Уилмот при всем своем эгоизме и бонвиванстве господина средних лет был человеком долга и прежде всего подумал, что такую редкую возможность следовало бы предоставить королю. Но будучи уверен, что Карл в Уэльсе, он решил воспользоваться ею сам и уже назначил отъезд в Эбботс Ли на следующее утро. Получив сообщение, что Карл ждет его, он немедленно отменил все приготовления.

Королю сразу же следует отправляться в Мозли-Холл. Туда же подъедет и Уилмот, и они выработают детали дальнейшего маршрута. Джон Пендерелл вновь отправился в Боскобел, на этот раз за королем, который. провел мирный воскресный день в молитвах, а затем удалился с книгой в укромный сад. С утра у него, правда, неожиданно пошла кровь носом, но потом кровотечение прекратилось, и он с энтузиазмом выслушал новости.

Карл был готов, не теряя ни минуты, отправиться в Мозли в сопровождении минимального эскорта, но Пен-дереллы, искушенные в подпольных делах, сочли, что лучше взять людей побольше — на случай столкновения с солдатами, прочесывающими местность. Решено было, что с Карлом отправятся все братья и еще кое-кто, однако план пешей прогулки до Мозли Карл отверг со всей решительностью: ссадины на ногах у него только-только зажили. Пришлось согласиться. Пендереллы отыскали для него старое седло — до окрестностей своего нового убежища он поедет на рабочей лошади Хамфри. А уж остаток пути, никуда не денешься, придется проделать пешком. В окружении Пендереллов, каждый из которых был вооружен либо пикой, либо вилами, Карл взгромоздился на самую жалкую, по его собственным словам, клячу, на которой ему когда-либо приходилось ездить.

Хамфри не полез за словом в карман: «Разве можно, сир, винить лошадь за то, что она тяжело идет, если у нее на спине три королевства?»

Если Карл и улыбнулся, то через некоторое время улыбка с его лица сошла. Процессия доехала до места, откуда надо было продолжать путь пешком. Карл спрыгнул с седла и устремился было — со скоростью, какую только мог себе позволить, — в путь, но тут же опомнился. Пендереллы все поставили на карту, лишь бы выручить из беды своего беглого монарха, а он и слова на прощание не сказал. Карл повернул назад и догнал уже удаляющихся братьев.

— И он протянул Пендереллам руку для поцелуя.

Выполнив свой долг, Карл захромал в сторону проводников. Вскоре он оказался в поле зрения мистера Уитгрива, ожидавшего гостей в вишневом саду. Карл был загримирован настолько удачно, что хозяин узнал его только из-за спутников. Едва король оказался в доме, как его провели наверх, к Уилмоту, а затем — в «нору для священников». Это было относительно просторное, хотя и темное, душное помещение с двойным укрытием: одно — обшитая деревянными панелями стена спальни, другое — находящаяся сразу за ней ложная дверца посудного шкафа. В ближайшие дни ей еще предстоит доказать свою эффективность, а пока Карл, вполне удовлетворенный своим новым убежищем, разговорился с хозяевами. Служка мистера Уитгрива омыл ему ноги, и Карл, явно повеселев, заметил, что, если Богу будет угодно дать ему еще одну десятитысячную армию хороших и верных солдат, он наверняка вернет себе трон.

Все участники свиты короля, за исключением Джона Пендерелла, пошли по домам. Наутро большинство слуг отправились с различными поручениями в Мозли. Карлу представили старую миссис Уитгрив. Чуть позднее он имел возможность наблюдать, как она обихаживает — перевязывает раны, кормит — г— его прежних солдат, ныне бредущих проселочными дорогами в Шотландию. Это было печальное зрелище, и, быть может, под его впечатлением и из-за оказавшегося свободного времени Карл вдруг разоткровенничался со своими хозяевами и принялся рассказывать им о жизни в Шотландии и о событиях, приведших к сражению при Уорчестере.

Помимо всего прочего, в Мозли Карлу выпала возможность потолковать о разных предметах с местным священником, отцом Джоном Хаддлстоуном. Монарх рылся в его книгах и манускриптах, особое внимание уделив «Короткому и ясному пути к вере и церкви» — католическому трактату, принадлежащему перу родного дяди Хаддлстоуна. Книга эта, судя по всему, произвела на него сильнейшее впечатление. «Выводы настолько убедительны, что опровергнуть их просто невозможно». Это было исключительно сильное заявление в устах главы англиканской церкви; в иных обстоятельствах оно могло бы кого-то и покоробить, но беглецу, укрывшемуся в Мозли-Холле, было не до дипломатии и теологических дебатов. Жизнь его зависела от доброй воли подданных-католиков, и об этом он не имел права забывать. Добросердечие — вот лучшее обличье короля, что он в очередной раз и продемонстрировал в местной часовне. «Чудесная церквушка», заметил Карл, и действительно, алтарь и все убранство напоминали ему о детстве, когда он молился в такой же церкви. Хаддлстоун был попросту очарован королем. «В каком-то смысле вате величество находится в том же положении, что и я, — кругом угрозы и опасности, — сказал он и добавил: — Надеюсь, Бог, который привел вас сюда, здесь же вас и оборонит».

Сказано это было скорее всего вполне искренне, однако шансы Карла вернуться на трон были, казалось, грубо порушены, когда однажды в полдень по лестнице взлетела служанка с криком: «Солдаты! Здесь солдаты!» В Уайтле-дисе было уже все перевернуто вверх дном, теперь пришла очередь Мозли-Холла. Карла немедленно засунули в «нору для священников», Уитгрив же, разумно распорядившись распахнуть настежь почти все двери, спокойно вышел навстречу отряду. Поначалу с ним обошлись довольно грубо, но когда он пояснил, что здоровье не позволяет ему принимать участия в общественной жизни и тем более укрывать беглецов, солдаты недовольно удалились. Мужество и самообладание этого человека спасли королю жизнь. В то же время стало ясно, что пора отсюда уезжать. В полночь появился полковник Лейн, изъявивший готовность проводить Карла к себе в Бентли. Первый и самый тяжелый этап путешествия короля близился к концу. Доныне он всего лишь двигался по замкнутому кругу, но теперь, оставляя преданных бедняков-католиков и переходя под крыло дворян-роялистов, должен будет демонстрировать не только мужество и физическую выносливость, но также ум и дипломатические способности.

По прибытии в Бентли было решено, что на рассвете Карл продолжит путь в Эбботс Ли в сопровождении Джейн Лейн, а также ее кузена Генри Лэссела и сестры с мужем, мистера и миссис Петре. Полковник приготовил для Карла — или, как его теперь стали называть, «Уильяма Джексона» — костюм и плащ, какие обычно носили сыновья фермеров-арендаторов, однако эта маскировка, помимо преимуществ, таила в себе и некоторую угрозу. Король Англии был весьма мало знаком с жизнью рядовых фермеров, а ведь подозрения могла возбудить малейшая неточность. К примеру, он явно не так, как следовало, подсадил Джейн Лейн в седло, на что ему и указал полковник. А вскоре Карлу предстояло столкнуться с иными, уже более серьезными трудностями. Путники направлялись к дому одного из друзей полковника, жившего в Лонг-Марстоне, деревушке под Стратфордом, примерно в сорока милях от Бентли. Все шло как по маслу до тех пор, пока сразу после полудня у лошади, на которой ехали король и Джейн, не сломалась подкова. Позаботиться о ее замене явно должен был Карл, то есть «Уильям Джексон». Но это означало, что нужно говорить с местным кузнецом. Предприятие было явно небезопасное, но тут в Карле заговорил актер, и впоследствии он описал эту историю в виде остроумного и сделавшегося весьма популярным анекдота:

«Придерживая ногу лошади, я спросил у кузнеца, что нового. Он сказал, что с тех пор, как побили этих негодяев — шотландцев, ничего не слышно. А как насчет англичан, продолжал я расспросы, из тех, что стали на сторону шотландцев, никого не схватили? Да кого-то вроде взяли, откликнулся кузнец, но этому подлецу Карлу Стюарту удалось скрыться. На что я заметил, что если негодяя найдут, то он заслуживает веревки больше, чем кто бы то ни было другой, ведь это он привел сюда шотландцев. Кузнец назвал меня честным малым, и на том мы расстались».