Брайсон подумал, что тут убийца допустил промах. Этот человек явно был чужаком, работающим по найму, – а значит, вряд ли его кто-нибудь подстраховывает. Он наверняка действует на свой страх и риск. А вот штатного сотрудника Директората непременно прикрывали бы другие. Это было весьма ценной информацией, которую стоило иметь в виду.

Брайсон свернул в сторону пустынной автостоянки, в дальний ее конец, где обычно стояли возвращенные автомобили. Ник остановил машину там, где было велено. Он повернул было голову вправо, чтобы обратиться с своему спутнику, и тут же почувствовал, как пистолетное дуло больно врезалось в висок: профессионал не собирался скрывать своего неудовольствия.

– Не шевелись! – раздался стальной голос.

Вернув голову в прежнее положение и глядя прямо перед собой, Брайсон поинтересовался:

– Почему бы вам, по крайней мере, не покончить с этим побыстрее?

– Потому что сейчас ты чувствуешь то, что чувствовали другие, – отозвался профессионал. Похоже, это его забавляло. – Страх, ощущение тщетности всех твоих усилий, безнадежность. Смирение с неизбежным.

– По-моему, вы слишком много философствуете. Могу поспорить – вы даже не знаете, кто выписывает вам чеки на оплату.

– До тех пор, пока мне по ним платят, меня это особо не волнует.

– Вне зависимости от того, кто они такие и что делают, – негромко произнес Брайсон. – Вне зависимости от того, работают они на США или против.

– Я уже сказал: до тех пор, пока мои чеки оплачивают, меня это не волнует. Я не лезу в политику.

– Отличный образ мыслей. После нас – хоть потоп.

– Такая уж у нас работа.

– Вовсе не обязательно доводить до этого.

Брайсон сделал многозначительную паузу.

– Не обязательно, если мы сумеем найти общий язык. Все мы кое-что припрятываем. От нас этого ожидают. Дискреционные счета, предоставленные в твое распоряжение, возмещаемые расходы – завышенные, конечно. Проценты с этих сумм откладываются, отмываются и выгодно помещаются. Деньги должны работать на хозяина. И я хочу, чтобы они поработали на меня прямо сейчас.

– Чтобы выкупить тебе жизнь, – понимающе отозвался убийца. – Но ты, похоже, подзабыл, что я зарабатываю на жизнь не только на тебе. Может, у тебя и вправду неплохой счет, – но у них целый чертов банк. А против конторы одиночке не вытянуть.

– Да, против конторы одиночке не вытянуть, – согласился Брайсон. – Но тебе и не нужно этого делать. Ты просто доложишь, что объект оказался даже лучше, чем тебе рассказывали, – еще опытнее. Умудрился уйти. О господи, ну этот мужик хорош! Они не усомнятся в твоих словах – они сами хотят в это верить. Ты сохраняешь свой аванс, свой задаток, а я удваиваю сумму гонорара. Договоримся, как деловые люди, приятель.

– В наше время за счетами очень тщательно следят, Брайсон. С тех пор, как ты ушел из дела, многое изменилось. Все расчеты ведутся через компьютер, и перемещение денег теперь легко отследить.

– Наличные следов не оставляют, если их не пометить.

– В наши дни следы оставляет все, и ты сам это знаешь. Извини, но мне надо выполнять свою работу. И на этот раз мы имеем дело с обыкновенным самоубийством. Понимаешь, у тебя развилась депрессия. Никакой личной жизни, заслуживающей упоминания, у тебя нет, а академическим кущам никогда не сравниться с напряженной шпионской работой. Твоя клиническая депрессия была засвидетельствована видным психиатром и психофармакологом…

– Извини, но с психиатром я встречался всего раз в жизни, много лет назад, когда поступал на военную службу.

– Несколько дней назад, – с мрачной усмешкой в голосе поправил его убийца. – Ты уже больше года состоишь на учете у психиатра.

– Что за чушь!

– В наше время компьютеризации возможно все. Рецепты тоже все на месте: тебе выписывали антидепрессанты, и ты их покупал, наряду с успокоительными препаратами и снотворным. А в твоем домашнем компьютере, насколько я понимаю, найдут предсмертную записку.

– Предсмертные записки обычно пишут от руки, а не печатают на машинке и не набивают в компьютер.

– Охотно верю. Я вижу, мы оба поднаторели в имитации самоубийств. Но можешь мне поверить, в этом деле никто копаться не станет. И никакого вскрытия не будет. Родственников, которые могли бы потребовать провести аутопсию, у тебя нет.

Слова профессионала, – хоть он, несомненно, просто повторял то, что ему сказали, – причинили Брайсону боль. Убийца сказал правду: с тех пор, как Елена покинула его, у Ника не осталось родственников. «Точнее говоря, с тех пор, как Директорат убил моих родителей», – с горечью подумал он.

– Но должен признать, я был польщен, получив это задание, – подытожил убийца. – В конце концов, они сказали, что ты был одним из лучших агентов-оперативников.

– А как ты думаешь, почему это задание поручили именно тебе? – поинтересовался Брайсон.

– Не знаю и знать не хочу. Меня это не интересует. Работа есть работа.

– И ты думаешь, что надолго меня переживешь? Что тебе позволят бродить и трепать языком? Откуда им знать, что я успел тебе наговорить? Ты что, всерьез надеешься остаться в живых?

– Да плевал я! – неубедительно огрызнулся профи.

– Нет, я не думаю, чтобы твои работодатели вообще намеревались оставить тебя в живых, – мрачно протянул Брайсон. – Мало ли, что я мог тебе растрепать…

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил убийца после короткой неуютной паузы. Похоже, он наконец-то заколебался. Брайсон почувствовал, как давление пистолетного дула на мгновение исчезло. Одна-две секунды нерешительности со стороны предполагаемого убийцы – вот все, что было нужно Нику. Его левая рука тихо, плавно соскользнула с руля и нырнула за спину. Готово! Он добрался до «глока»! Не оборачиваясь, Брайсон несколько раз выстрелил назад, быстро нажимая на спусковой крючок. Салон автомобиля наполнился оглушительным грохотом; крупнокалиберные пули кромсали обшивку в клочья. Попал ли он в убийцу? Брайсон стремительно развернулся, не выпуская пистолет из рук, и понял, что его непрошеный спутник мертв: пуля снесла ему половину черепа.

На этот раз они встретились в Лэнгли, на седьмом этаже нового здания агентства, в кабинете Данне. Стандартные процедуры были отодвинуты в сторону, и Брайсона пропустили в штаб-квартиру ЦРУ с минимумом церемоний.

– И почему меня не удивляет, что парни из Директората объявили на вас охоту? – поинтересовался Гарри Данне с хриплым смешком, тут же сменившимся привычным кашлем. – Только они, кажется, забыли, с кем имеют дело.

– Это в каком смысле?

– Да в таком, Брайсон, что вы лучше любого их человека, которого они могут на вас натравить. Боже милостивый! Теперь эти гребаные ковбои будут знать, с кем имеют дело!

– Они также знают, что им не хочется видеть меня здесь, в этом здании и этом кабинете, – и эта мысль здорово подтачивает мое мужество.

– Главное, чтобы было что подтачивать, – отозвался Данне. – Но они заодно знают, как держать вас в изоляции. Вам неизвестны их настоящие имена – одни лишь легенды. А с них, конечно, пользы просто немерено. Особенно если учесть, что эти легенды предназначены – или были предназначены – для внутреннего пользования Директората и с нашей собственной базой данных никак не пересекаются. Взять хоть того же Просперо, о котором вы упоминали.

– Я же вам уже сказал: это все, что мне о нем известно. Кроме того, это было пятнадцать лет назад. Для оперативной работы это все равно что геологическая эпоха. Я полагаю, что Просперо был датчанином или, по крайней мере, имел датские корни. Очень изобретательный оперативник.

– Лучшие художники-портретисты ЦРУ нарисовали портрет по вашему описанию, и теперь мы пытаемся отыскать кого-нибудь похожего среди хранящихся в архивах фотографий, карандашных набросков и словесных описаний. Но наше программное обеспечение все еще недостаточно приспособлено для нужд разведки. Так что эта тяжелейшая работа ведется почти наудачу. И пока что у нас нашлась только одна зацепка. Тот парень, с которым вы вместе вели в Шанхае одно очень щепетильное дельце об эксфильтрации…