Вдохновенную речь Мэннинга перебил стук в дверь, и в зал заглянул его личный секретарь. Вид у него был обеспокоенный.

– В чем дело, Даниэль? – спросил удивленный подобным вторжением Мэннинг.

– Вас к телефону, сэр.

– Несколько невовремя, – улыбнулся Мэннинг.

Секретарь негромко кашлянул.

– Звонок из Овального кабинета, сэр. Президент говорит, что это срочно.

Мэннинг повернулся к присутствующим.

– Прошу прощения. Я скоро вернусь.

Войдя в большой шестиугольный кабинет – залитый солнцем, но прохладный, – Мэннинг уселся в кресло и включил переговорное устройство.

– Слушаю вас, господин президент, – произнес он.

– Грег, ты знаешь, что я не стал бы тебя беспокоить по пустякам. Но нам нужна твоя помощь. Дело касается терроризма, а у нас сейчас образовалась мертвая зона в небе над Лиллем. От взрыва погибло несколько десятков американских бизнесменов. В настоящий момент у нас нет ни одного спутника, который находился бы в нужном месте. Французское правительство много лет долбило нас, чтобы мы перестали летать у них над головами и лезть в частную жизнь их граждан, так что при проходе над этой частью континента наблюдение обычно отключалось. По крайней мере, так твердят мои эксперты; для меня-то это все – китайская грамота. Но они также утверждают, что спутники «Систематикс» находились именно там, где нужно. И что они должны располагать нужными снимками.

– Господин президент, но вы же сами запретили нашим спутникам заниматься воздушной разведкой. Они предназначены исключительно для поддержания телекоммуникаций и цифровой телефонной связи.

– Да, именно так вы и сказали парням Корелли, это я знаю.

– Но это ваша администрация решила ограничить использование следящего оборудования неправительственными организациями.

При этих словах Мэннинг перевел взгляд на стоящую у него на столе фотографию дочери: русоволосая девочка весело улыбалась, словно только что услышала забавную шутку.

– Грег, если ты хочешь, чтобы я пришел с повинной, я приду. Я не гордый. Но, черт побери, все это слишком серьезно. Нам нужны ваши данные. Ради бога, Грег, поделись с нами. Я не забыл, что ты делал для меня раньше, и этого я тоже не забуду.

Мэннинг помолчал несколько секунд.

– Пусть ваши техники из АНБ звонят Патрови. Мы перешлем им все, что у нас есть.

– Спасибо, – хрипло произнес президент Дэвис.

– Просто эта проблема беспокоит меня ничуть не меньше, чем вас, – отозвался Мэннинг, и взгляд его снова прикипел к русоволосой девочке. Они с женой назвали малышку Ариэлью, и она действительно была волшебным созданием. – Мы должны действовать вместе.

– Я понимаю, – сказал президент. Он явно чувствовал себя неловко от собственной назойливости. – Я понимаю. Я знаю, через что тебе пришлось пройти из-за меня.

– Мы все заинтересованы в этом деле, господин президент.

Мэннингу вспомнился смех Ариэли, более всего напоминающий звон колокольчика, и он погрузился в рассеяное, обычно не свойственное ему состояние.

– До свидания, Грегсон. И спасибо тебе.

Мэннинг выключил переговорное устройство, подумав, что никогда еще на его памяти голос президента Дэвиса не звучал так напряженно. Что только с человеком не делает ощущение несчастья.

Пансион располагался в Мароле, убогом районе Брюсселя, прибежище бедноты и отверженных. Многие из здешних зданий, выстроенных еще в семнадцатом веке, просто рассыпались, постепенно превращаясь в руины. Обветшалые многоквартирные дома населяли по большей части иммигранты с побережья Средиземного моря, в основном – из стран Магриба. Тучная, подозрительная магрибка – хозяйка пансиона «Самаритянин» – мрачно восседала за столом в темном зловонном закутке, игравшем роль вестибюля. Ее клиентуру составляли временные жильцы, мелкие преступники и нищие иммигранты; чересчур респектабельного вида мужчина, одетый в хороший костюм, заявившийся среди ночи и почти не имеющий при себе багажа, показался ей слишком нехарактерным для здешних мест, а потому внушал подозрения.

Брайсон добрался в Брюссель по железной дороге; сойдя с поезда, он наскоро перекусил в ночном баре, взяв отмякшие мидии с картофелем фри и водянистое пльзеньское пиво. Добравшись до пансиона, Ник спросил у мрачной хозяйки номер комнаты его подруги, которая должна была приехать раньше. Хозяйка выразительно приподняла брови и с ухмылкой сообщила номер.

Лейла прибыла на несколько часов раньше, в последний момент купив билет на самолет авиакомпании «Сабена». Было уже далеко за полночь, и Брайсон ожидал, что Лейла окажется такой же измотанной, как и он сам. Но в щель между дверью и грязным ковром пробивалась полоска света, и Брайсон постучался. Комната Лейлы оказалась такой же грязной и плохо освещенной, как и доставшаяся ему.

Лейла налила Брайсону и себе шотландского виски из бутылки, прикупленной неподалеку от Старого рынка.

– Ну, так кто этот «честный человек» из Вашингтона, с которым ты жаждал здесь встретиться? – поинтересовалась Лейла и с озорством добавила: – Он явно не из ЦРУ – разве что тебе и вправду удалось отыскать в Лэнгли хоть одного честного человека.

Синяки на лице женщины, полученные во время драки с Яном Вансине, сделались иссиня-фиолетовыми и выглядели ужасно.

Брайсон глотнул виски и уселся в колченогое кресло.

– Нет, не из агентства.

– Ну так?..

Ник покачал головой:

– Не сейчас.

– Что – не сейчас?

– Я все тебе расскажу, когда придет время. Но не прямо сейчас.

Лейла – она сидела с другой стороны столика, сколоченного из облезлой фанеры, в кресле, непохожем на кресло Брайсона, но таком же колченогом, – поставила бокал с виски на стол.

– Ты что-то скрываешь от меня – и продолжаешь скрывать. Мы так не договаривались.

– Мы никак не договаривались, Лейла.

– Ты что, вправду думаешь, что я слепо пойду за тобой на дело, которого не понимаю?

Женщина вышла из себя, и причиной тому явно было отнюдь не только влияние алкоголя и усталости.

– Конечно же, нет, – устало отозвался Брайсон. – И даже наоборот, Лейла. Я не просто не просил тебя о помощи – я уже устал гнать тебя. Не потому, что считаю тебя бесполезной – твоя помощь была неоценимой, – но потому, что не хочу рисковать твоей жизнью, как рискую своей. Я не могу взять на себя такую ответственность. Это моя война, мое дело. Если ты тоже сможешь найти в этом для себя какую-то пользу, если наши действия могут послужить твоим целям – тем лучше.

– Это бессердечно.

– Возможно, я действительно бессердечен. Возможно, я вынужден быть таким.

– Но ты можешь быть и мягким, и заботливым. Я это чувствую.

Брайсон предпочел промолчать.

– И еще мне кажется, что ты был женат.

– Вот так? И почему ты так решила?

– Ведь был, правда?

– Да, – признался Брайсон. – Но почему ты об этом заговорила?

– Что-то такое чувствуется в том, как ты обращаешься со мной и с другими женщинами. Ты, конечно же, держишься настороже – в конце концов, ты ведь меня не знаешь, – и в то же время тебе уютно со мной. Ведь правда?

Брайсон улыбнулся – реплика Лейлы позабавила его, – но ничего не ответил.

Лейла продолжала:

– Мне кажется, что большинство мужчин в нашей… в нашей профессиональной среде не знают, как вести себя с женщинами-оперативниками. Они не могут понять, то ли мы бесполые существа среднего рода, то ли потенциальный объект для романтических поползновений. А ты, похоже, понимаешь, что все обстоит гораздо сложнее – что женщина так же, как мужчина, может быть и тем, и другим, либо ни тем, ни другим, либо вообще чем-то третьим.

– Ты изъясняешься загадками.

– Это не нарочно. Я просто подумала… ну, предположим, я хотела сказать, что мы – мужчина и женщина…

Лейла вскинула свой бокал в некоем странном салюте.

Брайсон понял, на что она намекает, но предпочел сделать вид, будто до него не дошло. Лейла была необыкновенной женщиной, и, по правде говоря, его влекло к ней – тем сильнее, чем дольше они находились рядом. Но если он поддастся этому влечению, то поступит как эгоист и внушит Лейле надежды, которых он не хочет, не может никому внушать, пока не поймет окончательно, что же произошло межу ним и Еленой. Конечно, они могли бы доставить друг другу удовольствие, но оно будет кратким, мимолетным; а такой поворот событий изменит их взаимоотношения, и вовсе не обязательно – в лучшую сторону.