьбу, не ведая, спасет ли клочек земли или же погубит. Ведь, если треклятые преследователи заметили их, то место, к которому они обратились за помощью, могло обратиться в западню. Однако выбора не было.

— Я тону!.. — захлебываясь простонала Эмелина, когда Росоэн сам едва не ушел на дно, запутавшись, в неожиданно появившихся подводных зарослях, вцепившихся к ногам и рукам, как живые. Росоэн свернул к девушке, снова помог. До берега осталось немного, но водоросли сильно мешали плыть. Ну, где же дно? — молился Росоэн, время от времени, щупая под ногами землю. Но от холода он перестал чувствовать конечности. Бедная Эмелина!

Кажется, его услышал Бог — ноги коснулись ила. Он встал — вода по грудь. Он сообщил об этом девушке. Плыть перестали.

Задыхаясь и дрожа, в конце концов, они взобрались на сушу и, обессилив, рухнули.

— Мне холодно!.. — говоря, зарыдала девушка, корчась от холода. — Я умру!..

— Нет! — вскакивая, крикнул ей Росоэн. — Надо выжить!

Он, спотыкаясь, взбежал на бугор и в стороне увидел какое-то строение. Подбежал к нему — похоже на землянку. Дверь. Он с силой навалился на нее, та вылетела из петель и глухим грохотом обрушилась вовнутрь. Там было темно. Похоже, сюда давно не заглядывали, Это хорошо! Он стянул с себя котомку и нашарил в ней кожаный кисет и, вздохнув, прочитал благодарения счастливому случаю — спички были сухими. Он зачеркнул — перед глазами предстало помещение с маленьким окошечком: столешница, два стула, печка с кирпичной трубой, лежак, и… шкуры, шкуры… они висели с потолка; потом огонь потух. Он хотел было метнуться за Эмелиной, но вспомнил, что на столе стояла свечка. Он, быстренько зачеркнув новую спичку, зажег свечу и только тогда побежал назад.

— Эмелина! — вырвалось из него отчаяние, когда он увидел безжизненное тело девушки. Он упал на колени, приставил голову к ее груди. Нет, жива! — девушка стонала. Он поспешно поднял ее на руки и понес, нет, полетел в землянку и чуть ли не падал из-за скользкой травы.

Уложив девушку на лежак, он тут же начал снимать с нее одежду, вспомнив, как, давным-давно, так же поступил его отец, когда во время охоты он провалился под лед, и даже чуть было не утонул.

— Только не умирай! — плакал он, срывая платье. — Не умирай, слышишь!..

Мокрые волосы облепили ей лицо, глаза закатились, щеки смертельно побледнели…

— Что это я делаю? — спросил он, когда понял, что раздевает ее. Он в нерешительности замер: на ней остались лишь шерстяной чулок и прилипшая к телу рубашка, как губки, пропитанные ледяной водой.

— Черт, она же умирает! — И он бережно коснулся за пояс, отвязал шнур и, не спеша, потянул чулок вниз, по очереди освобождая ноги. Девушка застонала, зашевелилась. Он испуганно отпрянул. Но снова подошел и стал отстегивать пуговицы, а когда закончил, бормоча про себя нелепые извинения, распахнул рубашку и освободил из рукава одну руку, потом, так же осторожно — другую. До чего же она совершенна, подумал он, нечаянно взирая на нагую девушку.

— О, черт, ну и негодяй же я, — тут же упрекнул он себя, — совсем не имею права глазеть!

Он поспешно окутал девушку теплыми шкурами. Вслед за тем, он выбежал на улицу и, собрав хворост, вернулся и затопил печку. И приятное согревающее тепло наполнило помещение. Девушка спала. Он потрогал ее руки. Она согревалась. Росоэн сбросил с себя одежду и, тоже обмотавшись шкурами, повесил весь их гардероб сушиться. Наконец, усевшись возле девушки и спрашивая себя, все ли он сделал, осмотрелся. Нужно приставить дверь на место, подумал он и сразу же исполнил задуманное, а под конец, и окошечко прикрыл теми же шкурами.

Он был полностью разбитым, но не опустошенным — чувство исполненного долга, храбрости и решительности приободрили его, дали силы, приунывшей было, душе.

— Все будет хорошо!.. Отец бы мной гордился!..Только вот,…надеюсь, хозяин землянки в скором времени не удумает прийти сюда.

Он и не заметил, как уснул в сидячем положении, прислонив голову на лежак рядом с головой девушки; а когда проснулся, был уже день, и поймал себя на том, что даже во сне его глаза были устремлены на Эмелину.

И ты у меня единственное, что осталось в этом мире. В проклятом мире!

Девушка пошевелилась и приоткрыла глаза. Улыбнулась.

— Привет! — произнес Росоэн.

Девушка, кажется, только теперь, осознала то, что с ней проделали — она стыдливо поерзала и покраснела.

— Привет! — улыбнулась она, присаживаясь, и по самую шею натянула шкуру.

— Я тут… Это… Ну, в общем, извини меня! — тот попытался скорчить соответствующую рожу. Затем торопливо оглянулся на увешанное белье. — Одежда высохла, можешь одеться…

— …Подай мне ее! И отвернись! — повелела она.

Росоэн, превратившись в самого настоящего угодника — чувство «вины» делало свое дело — поспешно вскочил и… сделал это так неловко (непростительно для него), что чуть было, не предстал перед ней, в чем мать родила — шкура, что была на нем, выскользнуло и упало. Отчего девушка, подпрыгнув, вскрикнула и засмеялась. Росоэн тут же поспешил подобрать упавшую вещь и, нахмурив лоб, подал ей одежду, а сам, взяв свою, вышел одеваться.

К середине дня они ушли далеко от землянки — приюта, своевременно предоставленного им судьбой, которая в самый последний миг решила смилостивиться над ними, не став злым роком. Перед уходом землянку, естественно, полностью привели в порядок.

Шел шестой день скитаний. Они шли на юг. Росоэн сам не знал почему, но внутреннее чутье велело держаться именно этого направления. И он слушался его. Он успокаивал себя тем, что там должны быть поселения авдеров.

Впереди простиралось лесистая степь, на ее конце, в далеком отдалении, виднелась цепь высоких конусов Зелгор. По правую руку горбатились зеленые холмы, а чуть ближе, должно быть, скрываясь за деревьями, где-то в милях четырех, уносил свои воды Дисм, а по левой — тоже лес, достигающий противоположным краем аж Серебряное море. Но море далеко, триста миль до нее.

Для пути они на этот раз были приспособлены на много лучше чем тогда. Провиант, что давала добродушная Исенна, пострадал лишь слегка — только некоторые продукты безвозвратно намокли и испортились. Но самое главное, путлибы были в полной сохранности и даже выдержали дождь и холодное купание в озере — поистине чудо лепешки, поговаривали они на первом привале. Хотя, если принять во внимание, что теперь им не хватало мудрости Орхея, природного чутья Нарены и даже трезвого взгляда Монте, сказать, что они лучше приспособлены было бы не верно.