Брайсон покачал головой.

– Пассивное поведение, очень типичное для части бюрократов от разведки. И потому меня отправили с очень рискованным заданием, за которое прочие разведслужбы просто не посмели бы взяться. Мне следовало проникнуть в этот институт. Я собрал собственную команду, составленную из специалистов по взлому и боевиков – туда входили и эти два парня. Мои работодатели составили список заказов: качественные снимки защитного оборудования, воздушных шлюзов, ферментационных баков, предназначенных для выращивания вирусов и вакцин. Но сильнее всего им хотелось получить образцы микробов – чашки Петри.

– О господи… Твои работодатели – но ты сказал, что прочие разведслужбы даже не пытались за это браться… Разве ЦРУ…

Брайсон пожал плечами:

– Оставим это.

«А впрочем, где та грань, на которой стоит остановиться?» – подумал он.

– Эти парни, братья Санджованни, должны были взять на себя часовых – как-нибудь ночью снять их, быстро и бесшумно. Они были боевиками, причем высочайшей категории. – Брайсон мрачно улыбнулся.

– И как твои боевики управились?

– Мы получили то, что хотели.

Пока Паоло лежал в беспамятстве, Лейла сходила к входной двери, вернула на место сломанную дужку и примостила замок так, чтобы он казался целым. Брайсон тем временем приглядывал за итальянцем. Минут через двадцать Паоло начал шевелиться, и глазные яблоки задвигались под опущенными веками. Потом он сдавленно застонал и открыл глаза, но взгляд его все еще оставался расфокусированным.

– Al e pasat tant timp di quand che jerin insieme a Novosibirsk, – сказал Брайсон. (Много лет прошло после Новосибирска.) – Я всегда знал, что понятия верности для тебя не существует. Где твой брат?

Глаза Паоло расширились.

– Кольридж, ты ублюдок!

Он попытался освободить руки и скривился: тонкий провод врезался ему в запястья. Итальянец прорычал сквозь испачканные кровью зубы:

– Bastard, tu mi fasis pensa a che vecie storie dal purcit, to tratin come un sior, a viodin di lui, i dan dut chel che a voe di ve, e dopo lu copin.

Брайсон улыбнулся и перевел для Лейлы:

– Он повторяет одну старую крестьянскую поговорку на фриульянском, насчет свиньи. Дескать, с ней носятся, кормят, холят и лелеют – а потом в один прекрасный день забивают на мясо.

– И кто в данный момент подразумевается под свиньей? – поинтересовалась Лейла. – Ты или он?

Брайсон повернулся обратно к Паоло и произнес пофриульянски:

– Мы сейчас сыграем в одну небольшую игру под названием «правда или последствия». Ты скажешь мне правду или столкнешься лицом к лицу с последствиями. Начнем с несложного вопроса: где твой брат?

– Нигде!

– Ну что ж, на один мой вопрос ты уже ответил – ты сообщил мне, что Никколо явился сюда вместе с тобой. Вы чуть не убили меня там, на площади. Так-то вы решили отблагодарить вашего прежнего руководителя?

– No soi ancimo freat dal dut! – проревел Паоло. (Я тебя еще не отблагодарил!) Он снова дернулся в путах и снова скривился.

– Нет, – с усмешкой отозвался Брайсон. – Как и я тебя. Кто вас нанял?

Итальянец плюнул Брайсону в лицо.

– Пошел на хрен! – крикнул он по-английски – одна из немногих английских фраз, которые он знал.

Брайсон стер плевок рукавом.

– Я спрошу тебя еще раз, и если не получу правдивого ответа – ключевое слово здесь «правдивый», – я буду вынужден воспользоваться вот этим, – и он продемонстрировал «беретту».

Лейла подступила поближе и негромко произнесла:

– Я пойду понаблюдаю за дверью. А то все эти вопли могут привлечь нежелательное внимание.

– Хорошая мысль, – кивнул Брайсон.

– Ну давай, убей меня! – насмешливо произнес наемник на своем родном языке. – Только это ничего не изменит. Здесь вокруг полно других. Возможно, мой брат будет иметь удовольствие прикончить тебя лично – это будет мой предсмертный подарок ему.

– О, я вовсе не собираюсь тебя убивать, – холодно отозвался Брайсон. – Ты – храбрый человек; я сам видел, как ты без страха смотрел смерти в лицо. Смерть тебя не пугает – это одна из причин, делающих тебя столь хорошим в своем ремесле.

Итальянец с подозрением сощурился: он пытался сообразить, что бы все это значило. Брайсон видел, как Паоло шевелит то ногами, то кистями рук, пробуя путы на прочность. Но слабины в них не было.

– Нет, – продолжил Брайсон. – Вместо этого я отниму у тебя единственное, что ты ценишь, – твою способность охотиться: неважно, на какую дичь, твоего драгоценного дикого кабана или на человека, за голову которого лжецы, втайне манипулирующие правительством, объявили награду.

Он на миг умолк и прицелился в колено наемника.

– Если ты лишишься одного колена, ты, конечно же, сможешь ходить – в наши дни протезирование достигло таких высот! Но ты наверняка не сможешь больше бегать. А если ты останешься без обоих колен… ну, это наверняка лишит тебя радости жизни, ведь верно?

Лицо убийцы залила мертвенная бледность.

– Ах ты, шкура продажная! – прошипел он.

– Это так они тебе сказали? И кому же, по их утверждению, я продался?

Паоло смотрел все так же вызывающе, но нижняя его губа дрожала.

– Итак, я спрашиваю еще раз. Подумай хорошенечко, прежде чем отказываться отвечать или пытаться лгать мне. Кто тебя нанял?

– Пошел на хрен!

Брайсон выстрелил. Итальянец закричал. Его штанина мгновенно окрасилась кровью. Похоже, большая часть его коленной чашечки просто перестала существовать. Отныне ему не светило наслаждаться охотой ни на человека, ни на животных. Паоло скорчился от боли и принялся пронзительным голосом выкрикивать ругательства на фриульяно.

Внезапно раздался треск двери, за ним последовал возглас какого-то мужчины и низкий, горловой выкрик Лейлы. Брайсон стремительно обернулся. Что случилось? Ее ударили? Он бросился к выходу и увидел в полумраке две сцепившиеся в схватке фигуры. Одна из них – Лейла, а кто второй? Брайсон вскинул пистолет и выкрикнул:

– Стоять – или ты покойник!

– Все в порядке, – долетел в ответ голос Лейлы. Брайсон почувствовал, как его захлестнула волна облегчения. – Ублюдок просто попытался пустить в ход грязные приемы.

Пришелец оказался братом Паоло, Никколо, и руки его уже были скручены за спиной. С шеи у него свисал провод – все, что осталось от гарроты, которую Лейла, очевидно, затянула у него на горле в то мгновение, когда итальянец ворвался в церковь. Проступившая на шее тонкая темно-красная полоса красноречиво свидетельствовала о том, что Никколо едва не сделался удавленником. На стороне Лейлы была внезапность, и женщина сумела воспользоваться этим преимуществом; она так искусно соорудила путы, что в результате чем сильнее Никколо старался освободить руки, тем туже затягивалась петля у него на горле. Но ноги у него, однако, не были связаны, и, даже лежа на полу, итальянец продолжал брыкаться и не оставлял попыток подняться.

Брайсон прыгнул на грудь Никколо, вышибив из того дух. Сильный удар и навалившаяся тяжесть на миг ошеломили наемника. Лейла воспользовалась предоставившейся возможностью, набросила провод сперва на колени, потом на лодыжки Никколо и крепко связала ему ноги. Никколо взревел, как взбесившийся бык, и его вопли вплелись в поток проклятий, которыми сыпал его брат, валяющийся в ризнице.

– Довольно! – с отвращением произнес Брайсон. Он оторвал от рубашки Никколо полосу ткани и, скомкав, засунул итальянцу в рот, чтобы заглушить его рев. Лейла притащила откуда-то моток прочной упаковочной ленты – наверное, из того же чулана, где она раздобыла провод, – и закрепила кляп, чтобы Никколо не мог его выплюнуть. Брайсон оторвал от рубашки Никколо еще кусок, вручил его Лейле и попросил позаботиться о втором брате.

Пока Лейла занималась этим делом, Брайсон оттащил Никколо в глубину нефа и засунул его в исповедальню.

– Твой брат только что получил рану, причем очень скверную, – сообщил Брайсон итальянцу, помахивая «береттой». – Но, как ты можешь слышать, он еще жив. Правда, он больше не сможет ходить.