* * *

Исчезнет ли когда-либо эта ирония человеческих судеб? Станет ли когда-либо возможной такая форма ассоциации, которая создаст условия для полного и всестороннего развития человеческих способностей, в результате чего последующий исторический процесс приобретет характер подлинной и действительной эволюции? Возможно ли, что все люди станут, говоря языком любителей громких фраз, гуманными? Действительно ли в тот период, когда коммунистическое производство устранит противоречия, которые являются в настоящее время причиной и следствием экономических различий, труд человека достигнет высшей степени продуктивности и интенсивности в процессе коллективного труда, п в то же время каждый отдельный человек, развивая свою энергию, получит полную свободу проявить все свои индивидуальные способности?

В утвердительных ответах на эти вопросы заключается все то, что критический коммунизм говорит о будущем, т. е. то, что он предсказывает относительно будущего. Но он делает это не так, как если бы он обсуждал какую-то абстрактную возможность или стремился осуществить на практике такое положение вещей, на которое он надеется и которого он горячо желает. Он говорит о будущем и предсказывает его потому, что возвещает о событии, которое неизбежно наступит в силу необходимости, заключенной в самом историческом развитии, рассматриваемом и исследуемом отныне в самой сущности — своей экономической основе.

«Только при таком порядке вещей, когда не будет больше классов и классового антагонизма, социальные эволюции перестанут быть политическими революциями» [83].

«На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех» [84].

«Буржуазные производственные отношения, это — последняя антагонистическая форма общественного процесса производства, антагонистическая не в смысле индивидуального антагонизма, а в смысле антагонизма, вырастающего из общественных условий жизни индивидуумов; но развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма. Этой общественной формацией завершается поэтому предыстория человеческого общества» [85].

«Раз общество возьмет во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продуктов над производителями. Анархия внутри общественного производства заменяется плановой, сознательной организацией. Прекращается борьба за отдельное существование. Тем самым человек теперь — в известном смысле окончательно — выделяется из царства животных и из звериных условий существования переходит в условия действительно человеческие. Условия жизни, окружающие людей и до сих пор над ними господствовавшие, теперь подпадают под власть и контроль людей, которые впервые становятся действительными и сознательными повелителями природы, потому что они становятся господами своей обобществленной жизни. Законы их собственных общественных действий, противостоявшие людям до сих пор как чуждые, господствующие над ними законы природы, будут применяться людьми с полным знанием дела, следовательно, будут подчинены их господству. Общественное бытие людей, противостоявшее им до сих пор как навязанное свыше природой и историей, становится теперь их собственным свободным делом. Объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самого человека. И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в значительной и все возрастающей степени и те следствия, которых они желают. Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы...

Совершить этот освобождающий мир подвиг — таково историческое призвание современного пролетариата» [86].

Если бы Маркс и Энгельс были когда-либо фразерами, если бы их ум не выработал в себе величайшей осторожности путем повседневного и кропотливого использования и применения научных методов, если бы постоянное соприкосновение с многочисленными заговорщиками и фантазерами не вселило в них отвращение ко всякой утопии, противодействуя которой они доходили до педантизма,— подобные высказывания могли бы показаться гениальными парадоксами, ускользающими от критического расследования. Но эти положения являются как бы заключением, фактическим выводом из учения об историческом материализме. Они представляют собой прямой результат критики политической экономии и применения диалектики к истории.

В этих утверждениях, которые, впрочем, могут быть развиты, как я буду иметь случай показать в другом месте, заключается единственно возможное предвидение будущего, не являющееся и не желающее быть ни романом, ни утопией. И в этих именно утверждениях содержится достаточно полный и окончательный ответ на вопрос, которым начинается данная глава: имеется ли в конце концов фактически в рядах исторических событий какой-либо смысл и значение?

Здесь я кончаю, ибо, на мой взгляд, для предварительного объяснения этого достаточно.

Рим, 10 марта 1896 года.

А. ЛАБРИОЛА

ОЧЕРКИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ ИСТОРИИ ВЫПУСК 25

Редакторы К. Г. Сазонов и А. П. Поляков

Оформление художника И. К. Вайтодорова Технический редактор Е. М. Сербии Ответственные корректоры 3. П. Баранова и Н. Н. Рощупкина

Сдано в набор 3 сентября 1959 г. Подписано к печати 23 января i960 г. Формат 84 X 1087з2. Физ. печ. л. б'Д. Условн. печ. л. 11,$К ¥ч.-изд. л. 10,48. А. 01512. Тираж 65 тыс. экз. Заказ № 833. Цен*Г^ р. 40 к. . ~-Государственное издательство политической литература. ■,< \ Москва, Д-47, Миусская пл., 7. ^- ^ >

Типография «Красный пролетарий» Госполитиздата Министерства культуры СССР. Москва, Краснопролетарская, 16.