«Отлично. Они не поняли, куда мы делись. Может быть, они считают, что мы не сумели выбраться из машины и так и утонули».

– Еще, – сказал Брайсон. Они с Еленой вдохнули побольше воздуха, да отказа наполнив легкие, а потом нырнули. Теперь их бегство приобрело некий определенный ритм – они плыли, позволяя течению увлекать себя все дальше и дальше, а когда уже не могли задерживать дыхание, то всплывали наверх, где густые заросли камышей защищали их от наблюдения с воздуха.

Беглецы нырнули и вынырнули еще раз, затем еще… Так прошло полчаса. Брайсон посмотрел на небо и увидел, что вертолет наконец улетел. Судя по всему, наблюдатели, не заметив в округе никаких признаков жизни, сочли, что те, за кем они охотились, уже мертвы.

Наконец они достигли места, где река становилась мельче. Там беглецы смогли остановиться и передохнуть. Елена отжала из волос мутную воду и несколько раз откашлялась, пытаясь восстановить нормальное дыхание. Лица у обоих были измазаны грязью, и Брайсон не смог удержаться от смеха, хотя это было скорее своеобразной разрядкой после нечеловеческого напряжения, нежели обычным весельем.

– Так вот какую жизнь ты вел, – сказала Елена. Это были слова аналитика, обращенные к полевому агенту. – Добро пожаловать обратно.

Брайсон отозвался, чуть улыбнувшись:

– Это еще ничего. Если ты не нырял в амстердамских каналах, то ты не знаешь жизни. Три метра глубины. Треть этого заполнена отбросами и прочим дерьмом. Еще треть – слой выброшенных велосипедов – сплошные острые и ржавые железки, и если ты поцарапаешься о них, то царапина адски болит еще много дней. После того, как ты вылез из канала, от тебя будет вонять еще целую неделю. А сейчас… с моей точки зрения, это всего лишь освежающее купание в естественном водоеме.

Они выбрались на берег реки. С промокшей одежды беглецов текла вода. Дул прохладный ветер, и камыши качались и шуршали. Елена начала дрожать, и Брайсон притянул ее к себе, стараясь хотя бы немного согреть.

Примерно в трех четвертях мили от кемпинга «Чиппева» располагался бар с рестораном. Брайсон и Елена, мокрые и замерзшие, сидели в баре, попивая горячий кофе. Илистая грязь, постепенно подсыхая, покрывала их одежду чешуйчатой коркой. Они негромко разговаривали друг с другом и не обращали внимания на любопытные взгляды бармена и остальных посетителей заведения.

По телевизору, закрепленному на стене, шла мыльная опера – как раз началась очередная серия. Бармен направил на телевизор пульт управления и переключил «ящик» на канал Си-эн-эн.

На экране появилось благородное лицо Ричарда Ланчестера – ретроспективная демонстрация одного из его многочисленных выступлений до избрания в конгресс. Голос комментатора произнес, вступив с середины предложения:

– …сообщениям источников, будет избран главой нового международного агентства безопасности. Вашингтон отреагировал необычайно благосклонно. Согласно официальным сообщениям, в данный момент Ланчестер находится в отпуске на северо-западном побережье Тихого океана. Его неоценимая работа по…

Елена застыла, глядя на экран.

– Вот оно и случилось, – выдохнула она. – Они теперь даже не заботятся о том, чтобы скрывать что-либо. Господи боже, что же это такое, неужели это на самом деле реально – то, что они делают?

Два часа спустя Брайсон и Елена заказали частный авиарейс на Сиэтл.

Во время полета никто из них не спал – они непрерывно беседовали вполголоса. Строили план, разрабатывали стратегию действий. Они сидели, обнявшись, не в силах высказать вслух то, что пугало обоих, то, о чем предупреждал Брайсона умирающий Гарри Данне: «Уже слишком поздно».

В Сиэтле Брайсон и Елена остановились в отеле «Времена года», принадлежавшем гостиничному концерну «Олимпик». Этот многолюдный отель размещался в очень удобном месте – рядом со скоростным международным шоссе номер 5. Комната, которую сняли Брайсон и Елена, практически сразу превратилась в некое подобие командного центра: она была завалена картами и распечатками, опутана проводами, уставлена разнообразным компьютерным оборудованием и модемами.

Общее напряжение становилось почти осязаемым. Они обнаружили сердце подпольной организации, носящей название «Прометей», – место, где в этот вечер должно состояться собрание необычайной значимости. Бессвязные откровения Гарри Данне получили множество неопровержимых подтверждений. Городские службы автомобильного проката все как одна сообщали, что ничего достойного у них в данный момент нет; сегодня вечером им предстояла работа, на которую было затребовано изрядное количество роскошных автомашин. Большинство отвечали весьма сдержанно, хотя владелец одной из служб не сумел удержаться и назвал-таки имя клиента: Грегсон Мэннинг. Весь день в аэропорт Сиэтл-Такома прибывали самолеты, и для прилетевших на них персон требовалась встреча по классу VIP – иногда даже с эскортом безопасности. Все имена этих важных гостей держались в строжайшей тайне. Все было окутано завесой глубокой секретности.

Столь же непроницаемой казалась таинственность, которая окружала обстоятельства жизни и карьеры Грегсона Мэннинга. Судя по всему, настырным журналистам были даны на откуп два или три тщательно выбранных факта из его личной жизни. Эти факты, будучи один раз опубликованы, впоследствии бесконечно повторялись и муссировались – за неимением чего-либо лучшего. В результате о Мэннинге не было известно почти ничего – хотя писали о нем много.

Гораздо большего успеха Брайсону и Елене удалось добиться в поисках информации о знаменитом особняке Мэннинга, расположенном на берегу озера в окрестностях Сиэтла. Строительство этой электронной крепости, так называемого «умного дома», заняло несколько лет и было широко освещено в прессе, которая буквально смаковала все подробности этого необычного проекта. Судя по всему, в течение какого-то периода Мэннинг тщетно пытался подавить все усилия репортеров, но затем решил, что проще взять их под контроль и разрешить им писать о том, о чем, с его точки зерния, можно писать. Средства массовой информации взахлеб расписывали это удивительное здание, причем «обзоры» помещались и в роскошных изданиях, таких, как «Архитектурный справочник» или «Дом и сад», и в разнообразных ежедневных газетах, а равно в «Нью-Йорк таймс мэгэзин» и «Уолл-стрит джорнэл».

Многие статьи иллюстрировались фотографиями. Нашлось даже несколько снимков схематического плана дома. Несомненно, этот план был далеко не полон, но тем не менее он позволил Брайсону и Елене узнать приблизительное местоположение и назначение многих внутренних помещений. В строительство было вложено около ста миллионов долларов, и здание представляло собой настоящее «жилище будущего». Дом был глубоко врезан в склон холма, так что большая часть помещений располагалась ниже уровня земли. Там был закрытый бассейн, теннисный корт, художественная галерея и домашний театр. Еще в особняке имелись конференц-залы и спортивные залы со множеством разнообразных тренажеров, кегельбан, стрелковый тир, баскетбольная площадка и поле для гольфа. Особое внимание Брайсон обратил на лужайку перед особняком. Лужайка выходила прямиком на берег озера, где были оборудованы два лодочных дока. Глубоко под лужайкой залегал гигантский железобетонный гараж.

Но одна подробность, касающаяся особняка Мэннинга, показалась Брайсону наиболее интересной. Весь дом был буквально набит электроникой, которая «заведовала» здесь всем. Все приборы, датчики и управляющие системы были связаны в единую сеть и имели двойную систему контроля – местную и удаленную. Удаленный контроль осуществлялся из штаб-квартиры «Систематикс» в Сиэтле. Дом был запрограммирован на то, чтобы осуществлять все прихоти его обитателей и гостей. Каждый посетитель снабжался электронной карточкой-визиткой, на которой были закодированы его предпочтения и вкусы, то, что ему нравится, и то, что ему не нравится: от картин и музыки до освещения в комнате и температуры воздуха. Сигналы, испускаемые карточкой, улавливались сотнями датчиков. Когда люди передвигались по дому, то в соответствии с их предпочтениями автоматически усиливался или приглушался свет, изменялась температура воздуха, из скрытых звуковых панелей доносилась музыка. В стены были вмонтированы видеоэкраны, для маскировки обрамленные багетными рамами. На них демонстрировались постоянно сменявшие друг друга произведения искусства из коллекции более чем в двадцать миллионов картин и прочих изображений, на которые Мэннинг негласно приобрел права. Таким образом, каждый посетитель особняка видел, что стены увешаны лишь его любимыми произведениями искусства – будь то русские иконы или Ван Гог, Пикассо или Моне, Кандинский или Вермеер. Судя по всему, разрешение у мониторов было настолько высоким, что гости бывали потрясены, узнав, что видят не подлинные картины, а лишь их видеоизображение.