Здесь уместно будет сформулировать несколько подытоживающих положений.

На основании условий развития труда и соответствующих ему средств производства экономическая структура общества, т. е. способ производства предметов потребления, во-первых, непосредственно обусловливает в этой искусственной среде всю остальную практическую деятельность членов общества и развитие разных видов этой деятельности в том процессе, который мы именуем историей. Л это означает образование, столкновение, борьбу и уничтожение классов; соответственное развитие регулирующих отношений как в области права, так н в области нравственности, а также причины и формы подчинения одних людей другим путем применения силы и власти — т. е. все, что в конечном счете лежит в основе государства и составляет его сущность. Во-вторых, экономическая структура определяет направление и — в значительной мере и косвенно — объекты воображения и мысли в сфере искусства, религии и науки.

Продукты первой и второй степени, в силу того, что они вызывают к жизни определенные интересы, порождают определенные привычки и объединяют людей, определяя их намерения и наклонности, имеют тенденцию к тому, чтобы укрепиться и изолироваться в качестве самодовлеющих явлений; отсюда и берет свое начало тот эмпирический взгляд, согласно которому различные независимые факторы, обладающие собственной действенной силой и собственным ритмом движения, якобы содействуют развитию исторического процесса и последовательно проистекающих из него форм общественного устройства.

Подлинными и позитивными факторами истории — если только следует употреблять слово «фактор» — начиная с момента исчезновения первобытного коммунизма и до наших дней были и продолжают быть общественные классы, поскольку они основываются на различии интересов, которые находят свое выражение в определенных проявлениях и формах противодействия (откуда и возникают столкновения, движения, процесс развития и прогресс).

То или иное изменение экономической структуры общества, которое на первый взгляд явственно проявляется в кипении страстей, сознательно осуществляется в борьбе за или против того или иного нрава и приводит к ломке и крушению определенного политического строя — находит, по сути, свое адекватное выражение лишь в изменении отношений, существующих между различными общественными классами. А эти отношения меняются в связи с изменениями отношений, существовавших ранее между производительностью труда и условиями (политико-юридическими), в которых находятся люди в процессе труда.

И, наконец, эти отношения между производительностью труда и соподчинением тех, кто в нем участвует, меняются с изменением необходимых для производства орудий (в широком смысле этого слова). Процесс развития и прогресс техники является одновременно и отличительным признаком и условием любого иного процесса развития и прогресса.

Общество является для нас некоей данной величиной, которую мы не можем разложить на составные части иначе как путем анализа, с помощью которого сложные формы приводятся к простейшим, а современные формы— к древнейшим; при этом, однако, мы не выходим за рамки существующего общества.

История является не чем иным, как историей общества, иначе говоря: историей изменений совместной деятельности людей, начиная от примитивной орды, вплоть до современного государства, от непосредственной борьбы с природой, которая велась с помощью немногочисленных и простейших орудий, до нынешней экономической структуры, которая характеризуется полярной противоположностью между накопленным трудом (капиталом) и живым трудом (пролетариями). Сводить весь комплекс общественных явлений к простым индивидам и воссоздавать его затем на основе свободных и произвольных актов мышления — создавать, иначе говоря, общество на основе рассуждений — это значит не понимать объективной природы и имманентных законов исторического процесса.

Революции, в самом широком, а также в конкретном смысле этого слова, означающем свержение того или иного политического строя,— вот что является подлинными вехами исторических эпох. Если рассматривать эти революции издалека, в их составных элементах, в процессе их подготовки и в их проявляющих себя длительное время результатах, то может показаться, что они являются моментами постоянной эволюции, претерпевающей минимум изменений; но если рассматривать их по существу, то они предстают в виде явных и четко выраженных катастроф, и лишь в качестве таковых они носят характер исторического события.

Итак, и нравственность, и искусство, и религия, и наука являются, стало быть, продуктами экономических условий? И даже показателями различных категорий этих условий? Иначе говоря, являются украшением, излучением и отражением материальных интересов?

Такие или подобного рода утверждения, изложенные в столь грубой и прямолинейной форме, давно уже передаются из уст в уста и льют воду на мельницу противников материализма, использующих их в качестве удобного пугала. Ленивцы, которых насчитывается множество и среди так называемых представителей интеллигенции, охотно довольствуются принятием подобных утверждений, уподобляясь тем примитивным умам, что ищут убежища для своего невежества. Как это должно быть удобно и отрадно для всех нерадивых и не умеющих думать: получить в один прекрасный день изложенной в виде резюме из нескольких предложений всю науку познания и проникнугь затем при помощи одного — единственного ключа во все тайны жизни! Свести все вопросы этики, эстетики, филологии, исторической критики и философии к одному — единственному вопросу, избавившись от всего того, над чем надо ломать себе голову! Следуя по такому пути, простаки от науки могли бы, пожалуй, низвести всю историю к простой арифметике, а какая-нибудь новая оригинальная трактовка Данте могла бы представить нам «Божественную комедию» с иллюстрациями в виде счетов на сукно, которые бойкие флорентийские купцы продавали с превеликой для себя выгодой!

Дело, иначе говоря, заключается в том, что теоретические утверждения, обобщающие те или иные вопросы, весьма легко превращаются в вульгарные парадоксы в головах тех, кто не привык преодолевать трудности мышления путем методического использования соответствующих средств. Что касается сущности и конкретных аспектов этих вопросов, то я коснусь их лишь вкратце и в общих чертах, ибо я не собираюсь, право же, descriver fondo all'universo (описывать основание вселенной) в этом кратком очерке, не претендующем на то, чтобы стать энциклопедией.

* * *

Коснемся, прежде всего, морали.

Я не имею в виду религиозные или философские системы или катехизисы. И те и другие существовали и существуют в большинстве случаев вне обычной сферы мирских человеческих дел, точно так же как утопии стоят над реальной действительностью. Я не имею в виду и те формальные анализы этических отношений, которые достигли такой изощренности, начиная от софистов и кончая Гер-бартом. Все это наука, а не жизнь. И притом наука формальная, как логика, как геометрия и как грамматика. Гербарт, последним давший глубокое определение этим этическим отношениям, хорошо понимал, что идеи, т. е. формальные точки зрения нравственного суждения, сами по себе являются бессильными. Поэтому сущность этики он усматривал в обусловленности жизни ее обстоятельствами и в педагогическом формировании характера. Его можно было бы отождествить с Оуэном, если бы он не был ретроградом.

Я имею в виду ту мораль, которая прозаически существует в эмпирической и обыденной форме в склонностях, привычках, обычаях, советах, суждениях и оценках простых людей. Я имею в виду ту мораль, которая, оказывая влияние, побуждая или сдерживая, достигает различной стадии развития и проявляется более или менее явно, но фрагментарно у всех людей и у каждого в отдельности; обусловливается это тем, что, живя в человеческом сообществе и занимая в нем определенное положение, каждый человек естественно и по необходимости размышляет о собственных действиях и о действиях других и выносит те или иные суждения и оценки, складывающиеся в первейшие основы общих принципов.