Решено было провести коронацию так, чтобы разогреть насколько возможно патриотические чувства людей. Назначенная на 1 января 1651 года в Сконе, она готовилась с большим тщанием. В церкви установили платформу в шесть футов высотой — как подставку для трона; чехол из алого шелка лишь подчеркивал его великолепие. Самому Карлу дали возможность надеть пышную мантию. Едва королевская процессия появилась в церкви, как Аргилл взял тяжелую, в жемчуге, корону, которую ему вскоре предстояло водрузить на голову монарха. Другие пэры несли позолоченные шпоры и королевский жезл; впрочем, вся церемония имела отчетливо пресвитерианский оттенок. Никакого тебе помазания, все это предрассудки, а необходимый элемент покаяния и исповедания был привнесен неким Джоном Миддлтоном, солдатом, который в качестве платы за возвращение под сень «Ковенанта» совершил покаяние, облачившись в рубище. Церемония была длинной и торжественно-мрачной. Вел ее секретарь Генеральной ассамблеи Роберт Дуглас, человек, который не упускал возможности поразмышлять о греховности людской природы. Разве мог он противостоять искушению поразглаголь-ствовать о непостоянстве земных царей и дурных деяниях, доведших Шотландию до ее нынешнего прискорбного состояния? Все есть грех, все есть тьма, и, торжествующе заключил Дуглас, «любой король, надевающий корону, должен помнить, что это всего лишь тлен».
Однако самый торжественный миг коронации еще не наступил. Сначала предстояло вытерпеть процедуру публичной казни. Были зачитаны вслух соглашения, подготовленные «Ковенантом», и Карл в присутствии всей шотландской знати опустился на колени и подписал их. Далее, усугубляя унижение, его заставили повторить клятву, которую он уже был вынужден дать несколько месяцев назад, — клятва эта была условием его приезда в Шотландию. И вновь Карл без колебаний сделал то, что от него требовалось. Лишь пережив это бесчестие, он заслужил право быть представленным народу в качестве «бесспорного законного наследника престола». Собравшиеся хором возгласили: «Боже, спаси короля». Карл, став на колени, воздел руки к небу и поклялся «Вечным и Всемогущим Богом, который живет среди нас и правит нами», что будет защищать религию и законы Шотландии. Можно было принимать корону. Аргилл водрузил ее на голову короля под молитву священников об очищении этого знака королевской власти от древнего греха. В конце концов, после еще одной церемонии и новых молений, Карл вернулся к себе во дворец. По воспоминаниям одного священника, он сыграл свою роль «весьма серьезно и ответственно, так что никому и в голову не пришло усомниться в его искренности».
Коронационный пир с куропатками, телятиной и лососиной несколько компенсировал угрюмую атмосферу лицемерия, однако же, пока гости набивали брюхо, Аргилл вновь вернулся к перспективам брака своей дочери и новоявленного монарха. Но с возвышением Карла влияние маркиза, напротив, уменьшалось, и династические планы его были, откровенно говоря, построены на песке. Для молодого короля в женитьбе на шотландке не было никаких выгод. Иное дело — английский брак, ои может помочь ему найти союзников в Европе. Карл прекрасно отдавал себе в этом отчет. Он опять заявил, что в любом случае должен заручиться согласием матери, и направил к Генриетте Марии во Францию некоего Сайласа Титуса. Королева проявила совершенно несвойственный ей такт. В принципе, писала она сыну, у нее нет никаких возражений против его женитьбы на представительнице семьи Аргиллов. В браке короля и подданной нет «ничего нового или необычного»; иное дело, что этот конкретный брак вызовет ревность в Шотландии, ну, а что касается англичан, то с ними на эту тему вообще не стоит заговаривать. В общем, заключала Генриетта Мария, в сложившихся обстоятельствах лучше всего потянуть время.
Ведя эти сложные переговоры, Карл одновременно уделял немало времени и энергии формированию новой шотландской армии, с помощью которой рассчитывал вышвырнуть из страны Кромвеля и вернуться на английский трон. Лентяй, которого, бывало, бранил Хайд, превратился в человека действия. Сэр Ричард Фэншоу писал, что суждения Карла в делах как гражданских, так и военных отличаются такой зрелостью, а действия такой энергией, что не поверишь, будто можно столь перемениться за какие-то несколько месяцев. Теперь он «повсюду и везде первый. Он вездесущ — быть может, даже слишком. Он идет навстречу любой опасности, разъезжает повсюду и остается на ногах с утра до вечера». Карл вникал в любую деталь, а природное обаяние немало помогало ему. Так, вождям горцев было приказано собрать налоги. Карл самолично проинспектировал гарнизоны, посетил множество городов, сформировал военный комитет. Ведя переговоры о привлечении к делам старых приверженцев своего отца, Карл сменил язык приказов на язык дипломатии. Формально разговоры о «нечестивых» умолкли. Все теперь собрались под знамена короля, и уже к маю 1651 года в Шотландии под ружьем была двадцатитысячная армия. Такому успеху нельзя не радоваться, писал настоятель Туамского монастыря, отмечая, что власть короля сделалась «абсолютной». «Учитываются все интересы, удовлетворены все фракции, никто не демонстрирует амбиций, армия укомплектована, дух солдат высок».
Отряды стали лагерем в Стерлинге и под руководством Лесли начали готовиться к боевым действиям. Тактика была избрана простая. Армии Кромвеля не хватает провизии, а от дома она далеко. Ее можно уморить голодом. Кромвель и сам вполне осознавал нависшую угрозу и, превозмогая болезнь, собрал все мужество и хитрость, накопленные за долгие годы борьбы. Он пересек Форт, маршем прошел через Файф, за какой-то день взял штурмом Перт и таким образом рассек армию противника надвое, заодно лишив ее возможности подвозить продовольствие. Оставалось ждать, какой из шагов предпримет Карл. Кромвелю был на руку любой. Отступление на запад, в горы, будет фактически означать капитуляцию. Если же молодой король отважится на сражение в Шотландии, его неопытные солдаты сойдутся с одной из самых мощных и свирепых армий в Европе. Ну и наконец, бросок на территорию Англии — всего лишь акт юношеского безрассудства.
Тем не менее Карл избрал именно этот путь. Попытка Аргилла отговорить его оказалась тщетной, и он в отчаянии удалился на покой. Другие, однако, последовали за королем — и что же? Крупные силы, столь охотно собравшиеся под одни знамена, начали таять на глазах. Кромвель с удвоенной энергией устремился за остатками армии, тем более что в его распоряжении оказалась информация, поступающая из недр столь удачно организованной им разведки. В марте его агенты перехватили некоего Айзека Бир-кенхенда, гонца, которого Карл отправил к своим друзьям в Англию. При нем оказалось письмо, содержащее наряду с важными сведениями, касающимися подготовки Карла к боевым действиям, некоторые небесполезные имена. Были произведены аресты, выплыли многие секреты, обнаружилась дополнительная переписка. Теперь парламентарии располагали всеми сведениями, включая ключи к шифрам и имена многих поклявшихся в верности королю. Около двух тысяч из них были арестованы, в Англии введено военное положение. Полиция встала под ружье, у тайных роялистов и католиков были реквизированы лошади и вооружение, многим пришлось покинуть свои дома. Треть их собственности переходила информаторам Кромвеля, тех же, кто дезертировал в Шотландию, ждала смертная казнь.
На пути к английской границе Карл потерял почти половину первоначального состава своей армии. Желающих стать на место дезертиров почти не было, и когда король, подойдя к Карлайлу, потребовал капитуляции, его встретило холодное презрение. Боевой дух солдат и офицеров стремительно падал, самые проницательные предвидели трагическую развязку. «Честно говоря, трудно сказать, писал один из них, — чего у нас больше, страха или надежды, но одно чувство разделяют все: отчаяние, то есть мы должны либо до конца бороться, либо умереть». По мере продвижения армии на юг разочарование все возрастало. Чтобы рассчитывать хоть на какой-то успех, необходима была поддержка изнутри, но было несколько явных причин, из-за которых англичане не желали выступать на стороне своего короля. Многих удерживал здравый смысл — ясно ведь, что Карл входил на территорию Англии с ошметками уже побежденной армии. Его продвижение менее всего напоминало триумфальный марш, денег на наемников у него не было. А силы парламента — и это знали все — находились в прямо противоположном положении, ибо новая налоговая система позволяла содержать большую и опытную армию. Тот, кто поступал на военную службу, мог рассчитывать на хорошее и регулярное содержание. В целом у Кромвеля под ружьем было около 50 тысяч солдат. Но самое главное — страна устала от войн. Ничего, кроме беды, от Шотландии ожидать не приходилось, самих же шотландцев в Англии либо боялись, либо презирали, и большинство роялистов предпочитало просто пересидеть тяжелые времена: это куда спокойнее самоубийственной верности королю.
