Он вышел. Его люди, подозрительно всматриваясь, один за другим тоже удалились и звякнули многочисленными засовами.

Росоэн подобрал рюкзак. Осмотрел. Все было на месте, кроме ножа. Они поели.

— Куда они нас поведут? — потом спросила Эмелина. Теперь она могла сдерживать себя, но дрожь пробирало все ее тело. — Нас разлучат?

— Не знаю!.. Наверно, назад в Никку! — сказал он, беря ее за руки. — Нас… не разлучат, — но в последнем, он, к сожалению, уверен не был — худые мысли бросали его в трепет.

— …Ты все, что у меня осталось! — вдруг робко произнесла она и опустила глаза.

— Ты… у меня тоже! — ответил он, видя слезы.

Их вывели во двор, был день. Росоэн и Эмелина лихорадочно озирались по сторонам, пытаясь хоть что-то разузнать, разведать о Орхее, Нарене и Монте. Но ничего, что могло бы рассказать об их судьбе, не было. Пусто! Лишь несколько испекшихся капель крови возле коновязи засвидетельствовали о недавней трагедии. Эмелина их не увидела, Росоэн смолчал.

— Ну что бедняги! — усмехнулся злорадно, подошедший Мотрен. — Нету их тут!

— Свинья! — прокричал Росоэн, пытаясь высвободить руки от пут.

— Ну что вы, "Ваше Величество"! Нельзя такх обижать простыкх людей, работякг! — и тот, широко распахнув беззубый рот, хохотнул. — Хотя, какое же вы "Ваше величество". Вы теперь, никто! Даже бездомная собака и то более принц, нежели вы.

Он взглянул на Эмелину. Снова улыбнулся.

— А не плохо бы с тобой позабавиться, а! — он протянул руки к лицу девушки. Та отвернулась, но он с силой схватил ее за подбородок и, повернув к себе, другой рукой провел по ее волосам, а пальцами первой — по ее губам.

— Не трогай ее, грязный ты боров! — крича, попытался вырваться Росоэн, но тут же согнулся от нестерпимой боли в животе — мощный удар рядом стоящей верзилы, заставил его упасть.

— Ты там осторожнее, Халух! Не бей мальчишку сильно, по крайней мере, не оставляй на нем синяков! — говоря это он вовсе не заботился о здоровье парня. — Ферус будет рад видеть егхо невредимым. Ладно! Сажайте их в фуру, едем! — и он зашагал прочь.

Их усадили в запряженную четырьмя лошадьми, крытую брезентом, фуру и крепко привязали к кольцам, прибитым к толстому полу. На открытом выходе уселись два угрюмых воина. Снаружи сопровождала две дюжины всадников кифийцев. Повозка тронулась. Вскоре они вышли из восточных ворот и по небольшой дороге поехали вдоль берега Дисм. Преодолев около три мили, они свернули на север и по небольшому перевалу через холмы поехали дальше, тихонечко поднимаясь по склону. Лес в этих местах был редким и он не доходил до трапа, лишь в отдалении шуршал на вершинах холмов. Погода была ветреная, толстый брезент жалобно бил по ободьям фуры.

Росоэн до боли напрягал мозги, пытаясь выдавить из них хороший план для спасения. Он через отверстия следил за окрестностью, тщательно запоминал каждое дерево, каждый поворот; и искал хоть что-то, что помогло бы им. Но… ничего обнадеживающего он не находил. А когда они проехали через прожженную огнем деревню, надежда, вовсе покинула его.

Везде враг! Война!

Эмелина сидела рядом, прислонив голову на его плечо, и молчала. Он ее не тревожил, а лишь крепче обнимал, согревал.

Может быть ночью, что-нибудь сможем сделать, понадеялся он, но к концу дня они вступили в пределы какой-то деревни, где так же сновали вездесущие кифийцы, и на темноту уповать было безнадежно. Их, предварительно приковав к стене железными цепями, заперли в каком-то пустом сарае, видимо, до недавнего времени служившегося кладовой для всякого домашнего хлама. По бокам на стенах были увешаны полки. В углу валялись деревянные колеса повозок. У сарая потолка не было, так же как и пола, от неба их скрывала лишь только прелая соломенная крыша, через которую можно было без труда смотаться в лес, если бы, конечно, железные цепи не удерживали их у стены, а вместо пола — гнилая солома. Росоэн внимательно осмотрел свою цепь и цепь Эмелины, но те были на совесть выкованы и так же прибиты к толстому дубовому стенному бревну. Он попытался выдернуть их, но здесь требовалась сила лошадиная, или хотя бы какое-нибудь приспособление. Гвоздодер! — хорошая мысль, — было бы кстати. Он начал жадно шарить глазами по помещению, пока это было возможно, так как вечер торопливо погружал все вокруг в темень. Да и тучи на улице начали сгущаться, ускоряя наступление ночи. Он вкратце шепнул Эмелине про свою идею и девушка, вскоре отыскала нужный предмет. Это был лом, точнее они решили, что это лом, поскольку видели лишь острый конец проржавевшей железяки, полностью скрывающеюся под охапкой перепрелой соломы. Но была проблема — железяка была недосягаема.

— Но как ее достать? — спрашивала Эмелина.

— Надо придумать! — Росоэна охватила лихорадка азарта. Он потянулся до железяки как только мог — аж распластался, вытягивая все члены, да нет. До нее оставалась половина человеческого роста. Он снова начал блуждать глазами по сторонам, прикидывая варианты, и уткнулся на деревянную палку на потолке — та проглядывалась из соломы крыши. Но опять же проблема — потолок был слишком высок.

— Видишь вон ту деревянную палку! — указал он наверх.

— Да!

— Нужно ее достать!

— Но как? Она ж высоко!

— Ты мне поможешь! Я тебя подниму, а ты возьмешь ее рукой! Ну что?

— Попробуем! — и он усадил девушку на плечи, но… та не смогла дотянуться.

— Слишком высоко! — отчаянно выдавила она, и вдруг за дверью прозвучала возня, открывали засовы. Они едва успели принять невозмутимый вид, когда распахнулись створки.

Как всегда это был их надсмотрщик. Тот с подозрительностью посмотрел на них и, что-то рявкнув на своих людей, сказал:

— Кхак устроились? — улыбнулся он.

Росоэн ответил ему с превеликим призрением.

— Видать ххорошо! По глазам вижу, — он снова рявкнул своим людям, те, валяя головой и вглядываясь на пленников, что-то ответили. Потом Мотрен вышел. Снова прозвучали лязги засов.

Начался дождь и, через соломенную крышу покапала вода. Становилось темнее. Из-за двери послышалась ругань и ответ на нее — охранников двое.

Понемногу подождав, Росоэн снова предложил приняться за дело. Он тихонечко встал пытаясь не звякать цепями и воодушевлено произнес:

— Начнем!

Девушка в ответ так же тихо встала.

— Ты встанешь на мои плечи и обопрешься на стену руками, дабы не упасть. Но я буду тянуть твои цепи вниз, чтобы они не звенели. Потом я тихонечко двинусь под эту палку, и ты ее достанешь.

Девушка улыбнулась и произнесла:

— Я ловкая и у нас все получиться!

Этот маневр и в правду у них удался. Только вот цепи все-таки предательски полязгали, хотя, кажется, их за дверьми все равно не услышали. Зато, палка теперь была в руках.

Росоэн немедля принялся извлекать железяку. Он сбросил с нее перепрелою солому и стало ясно, что это, действительно, лом: с острым концом с одной стороны, режущим — с другой. Подвинуть его было не трудно, и через мгновение, в его руках оказался долгожданный инструмент.

— Вот оно, наше спасение! — хищно улыбнулся он и, просунув лом сквозь кольцо и нащупав удобную опору, потянул на себя. Кольцо жалобно скрипнуло и… выскользнуло из бревна. Он был свободен. Сравнительно свободен. Затем Росоэн принялся за оковы девушки и те, так же легко поддались, почти не издав звука.

— Только вот что с этими делать? — задалась вопросом Эмелина, указывая на те же цепи, все еще висевшие на ногах. — Мы же не сможем с ними побежать, они тяжелы, а самое главное — слишком шумны.

— Ты права! — ответил ей Росоэн, вертя ломом, а что если и их разорвать на самом основании у ноги. Это будет нетрудно, но…

— …очень шумно! — договорила девушка за него.

Росоэн на цыпочках подкрался к двери и сквозь щель попытался рассмотреть внешнюю обстановку. Разведать ничего не удалось — не позволяла темнота. Стал прислушиваться.

— Они там! — шепнул он, услышав перебирание сапогами, и возвратился обратно. И тут на улице сверкнула вспышка, и через мгновение весь сарай сотрясся от оглушительного грома. Началась гроза. С улицы понесся шум бьющихся о землю крупных капель.